В этот момент звякнул колокольчик над входной дверью и реальный мир вторгся в размышления Сары в легко узнаваемом облике Джеральдины Хэтауэй. Она стояла в дверях, повернувшись к Саре спиной, и стряхивала воду с зонтика, который затем со щелчком закрыла.
— Ну, здравствуйте, мисс Кенделл, — сказала мисс Хэтауэй. У нее запотели очки, она сняла их, порылась в сумке, достала платок и принялась протирать стекла. — Как ваш бизнес сегодня?
— Спокойно, — ответила Сара. Так и было, по крайней мере до этой минуты.
— Понятно. Погода… ну, сами знаете. — Очки вернулись на нос хозяйки, платок — в сумку. — Я вижу, — продолжала она, уставившись на беспорядок на прилавке, — вижу, у вас новое поступление. Есть что-нибудь интересное для меня?
— Трудно сказать, — ответила Сара. — Тут в основном всякий хлам.
— Ну, вы ведь знаете, как говорят: что для одних хлам… — Мисс Хэтауэй уже подходила к прилавку, и ее голос постепенно затихал.
Сара подавила стон. Хорошо бы понять, что нужно Джеральдине Хэтауэй. Желание что-то купить возникает у нее, только если эта вещь уже отложена для кого-нибудь другого. Тут она начинает размахивать чековой книжкой и спорит до тех пор, пока Сара, еле сдерживаясь, не начинает мечтать, как бы свернуть ей шею.
— О, смотрите-ка, а это что? — Мисс Хэтауэй схватила золотое кольцо, вывалившееся из шаманского мешочка. — Сколько стоит?
— Оно не продается, — сказала Сара и приготовилась к худшему.
— Глупости. В таких заведениях, как ваше, продается все. Не морочьте мне голову. Я дам вам хорошую цену. Ну, скажем, пятнадцать долларов.
«Я не злюсь, — уговаривала себя Сара. — И не буду злиться. Покупатель всегда прав. Быть вежливой выгодно. Ну что за вздор! Не придется мне больше встречаться с мисс Хэтауэй, так еще и лучше».
— Ну! — потребовала мисс Хэтауэй. — Не скрипите зубами, девушка! Это дурная привычка. У вас найдется для кольца коробочка?
— Боюсь, оно не продается, — ровным голосом проговорила Сара. — Прежде всего, это чистое золото.
— Ну и что? Двадцать долларов, и ни пенни больше.
— А во-вторых, это мое кольцо, и я не собираюсь его продавать.
— Деловые люди так себя не ведут.
«Раз, два, три. Глубокий вдох».
— Поймите же, — попробовала урезонить ее Сара, — я не собираюсь его продавать.
— Тогда не надо было выставлять его.
— Я и не думала его выставлять. Я просто сидела за прилавком и… — Сара покачала головой. — Неважно, что я с ним делала. Я его не продаю, и это окончательно.
Мисс Хэтауэй уставилась на нее.
— Ничего себе, хороший разговор! Я сообщу о вас властям. Сначала вы предлагаете товар для продажи, а потом отказываетесь его продавать. И хочу добавить…
— Это мое право! — вспылила Сара. Она была вне себя от гнева, и ее голос становился все громче: — Я не обязана что-то продавать, если не желаю! Мне все равно, можете жаловаться хоть в Парламент, пусть они издадут закон, где будет сказано, что я должна продать кольцо! Вы его все равно не получите!
— И хочу добавить, — повторила мисс Хэтауэй, — что вы крайне грубы.
— Груба? Я? — Сара взяла себя в руки. Она стала глубоко дышать, стараясь успокоиться, и заговорила снова. — Мисс Хэтауэй, — сказала она как можно вежливей. — Я не собираюсь продавать это кольцо, и не стоит больше об этом говорить. — Она отобрала кольцо у мисс Хэтауэй. — Благодарю вас. И может быть, в будущем вы предпочтете делать покупки в другом месте? Мне не нужны подобные сцены.
— Сцены? А в чем, собственно, дело? — На одно благословенное мгновение мисс Хэтауэй потеряла дар речи. — Я требую, чтобы вы вызвали менеджера.
— Я и есть менеджер.
— Тогда владельца.
— Я и владелица тоже, — солгала Сара. Она представила себе, что будет с Джеми, вызови она его к разъяренной Джеральдине Хэтауэй. Да после этого он не станет разговаривать с Сарой целую неделю!
— Тогда… тогда…
Сара вышла из-за прилавка, взяла покупательницу за локоть и повела ее к дверям.
— Мы закрываемся, — сказала она.
— Но сейчас всего два часа!
— Мы закрываемся на ланч. До свидания, мисс Хэтауэй.
Они почти дошли до дверей, когда женщина сделала последнее заявление:
— Я требую, чтобы ко мне относились с уважением!
Сара уже не могла сдерживаться.
— Вон! — закричала она. — Вон! Вон! — вопила она и просто вытолкала мисс Хэтауэй за дверь.
Оказавшись на тротуаре, та сердито раскрыла зонтик и поглядела на Сару.
— Ноги моей здесь больше не будет! — громко сказала она, надеясь привлечь внимание прохожих. К несчастью, из-за дождя все сидели дома и улица была пуста.
— Замечательно! — ответила Сара и захлопнула дверь.
Она заперла ее, перевернула табличку «Открыто» так, что снаружи оказалась надпись «Закрыто», и протопала к своему стулу. Там, кипя от гнева, она сидела довольно долго, прокручивая в уме всю сцену. И начала хихикать. Ну и ну! Она даже не думала, что у нее хватит духу проделать подобное. Скорей бы рассказать об этом Джеми!
