Где-то в доме, он вспомнил, лежал выпуск «Нью-Йорк таймс», который он купил не так давно. Он увидел эту газету на журнальном столике среди других старых и нечитанных газет и журналов, которые он время от времени покупал. Газета была датирована 7 июнем 1971 года, а сегодня было 16 августа. Не слишком-то и большая разница.
Но сейчас шел не 1971-й год. А 1972-й!
С криком Пендрейк вскочил на ноги, потом медленно опустился обратно на спинку стула. Перед его глазами возникли ироничные, мелькавшие, как в калейдоскопе, картины человека, настолько оторванного от бега времени, что четырнадцать месяцев пролетели, как несколько недель. «Обленившийся жалкий пес, — подумал Пендрейк, — оправдывающий свое наплевательское отношение к жизни загубленной рукой и непрощающей его женщиной. Но с этим покончено. Со всем этим! Я начну снова…»
Внезапно он понял, что в его руке какой-то лист бумаги. И гнев начал покидать его, когда он с усиливающимся волнением начал читать заголовки:
«ПРЕЗИДЕНТ ОБРАЩЕТСЯ К НАЦИИ С ПРОСЬБОЙ ПОДДЕРЖАТЬ НОВУЮ ПОПЫТКУ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ».
«НАЦИОНАЛЬНЫЙ ДОХОД В ТРИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ, УТВЕРЖДАЕТ ДЖЕФФЕРСОН ДЕЙЛС».
«6 МИЛЛИОНОВ 350 ТЫСЯЧ СЕМЕЙНЫХ РЕАКТИВНЫХ ТРЕЙЛЕРОВ ПРОДАНО ЗА ПЯТЬ МЕСЯЦЕВ 1971 ГОДА».
В этот момент Пендрейк понял, что хотя он спрятался в своем маленьком коттедже от всего мира, но жизнь за пределами коттеджа продолжает динамично развиваться. И где-то, не так давно, желание и амбиции гения привели к появлению этого невероятного изобретения. Завтра же он попытается заложить этот коттедж. Это даст ему немного наличных и навсегда уничтожит его рабскую зависимость от этого места. Денди он отправит Элеоноре тем же способом, каким она прислала его ему три года назад — без каких-либо комментариев. Для животного, голодавшего слишком долго по вине бывшего пилота, жившего лишь на одну свою пенсию, зеленая травка ее поместья покажутся раем.
Наверное, он уснул при этой мысли. Потому что, проснувшись в три часа ночи, он был весь в поту от ужаса. Он бросился во мрак ночи, открыл дверь гаража-конюшни и лишь тогда осознал, что еще не пришел в себя после кошмарного сна. Двигатель был там, на месте, из его силового поля по-прежнему торчал футовый кусок трубы. В свете фонарика при вращении труба отбрасывала коричневое сияние, и в ней трудно было узнать ту грязную ржавую штампованную деталь, которую он раскопал в своем подвале.
И через секунду — впервые за все время — он вдруг понял, что труба вращается гораздо медленнее куска дерева, раза в четыре медленнее — примерно четырнадцать или пятнадцать сотен оборотов в минуту. Наверное, скорость вращения зависела от вида материала, атомного веса, плотности или еще чего-нибудь.
В тревоге, что его могут увидеть в это темное время суток, Пендрейк закрыл дверь и вернулся в дом. Он не злился на себя, что в приступе ярости выбежал в темноту ночи. Но это наводило на серьезные размышления.
Похоже, ему трудно будет отдать двигатель его настоящему владельцу.
Глава 2
На следующий день первым делом Пендрейк отправился в редакцию местной газеты. В сорока выпусках еженедельного кресцентвилльского «Клариона» он не нашел ничего стоящего. Пендрейк быстро просматривал первые две страницы, не пропуская ни одного заголовка. Но не обнаружил ни одного сообщения об авиакатастрофе, ни единого упоминания о каком-либо великом изобретении нового двигателя. В конце концов он вышел на улицу в жаркое августовское утро, весь в возбуждении. Он едва мог поверить в эту мысль, но, похоже, этот двигатель так и останется у него!
Из редакции газеты он направился в местное отделение национального банка. Служащий, ведающий ссудами, робко улыбнулся ему, когда узнал о намерении Пендрейка, и отвел его к управляющему банка. Тот сказал:
— Мистер Пендрейк, вам вовсе необязательно закладывать свой коттедж. В нашем банке на вашем счету имеется внушительная сумма.
Он представился Родериком Клеем и продолжил:
— Как вы знаете, когда вы в составе ВВС были посланы на службу в Азию, вы отписали все свое имущество своей жене, за исключением этого коттеджа, где вы сейчас живете. И это, как я понимаю, было не более, как случайное упущение.
Пендрейк кивнул, не желая говорить вслух. Он знал, что за этим последует, и управляющий только подтвердил его догадку.
— В конце войны через несколько месяцев после того, как вы с женой стали жить раздельно, она втайне от вас переписала на ваше имя всю собственность, включая боны, акции, наличность, землевладения, в том числе и поместье «Пендрейк», с тем условием, что вы не будете поставлены в известность об этом, пока на самом деле тем или иным способом не выявите свою потребность в деньгах. Также было оговорено предоставление ей минимального месячного прожиточного содержания на собственные нужды и уход за домом.
