Он усадил американку в мягкое кресло у низенького столика с журналами. Эллен взяла один из них — с огромной фотографией Луны на обложке.
— Ах, Луна! — сказала она. — Что вы о ней подумаете?
— Это планета загадок, такая близкая, прекрасно видимая и неразгаданная.
— Вам хочется разгадать тайну ее прошлого?
— И подумать о ее будущем.
— О-о! Даже будущее? — сощурилась Эллен. — Нужны гадальные карты?
— Карты? Только географические. Они доведут нас до самого края диска. За него так заманчиво заглянуть…
— Как романтично! — почти искренне воскликнула Эллен. — А вам не жаль расстаться с Землей?
— На Луну стоит лететь лишь во имя Земли. Это ее седьмой континент, последнее белое пятно! Ведь Земля и Луна — это единая двухпланетная система. Мы рискуем меньше, чем Колумб, искавший Индию.
— Ваша Индия — в небе…
— Ее можно рассмотреть в бинокль.
— Я сделаю это сегодня.
— И вы увидите, какой это странный, необычный, трагически красивый и влекущий к себе мир.
— Я уже боюсь смотреть, — засмеялась Эллен. — Вы опасный человек, лунатик, — сказала она, поднимаясь. — Вы можете увлекать за собой.
— Хотел бы увлечь, — встал и Громов, — но некоторые упираются. Даже и меня к Земле привязать хотят.
— О-о! — оживилась Эллен. — Я уже слышала о другом лунатике — вашем младшем и непокорном брате. Гуд бай! — Она протянула руку. — Может быть, увидимся.
Эллен остановилась на липовой аллее, разделявшей два корпуса Космического института. Нежно пахло медом. Солнце пригревало. Эллен зажмурилась и вдруг почувствовала, как хорошо на Земле. Потом открыла глаза…
Итак, слева здание… Здесь безумцы или герои хотят ступить в другие миры, а справа здание… Здесь некий дерзкий человек хочет дотянуться до этих миров рукой. Да, да! Эллен так и напишет в своем очерке.
Два пути к звездам! На одном старший Громов, на другом — младший…
Она решительно повернула к белому корпусу, на дверях которого было написано: «Лаборатория дальнеуправления». Эллен сощурилась. Как его зовут? Евгений!..
Младший Громов был предупрежден и ждал Эллен в подъезде.
Неужели они братья? Эллен с интересом всматривалась в тонкие, даже нежные черты лица… Только жесткое упорство в подбородке и в уголках губ чуть напоминало брата.
Они вошли в длинную узкую комнату с тяжелыми лабораторными столами, покрытыми паутиной проводов и желтыми пятнами ящичков с приборами.
Скромная миловидная девушка в голубом рабочем халатике поздоровалась с американкой, но та была занята своим спутником.
— О-о! Так вот как выглядят технические гении, создающие современные чудеса! — сказала Эллен, стараясь взглядом смутить молодого человека. — Я думала, что они обязательно лысые и сутулые.
Евгений отвел глаза:
— Вы имеете дело не больше чем с летчиком-испытателем.
— Но ведь вы инженер?
— Как и всякий испытатель современной техники.
— Беспримерное путешествие на небо называется испытанием? Великолепно! А вы тоже тренируетесь? — иронически спросила Эллен.
— Конечно, — ответил Евгений, с интересом разглядывая посетительницу.
— Где же трапеция? — продолжала та словесную игру.
— К сожалению, меня ждут корреспонденты, — уже суше сказал Евгений Громов.
— Корреспондентка, — с укором поправила Эллен.
— Здесь вы одна, но… в пятидесяти километрах…
— Всегда предпочитаю быть одна, — смеясь объявила Эллен.
Евгений Громов подвел американку к макету танкетки, установленному внутри поворачивающейся во всех направлениях рамы. Гусеницы танкетки не доставали до пола. Громов открыл дверцу и предложил Эллен заглянуть внутрь.
— Колоссаль! — воскликнула она.
Верхняя часть кузова танкетки — полусфера молочно-белого стекла изнутри была сплошным телевизионным экраном. Эллен увидела на нем поле, извилистую колею дороги, недавно выкопанный ров, березки, а около них группу людей, видимо журналистов.
Евгений Громов забрался на кресло водителя.
— Подлинная танкетка будет передвигаться по Луне, мисс Кенни, — сказал он, — и все, что вокруг танкетки, я увижу с Земли на этом экране, как сейчас вижу полигон. А на Луне, будь вы там, вы увидели бы на наружном телеэкране мое изображение в кабине.
— Предпочитаю не изображение, — задорно сказала Эллен.
Громов отвернулся и, стараясь скрыть смущение, склонился над пультом с приборами. Дверцу он не закрыл. Гусеницы загрохотали, танкетка стала крениться то влево, то вправо, поднималась то носом, то кормой. Макет копировал движение и положение бегущей где-то танкетки.
Эллен заглянула в приоткрытую дверцу и сразу перенеслась на полигон. Бежали назад деревья, корреспонденты, машущие руками… Она даже ощутила крутой поворот, потом яму…
— Не выношу тряски, лучше асфальт, — сказала Эллен.
Но танкетка двигалась отнюдь не по асфальту. Временами казалось, что она опрокинется. Водителя трясло и болтало, словно он в самом деле ехал по ужасной дороге.
Наконец, он, возбужденный, довольный, выбрался из танкетки.
— Как видите, «Вавилонская башня» не нужна, — торжествующе сказал он.
