— Ассирия падет? — растерянно спросил жрец. — Откуда ты знаешь?
— Потому что у меня есть голова, жрец. Еще раз даю бесплатный совет. Подумай, что ты скажешь Пророку, иначе участь твоя будет поистине ужасна.
— Я знаю, — убитым голосом сказал жрец. — Он передал мне письмо, где по дням и часам описал то, что со мной будет. Я прожил долгую жизнь, но такого еще не встречал. Он настоящий зверь из преисподней, ручной демон богини Эрешкигаль.
— У нас остался последний вопрос, жрец, — ласково сказал Господин. — Тебя скоро будут взвешивать. Вот вода. Если ты выпьешь меньше, чем полведра и посмеешь помочиться после этого, я велю выколоть тебе глаза. На твой вес это не повлияет. Ты понял, жирная сволочь?
Жрец изумленно поднял глаза и понял, что тот не шутит. Пришлось пить.
И вот теперь Аткаль-ан-Мардук стоял на коленях перед светловолосым человеком в белоснежной хламиде и прекрасной женщиной в длинном шелковом платье, ценой в немаленькое поместье. На ее шее было ожерелье, которое стоило еще столько же. Великий жрец не мог понять, кто эта надменная красавица, а когда понял, то ощутил, как какая-то струна в груди лопнула, лишив его дыхания. Потому что только сейчас до него дошло, почему у столь могущественного человека была одна жена. Да потому, что она была достойна своего супруга, и была не девкой для постельных утех, а верным другом, с которым Пророк шел по жизни рука об руку. Жаль, что это он узнал только перед неминуемой смертью.
Ясмин коснулась пояса, там что-то щелкнуло, и в ее руках оказались два тускло сверкнувших коротких лезвия.
— Муж мой, я так давно об этом мечтала, — промолвила она. — Все то время, что сидела в вонючей камере и ждала, когда придут отрезать мои пальцы.
— Любовь моя, — миролюбиво сказал Пророк, — для этого есть палач, а ты испачкаешь новое платье. А оно, между прочим, дорогое, и очень тебе идет.
— Да, — задумчиво сказала Ясмин, — я как-то не подумала. Платья, и правда, жалко. Я, пожалуй, пойду переоденусь.
— Великая госпожа, пощадите, — взмолился жрец, рыдая. — Вы так прекрасны и добры, не делайте этого!
— Ты чего это раскис, жрец? — удивилась Ясмин. — Ты ведешь себя недостойно мужчины. Ты сделал ошибку, пришла пора за нее платить. Или ты думаешь, что можешь вот так вот просто поплакать, попросить о пощаде, и это все решит? Ты и правда такой дурак, или считаешь дураками нас?
— Пойдем, любовь моя, — сказал Пророк. — Скоро придет палач, и займется им. Ты можешь в любое время посещать этот подвал. У нашего гостя на ближайшие три-четыре недели будет очень напряженный график, и у него будет возможность обдумать все свои ошибки, не только эту.
— Я предлагаю сделку, — выдохнул Аткаль-ан Мардук.
— Что??? — изумленно повернулся в его сторону уже уходивший Пророк. — Что ты сейчас сказал?
— Я предлагаю сделку, Величайший, — с упрямой надеждой сказал жрец.
— Говори, — сказал удивленный донельзя Пророк. — Но очень хорошо подумай перед этим. Второго шанса я тебе не дам.
— Ваш бог будет главным в Вавилоне, а великий Мардук уступит ему свое место.
— Продолжай… — сказал заинтригованный Пророк.
— Я сделаю так, что храм Эсагила станет храмом Священного огня, а жители Вавилона примут это без бунта и возмущения.
— Как ты это сделаешь? — задал вопрос Макс.
— Это мое дело, Величайший. Но для этого вашей армии нужно подойти к стенам Вавилона. — Аткаль-ан-Мардук почувствовал надежду.
— Дорогой, он просто тянет время, — заявила Ясмин.
— Звезда моя, я не исключаю этого, но предложение, действительно, интересное. И какова твоя цена, жрец? — спросил Пророк.
— Жизнь, — почти прошептал Аткаль-ан-Мардук.
— Даже речи быть не может, — отрезал Макс, а его прекрасная жена согласно кивнула головой.
— Вот еще, — фыркнула она, — да нам покоя не будет, пока ты живой. Кто же такого врага в живых оставляет, глупый? Это исключено.
— Легкая смерть, — снизил цену жрец, опустив плечи.
— Мы договорились, — сказал Пророк, и вышел из камеры. Глухо щелкнул толстый запор, а Аткаль-ан-Мардук напряг весь свой недюжинный ум, чтобы придумать, а как же выполнить свою часть сделки. У него была полная уверенность, что пеня при невыполнении этого контракта будет такова, что лучше прямо сейчас разбить себе голову об стену.