Смею утверждать, — управляющий не скрывал своего самодовольства и удовлетворения тем, как он проводит эту встречу, ход которой, скорее всего, он разрабатывал заранее в праздные моменты службы, — ваши дела процветали вместе с делами нации. Сейчас вы располагаете акциями, бонами и наличностью общей суммой примерно один миллион двести девяносто четыре тысячи долларов. Если желаете, один из служащих подготовит для подписи чек. На какую сумму?
Снаружи стало еще теплее. Пендрейк, возвращаясь пешком в коттедж, размышлял: «Я должен был бы, зная Элеонору, догадаться, что она сделает что-нибудь подобное. Ох уж эти напряженные, ушедшие в себя, непрощающие женщины…» Как она сидела в тот день, когда он пришел, холодная и отчужденная, отгородившаяся от него стеной сдержанности. Сидела и знала, что полностью теперь в финансовом отношении зависит от его прихотей. Теперь ему придется подумать над тем, что же все это означает, спланировать новый подход к создавшейся ситуации, действия и слова. А между тем его ждет еще и этот двигатель.
Он оставался именно там, где он оставил его перед уходом. Пендрейк мимоходом бросил взгляд на него, потом закрыл дверь. По пути к кухонной двери он похлопал Денди, который пощипывал травку на лужайке. В доме он занялся поисками названия одной патентной фирмы в Вашингтоне. В Азии он служил с сыном одного из служащих этой фирмы. Он написал неуклюжее письмо. По пути на почту он остановился у входа в единственный в городе магазин по продаже инструментов и заказал похожее на колесо зажимное приспособление, кольцевая часть которого должна была обладать возможностью вращаться вместе с тем, что будет в ней зажато.
Ответ на его письмо прибыл через два дня до того, как его «зажим» был изготовлен. В письме говорилось следующее:
«Дорогой Мистер Пендрейк!
В соответствии с Вашим запросом мы выделили всех незадействованных служащих отдела исследований на решение Вашей проблемы. Мы проверили все патентные документы в области изобретения двигателей за последние три года. Помимо этого я лично переговорил с ответственным директором соответствующего отдела патентного бюро. Согласно всем полученным отчетам, я могу со всей ответственностью утверждать, что в послевоенное время ни в одной из областей техники не было запатентовано ни единого радикального изобретения двигателя, кроме разных видов реактивных.
В соответствии с Вашим запросом мы прилагаем копии девяноста семи последних изобретений в области двигателей, которые были отобраны нашими сотрудниками среди тысяч других патентов.
Счет за наши услуги будет выслан Вам отдельно. Благодарим за высланный Вами авансом чек на двести долларов.
Искренне Ваш, Н. В. Хоскинс.
P S. Мне казалось, что ты погиб на войне. Клянусь, я лично видел твое имя в списке погибших после своего спасения, и до сих пор оплакивал тебя. Примерно через неделю я отправлю тебе подробное письмо. Сейчас на моих плечах покоится патентный мир, конечно, не в физическом смысле — только великий Джим Пендрейк был способен на это. Впрочем, я играю роль атланта мысли, и я нисколько не сомневаюсь, что на меня многие косо посматривали, когда я рылся в интересующих тебя материалах. Поэтому тебя не должен удивить большой счет, который к тебе придет. Пока!
Нед.»
У Пендрейка стоял ком в горле, когда он читал и перечитывал письмо. Ему было больно от мысли, что он полностью обрубил все нити, связывающие его с прежними друзьями. Когда он дошел до фразы «великий Джим Пендрейк», он невольно бросил взгляд на пустой правый рукав свитера.
Пендрейк мрачно улыбнулся. И только через несколько минут он снова вспомнил о двигателе. И тогда подумал: «Я закажу автомобильные шасси, и самолет без мотора, и стержень, сделанный из разных металлов… но сначала, конечно, придется провести несколько испытаний».
Он остановился. Глаза его расширились при мысли об открывающихся возможностях. Жизнь снова распахнулась перед ним. Но вот что странно: ему все еще с трудом верилось, что он является единоличным владельцем этого двигателя.
Через два дня он отправился за заказанным зажимом. Расправляя брезент, чтобы завернуть в него устройство, Пендрейк услышал какой-то звук, потом за спиной раздался голос какого-то молодого человека:
— Что это такое?
Стало уже почти темно, и нанятый им грузовик почти растворился в темноте наступающих сумерек. Рядом с Пендрейком смутно вырисовывались очертания здания магазина инструментов — мрачные неокрашенные стены. Сквозь замасленные окна едва пробивался смутный свет. Служащие магазина, загрузившие зажим в его грузовик, скрылись внутри, их хриплые пожелания «спокойной ночи» до сих пор звенели у него в ушах. Пендрейк остался наедине с незнакомцем.
Точным и быстрым движением он прикрыл зажим куском брезента и повернулся к человеку, который заговорил с ним. Молодой и высокий, с виду довольно крепкий человек стоял в тени. И хотя на изгиб его высоких скул падал свет ближайшего уличного фонаря, трудно было разглядеть точные очертания его лица.
Он столь пристально и напряженно всматривался в Пендрейка, что того бросило в дрожь. В его взгляде не было праздного любопытства, а горячая решимость, смешанная с поразительной целеустремленностью. С трудом Пендрейк постарался взять себя в руки.