— Вы дотянетесь до других планет рукой? — Эллен закурила сигарету, щелкнув крохотной зажигалкой на наконечнике карандаша. — Скажите, вы боитесь лететь в Космос?
Евгений вспыхнул:
— Боюсь? Разве люди, изобретавшие механические руки, чтобы орудовать с радиоактивными веществами, были трусами? Что может быть прекраснее человека?
— Вы любите Максима Горького?
— Вы читали его? — обрадовался Евгений.
— А как вы думаете?
— Мне бы хотелось, чтобы читали. Можно вырвать собственное сердце, светить им, как факелом… но можно и напряжением мысли и сердца осветить людям далекие, недостижимые миры. Тоже во имя счастья человека.
— Но ваш брат хочет ступить на них ногой!
— Нужен ли такой риск? Ведь дальнеуправляемая танкетка способна все увидеть на другой планете, изучить, ощутить, все сделать, наконец! Ведь у нее есть такие руки-манипуляторы…
— Я не знаю, кто из вас более дерзок: вы или ваш брат, — сказала Эллен, вставая.
Евгений провожал гостью через лабораторию.
— Вы тоже опасный скромный человек, — рассмеялась Эллен и протянула руку. — Гуд бай! Может быть, увидимся.
Громов смотрел из окна, как шла Эллен по липовой аллее, маленькая и стройная, шла уверенно, ни разу не обернувшись.
Глава 4Летать или ползать!
Электрический поезд остановился у подмосковной платформы. Пассажиры хлынули из вагонов. Вечер был тихий и ласковый. Вдалеке лаяли собаки. Раздался низкий гудок, поезд ушел, и стало совсем тихо.
От высокой платформы до леса, скрывавшего берег реки, над землей стелился молочный туман. Пахло смолой, прелью, чуть-чуть сыростью и свежей масляной краской от пешеходного мостика, перекинутого через рельсы.
Пассажиры шли по нему вереницей, озабоченные и торопливые.
Внизу на перроне горели шары фонарей, в прозрачных облаках бежала неполная луна.
Сойдя с мостика, люди погружались по колено в туман.
Петр Сергеевич и его спутница сошли последними.
Туман, казавшийся сверху сплошным, здесь был редким и прозрачным. Но справа и слева от тропинки он густел, скрывая кусты и кочки старого болотца.
— Будто выше облаков, — сказала девушка. — Вы станете об этом вспоминать, Петр Сергеевич?
— Об этом? Конечно. Ведь такого никогда там не встретишь.
— Не говорите слова «никогда».
— Я имел в виду туман. Тут на него раздражаешься… Сырость. А там… тосковать по нему, пожалуй, буду.
— Тосковать… по туману, — вздохнула девушка.
Они вошли в березовый лесок.
— Не только по туману, — задумчиво сказал Петр Сергеевич. — Вот об этих березах… Марко Поло, проехав когда-то по нашим краям, писал, что он встретил в удивительной стране удивительные деревья, кора которых напоминала кожу женщины. — Громов рукой коснулся молодой березки. — Что-то мы встретим в чужом мире?
— Не надо! — замотала головой девушка. — Это страшно… Всегда видеть над головой ваш бесконечно далекий мир.
— Что ж делать! Провожали ведь людей в Арктику или Африку времен Левингстона. Тех путешественников нельзя было увидеть ни в какой телескоп…
— Телескоп! — повторила девушка. — Можно заметить предмет высотой полтора метра… С Земли будут видны ваши движущиеся тени…
— И вы помашете отсюда нам рукой.
Девушка остановилась.
— Я уже сейчас помашу вам рукой, Петр Сергеевич, — грустно сказала она.
— Что вы, Наташа! Разве вы не зайдете к нам на дачу?
Девушка горько усмехнулась:
— Нет, зачем же? Вы там будете своей семьей. А я…
— Наташа! — с укором воскликнул Громов. — Вы у нас как родная!.. И вместе с Женей мне ножку подставляете, — пошутил он.
— Как вам не стыдно? Ведь вы такой… Я знаю, кого могут послать туда. — Она взглянула на Луну и, зябко поведя плечами, накинула косынку.
— Милая Наташа… Давно я хотел сказать. Для вас я только полотно, на котором вы рисуете невесть что…
— Я не рисую, а вижу. И все еще чего-то жду…
Громов нахмурился и с усилием произнес:
— Не надо ждать.
Наташа отвернулась. Скомкав косынку, она прижала ее к лицу. Потом молча побежала вниз по тропинке.
Громов стоял, борясь с желанием вернуть ее. Наташа скрылась за поворотом. Под березкой что-то синело. Он поднял косынку…
Он знал Наташу еще в Ленинграде, школьницей, когда она приходила к Жене готовить уроки. Петр приезжал из Пулковской обсерватории, отсыпался после «звездной ночи» и, выходя в столовую, заставал «зубрилок» за учебниками, разложенными на обеденном столе.
Они вместе окончили школу и поступили в Ленинградский политехнический институт. Очень трудно уловить момент, когда девочка превращается в девушку, когда отношение к ней вдруг становится иным… Если бы не 1957 год, все сложилось бы не так для Петра Громова и Наташи.
В этом году советская ракета вынесла на орбиту первый искусственный спутник Земли, и межпланетные путешествия стали близкой реальностью. Петр Громов стал работать над проектом лунной экспедиции и перебрался в Москву, в Космический институт.