Мы прошли в огромный холл с широкой лестницей и забранными витражами окнами. Сопровождавшие меня девушки — мои компаньонки и будущие фрейлины, ехавшие во второй карете — сгрудились позади вместе с Айянной, и только Кадиим держался рядом, вселяя в меня уверенность своим присутствием. Я подозревала, что его, молчаливого, не поднимающего без нужды взгляда, единственного мужчину в моей свите — не считая, естественно, охраны, — приняли за слугу, возможно даже, за евнуха из тех, что состояли при гаремах, и оттого едва удостаивали вниманием. И ни он, ни я не торопились развеивать заблуждение это.
По моему знаку Айянна приблизилась ко мне, сняла капюшон так, чтобы не потревожить шелковое покрывало на моих убранных в простую причёску волосах. Я заметила удивление, недоумение, даже разочарование во многих обращенных на меня взглядах. Неужели они ожидали, будто шианская принцесса, оказавшись под крышей, сразу же разденется едва ли не до нижнего платья? Георг нахмурился слабо, вялое непонимание в глазах Александра сменилось новой печатью скуки и чуть более живым интересом к изображениям на витражах.
В холле, под высокими сводами, среди холодных стен мне представили свиту короля. Россыпь титулов и имен, вереница лиц и поклонов, пёстрое кружево приветствий, поздравлений и пожеланий. Я пыталась запомнить первые имена, но то и дело ловила себя, что после каждого следующего не могу найти в памяти предыдущего, они словно проскальзывали мимо меня, не оставляя следов. И я прекратила бесполезное это занятие. Я ждала.
Не получается сдержать любопытство, хочу знать, кто он, как его зовут. Я и страстно желаю увидеть его поближе, и боюсь.
— Лорд Мартен Ориони, — снятый с волос берет, низкий поклон.
Как и всем, я киваю любезно, не произнося ни слова. Не подаю руку, никаких прикосновений, даже через кожаную перчатку, даже выражения почтения. Он выпрямляется медленно, смотрит исподлобья, пристально, изучающе, словно способен видеть сквозь слои одежды, сквозь все покровы, в которые я укутана от холода и чужих взоров. На губах улыбка, легкая, сдержанная, подобная первому робкому лучу восходящего солнца. Она освещает лицо, собирается ямочками на щеках, ложится серебром льда в глазах. Ему будто известна моя тайна, известно, что я знаю его, знаю о нем, известно о решении богини. Я замечаю усмешку, ласковую, добродушную, таящуюся в уголках губ, вспыхиваю невольно и радуюсь, что вуаль скрыла жаркий румянец.
Более лорд Ориони ничего не добавляет и пятится от нас, уступая место следующему придворному.
Когда наконец представление закончилось, меня и моих спутниц поручили заботам леди Марл, чей лорд-супруг владел замком. Она проводила нас в отведённые мне покои, где я могла отдохнуть немного и переодеться к обеду.
Обед? Так поздно?
Затем я вспомнила, что знать в западных королевствах обедает поздно, у нас это скорее ужин, и что есть придется в общем зале, на глазах всех присутствующих, и мужчин, и женщин. Отец специально нанял нам учителей, поведавших об обычаях запада, об этикете страны, куда мне предстояло отправиться. Нас учили правилам поведения, принятым при дворе Афаллии, здешним танцам, реверансам, однако действительность всегда выглядит иначе, чем на словах наставников, чем на книжных страницах и в наивных представлениях стайки юных девиц, никогда прежде не покидавшим родной страны. Я не могу показаться всем без привычной вуали и не могу не спуститься к обеду. Придется решать, выбирать, намерена ли я и впредь следовать обычаям Шиана или же вынуждена пренебречь ими в угоду новой жизни. Подозреваю, Георгу не слишком-то по нраву, что я до сих пор не открыла лица. Король наверняка желает увидеть товар, изучить как следует свою покупку, да и Александр избегал смотреть на меня дольше необходимого. Не оттого ли, что невеста интересует принца не больше, чем очередной камзол, только-только принесённый от портного?
Ко всему прочему в замке нет простых удобств. Я терпеливо сносила походные неудобства в дороге, однако сейчас-то мы в замке, надёжно укреплённом, благоустроенном для жизни населяющих его людей. Но нет. Страшный сквозняк и от него не спасали ни гобелены на стенах, ни жалкие ковры на полу, ни огонь в камине. Отдельной ванной нет, водопровода тоже. Переносная деревянная ванна — обычная лохань, не иначе — выстланная изнутри простыней, уже стояла перед очагом, и пришлось подождать, пока слуги наполнят её горячей водой, которую грели и приносили с кухни.
— Да они всего-навсего кучка дикарей, а не великое цивилизованное государство, — прошептала Айянна, вместе со мной и остальными девушками наблюдавшая за суетой, что заполнила мои покои посторонними людьми, голосами с резким, свойственным Афаллии акцентом, беготнёй взад-вперед.
Что я могу ответить? Теперь это наш дом и нам придётся примириться с особенностями здешней жизни. Благодарение Серебряной, что в Афаллии хотя бы рабство отменили, чем может похвалиться далеко не каждая страна в этой части континента.