Сара разжала ладонь и посмотрела на кольцо, из-за которого разгорелся сыр-бор. «Оно — мое!» — окончательно решила она. Вот одна из приятных сторон работы в «Веселых танцорах». Ее собственные комнаты были так же, как и лавка, забиты всякими приглянувшимися ей безделушками. И рисунок, и остальное содержимое мешочка будут там как раз на месте. Сара провела пальцами по рамке. Кто же все-таки художник? Она снова посмотрела на коробку.
«Доктор Элед Эванс», — пробормотала она и решила позвонить Джеми, узнать, помнит ли он, откуда взялась коробка и кто такой доктор Эванс.
Утром Джеми сказал ей, что ему нужно закончить «эту проклятую статью» для международного журнала «Дикая природа». Так что, наверное, он сейчас сидит за письменным столом в Почтовой комнате. Она сняла телефон с полки, где находились еще термос для кофе и стопка старых исторических журналов, которые она уже много лет собиралась выбросить. Поставив телефон на прилавок, Сара набрала номер и, дожидаясь, пока Джеми снимет трубку, стала складывать свои находки в мешочек.
— М-м-м? — раздался голос Джеми после седьмого гудка.
— Привет, Джеми. Закончил свою статью?
— О, привет, Сара. Почти. Трудно свести все воедино. Как, черт возьми, ты обобщишь материал о грибах?
— Их едят за обедом.
— Заб-бавно!
— Догадайся, кого я сейчас выставила из лавки?
Джеми рассмеялся:
— Неужели известного австрийского исследователя Дэвида Линдсея?
— А вот и нет. Джеральдину Хэтауэй!
— Не может быть!
— Может.
— Молодец, — похвалил ее Джеми.
— И все утро трудилась как вол, разбиралась в чуланах.
— Из-за этого ты и отрываешь гения от работы?
— Гений знал бы, как состряпать статью про грибы.
— Бросай все и приходи обедать, мелкая негодница.
Сара рассмеялась. Она перекатывала кольцо в ладони и, еще раз сверившись с коробкой, правильно ли она запомнила имя, спросила:
— Джеми, ты знаешь некоего доктора Эледа Эванса? Э-л-е-д-а?
— Знал одного такого доктора. Он был профессором истории в Карлетоне [7], умер несколько лет назад. В семьдесят шестом. А почему ты спрашиваешь?
— Понимаешь, на одной из коробок, которую я разобрала, было написано: «Из поместья Эледа Эванса». Он что, валлиец?
— Родился в Уэльсе, а вырос в Торонто. Переехал в Оттаву, когда в шестьдесят третьем ему предложили работу в университете.
— А как коробка с его вещами попала в наш чулан?
— Ах вот ты о чем… Я довольно хорошо знал Эледа. Умирая, он оставил все, что имел, мне. У него не было семьи, только какие-то дальние кузины в Уэльсе, и ему не хотелось отдавать собранные за всю жизнь сокровища в чужие руки. Большинство его вещей — мебель, книги и прочее — находятся у нас в Доме. Но было еще несколько коробок со всяким хламом, я хранил их на задах лавки, в чуланах. Хотел продать то, что там лежало, да рука не поднялась копаться в них. Я даже забыл, что они там. Я уже давно не вспоминал Эледа Эванса. Странно, что ты о нем заговорила. Кстати, он любил грибы.
— Тогда, может быть, мне так и оставить эту коробку в чулане?
— Нет. Хранить ее нет никакого смысла. Я уверен, Элед и не хотел бы, чтобы я хранил этот хлам. Книги и всякий антиквариат — вот что занимало его больше всего. Вряд ли в этих коробках есть что-нибудь путное.
— Даже в безлюдной арктической тундре можно набрести на сокровища, — сказала Сара с улыбкой.
— Что?
— Ты не поверишь, но я нашла там очень красивый рисунок. Перо, тушь и акварель. Он был художник?
— Насколько я знаю, нет.
— И тут есть еще кое-что — прелестная вещь. Похожа на шаманский мешочек индейца. Ну, знаешь, маленький кожаный мешок со всякими амулетами. Коготь лисы, несколько перьев, пшеничные зерна. Но самое интересное — костяной диск, и на нем вырезан рисунок. И еще маленькое золотое кольцо.
— Золотое кольцо?
— Угу. Оно было внутри глиняного шарика. Я по нему постучала, и глина рассыпалась, а под ней оказалось кольцо.
— Странно. Хотя Элед интересовался всякими редкостями, особенно теми, что как-то относились к антропологии. Он любил старые вещи — по-настоящему старые. Ну, скажем, гончарные изделия ацтеков, наконечники для стрел и так далее. Та волшебная, обмазанная глиной бутыль в виде демона, что стоит у тебя в гостиной, тоже из его коллекции.
Что-то щелкнуло в мозгу у Сары.
— Вспомнила, — сказала она. — Просто раньше я их не связывала. Кажется, я видела Эванса перед тем, как уезжала в Европу. Он был такой высокий, стройный, с пушистыми усами, как у Йосемита Сэма. [8]
— Йосемита Сэма? Какое лирическое описание! И для этого я учил тебя в колледже?
— Я не ходила в колледж, дурачок.
— Ну, это не моя вина!
Наступила длинная пауза в разговоре.
— Ну, — сказала Сара. — Так все-таки это был он?
— Конечно, — ответил Джеми. — Я как раз думал о нем. В прежние дни он частенько захаживал к нам в Дом, вз