Наконец ванна готова. Кадиим почтительно, но непреклонно выпроводил леди Марл и её слуг из спальни и вышел сам. Мои компаньонки поставили перед ванной ширму, помогли мне снять одежду и я, забравшись в горячую воду, попросила оставить меня одну. Совсем ненадолго, лишь на несколько минут, но мне хотелось побыть в одиночестве, знать, что рядом никого нет, что никто не смотрит и не следит за каждым моим жестом, каждым взглядом.
Меня с рождения окружали прислуга, наставники, наперсницы, родственники, но дома не было такой суеты, такого раболепного стремления угодить мне, скрывающего жадное любопытство к иноземной диковинке. Дома я могла спокойно уединиться в ванной комнате, в своей спальне или в саду, зная, что люди из моего доверенного круга находятся поблизости, однако не навязываются, не мельтешат постоянно у меня перед глазами, уважая мое желание остаться в одиночестве.
Горячая вода действовала успокаивающе, нежный аромат масла гелиотропа, добавленного Айянной, напоминал о доме. Странно думать, что я больше никогда не увижу ни родителей, ни брата, ни Шиана. Не бродить мне уже по тропинкам королевского сада, что близ Лазурных озер, не играть в прятки с подружками в галереях дворца, не преклонять колен перед алтарем Серебряной, не заслушиваться историями, что рассказывала нам мама.
Вкрадчивый скрип заставил меня вздрогнуть. Расписанная цветочными узорами ширма скрывала от меня почти всю спальню, я видела лишь угол комнаты, где находился стол с кувшином с питьем и кубками. Сквозняки? Но затем я услышала шаги, тихие, осторожные.
— Айянна? — позвала я неуверенно. Опустила под воду руку с кольцом, размышляя, позвать ли Кадиима или же справиться самой, пока дар богини еще со мной?
Из-за края ширмы выступил мужчина, и я не удержалась от вскрика, подтянула заполошно колени к груди, чтобы прикрыться.
Лорд Мартен Ориони не выглядел ни смущенным, ни растерянным. Рассматривал меня откровенно, с уже знакомой полуулыбкой и неспешностью возмутительной, нахальной. Подумать только, вломился в спальню принцессы, застал девушку нагой в ванне и изучает так, словно я его собственность, словно ему совершенно некуда торопиться, словно в любую минуту сюда не войдут мои компаньонки. Словно я не могу закричать, позвать Кадиима и стражу. От меня самой этот наглец сопротивления не ждет, все здесь, верно, полагают, что беспомощная девица, особа королевской крови не способна и пальцем пошевелить без прислуги.
Лорд Ориони шагнул к ванне, я сжала руку в кулак, собирая сияние под стиснутыми судорожно пальцами. Позволит себе лишнего — пожалеет, и не важно, истинный нареченный он мне или кто.
— Милорд, не знала, что в обычаях Афаллии входить без доклада в покои принцессы, — произнесла я негромко.
— Я здесь по личному поручению Его высочества, — ответил лорд спокойно.
— Вот как? Но пусть бы и даже по поручению Его величества — это не дает вам права врываться без разрешения в мою спальню. Покиньте покои немедленно. И как вас пропустила стража?
— Я их не спрашивал. В замке лорда Марла полно тайных ходов и коридоров, которые ведут в самые разные комнаты, — Мартен остановился сбоку от ванны, опустился на корточки.
Не знаю, что хуже — когда он нависает надо мной, вынуждая сидеть не шевелясь, чтобы взору его случайно не открылось недозволенное, или когда наши лица рядом, на одном уровне и мне достаточно чуть потянуться, чтобы ощутить его дыхание на своей коже.
— Что угодно Его высочеству? — спросила я, не поворачивая головы к мужчине, глядя строго перед собой.
— Александру любопытно узнать, как вы выглядите без всех этих ваших… покровов.
— Удивлена, что Его высочество лично не почтил меня визитом, — подозреваю, отнюдь не хорошее воспитание, скромность или деликатность явились тому преградой.
— Отец не отпускает его от себя ни на шаг, по крайней мере, пока мы в приграничье. Беспокойные соседи… вам, полагаю, об этом известно не понаслышке.
Краем глаза я уловила движение, поняла — Мартен потянулся к моим заколотым волосам, — но вместо того, чтобы отпрянуть, отодвинуться к другому бортику ванны и ударить, плеснуть сиянием, будто водой из бокала, я резко повернула голову к мужчине. Руку он не отдернул, лишь опустил ниже, осторожно, едва ощутимо коснулся кончиками пальцев моей щеки. И я застыла, не в силах шелохнуться, чувствуя, как сияние утекает сквозь пальцы, растворяется в воде. Мартен же медленно провел пальцами вниз по щеке, по подбородку. Я знала, понимала отчетливо, что должна если не дать отпор сама, то хотя бы позвать на помощь, но не могла даже вдохнуть поглубже. Словно завороженная, рассматривала его лицо, каждую черточку, добавляя их к смутному образу, хранящемуся бережно в моей памяти. Не вздрогнула, не отодвинулась, когда Мартен потянулся ко мне, коснулся своими губами моих, только закрыла глаза, пытаясь запомнить этот момент, впитать его губкой.
Поцелуй осторожный, недолгий. Мужчина отстранился почти сразу, рождая во мне разочарование — от поцелуя я отчего-то ждала иного, возможно, той всепоглощающей страсти, о которой нам рассказывала наставница, — вновь обвел подушечкой большого пальца мой подбородок.