Глава 19,где в Иудею приходит мир, а в Вавилоне все только начинается
Господин шел по улицам великого города, который должен был передать из рук ассирийского царя в руки царя персидского. Невероятно трудное дело, в котором он участвовал, наполняло гордыней душу человека, родившегося в нищем предместье. Он честно признался себе, что даже неслыханная награда меркнет перед этим острым ощущением причастности к великому. Ведь он, кем брезговали те люди, которыми он сейчас будет играть, как куклами, совершает деяние, которое повернет ход истории. Да он бы сам приплатил за такое. Деньги как таковые, что бы ни говорил Пророк, его не интересовали. Он носил простую одежду и жил вполне скромно. Но тот запах страха, что он ощущал от находящихся рядом людей, пьянил его сильнее вина, к которому он, впрочем, тоже был совершенно равнодушен. Власть и возможность тешить свою гордыню, вот что его интересовало! А деньги — это всего лишь инструмент на пути к настоящей цели. Рядом, как когда-то, снова шел верный пес Сукайя, который был теперь чужим верным псом. Он ведь сам учил его много лет, натаскивая на кровь и подлости, как натаскивают охотничьего пса. Великий Пророк дал им детальный план, что именно и когда они должны сделать, и Господин был под впечатлением. Он даже не подозревал, что один из правителей соседней страны так хорошо разбирается в вавилонских делах и знает всех более-менее значимых людей города. Сам план учитывал сильные и слабые стороны людей, их личную неприязнь, или, наоборот, дружеские отношения. Пророк знал, кто и кому должен деньги, и кто и кому нанес оскорбление, будучи пьян. Количество деталей и подробностей, что изложил ему Великий, было настолько поразительно, что надолго погрузило Господина в задумчивость.
— Скажи, мой мальчик, великий жрец все-таки купил себе жизнь? — осенила его догадка.
— Нет, господин, — качнул головой Сукайя, — это невозможно. Господин и госпожа никогда не пойдут на это. Вы же понимаете, что это была бы непростительная глупость с их стороны. Величайший не допускает подобных ошибок.
— Значит, он купил себе смерть, — задумчиво сказал владыка ночного Вавилона. — Это тоже неплохая цена. — По молчанию Сукайи он понял, что попал в точку. — Что же, мой мальчик, у нас с тобой впереди много работы.
Вводные от Пророка были достаточно подробные, но свобода для творчества была, и Господин, который неплохо играл в шахматы, ощутил себя за игровой доской. Модная забава, недавно пришедшая из Суз, стала распространяться со скоростью пожара. Мастера, что делали эту игрушку, озолотились. Купцы и богатые жрецы заказывали фигурки из слоновой кости и серебра с золотом, а люди попроще — из дерева. Даже нищие играли в шахматы, слепив фигурки из глины. Господин лично видел, как десятник орал на стражников, которые вздумали поиграть на посту. По слухам, их выпороли. Господин вообще стал замечать, что в последние годы всё новое, необычное и интересное стало рождаться не в Вавилоне, а в Сузах, и уже оттуда расползалось по обитаемому миру, причудливо меняясь по дороге. И это тоже укрепляло его в мысли, что ассирийские цари, которые были просто тупыми солдафонами по сравнению с персидскими владыками, скоро канут в небытие. Там, в Сузах, ключом била жизнь. Одни их деньги чего стоили. Да половина Вавилона расплачивается персидской монетой, как будто уже стала очередной сатрапией. Как не противились этому жрецы, угрожая карами богов, население плевать на это хотело, потому что не видело ничего богопротивного в монете идеального веса с твердым содержанием драгоценного металла. А купцы, так вообще молят богов, чтобы поскорее пришли персы и появились медные фулусы, которые караваны сюда не привозили. Уж это Господин, который был их, в нашем понимании, «крышей», знал совершенно точно. Да только Пророк прав. В персидском Вавилоне он станет первым, кому проломят голову за стеной. Следом казнят его людей, и очень скоро преступники станут так же редки, как и в Сузах, где, по слухам, можно оставить кошелек на улице, а прохожие отнесут его к Надзирающему за порядком своего района. За вознаграждение, конечно, как без этого. И тут тоже скоро все изменится.
А он, сын сгинувшего в походе солдата и нищей поденщицы, станет князем. Неужели это возможно? Еще как возможно! У него за пазухой жалованная грамота, изукрашенная золотом и с печатью Великого Царя, который лично прижал перстень к пергаменту. После этого сам владыка похлопал его по плечу, чуть не сломав позвоночник, и удалился. А он с Пророком стали обсуждать детали, просидев почти до рассвета. Вскоре план начерно был утвержден, и Господин не без гордости подумал, что пара особо удачных комбинаций были за его авторством. Все-таки он тоже был мастером в своем роде, и работа с игроком такого уровня была для него истинным наслаждением. Даже Сукайя, который был очень хорош как исполнитель, рядом не стоял с этим человеком. Для него не существовало каких-либо ограничений, а мысли были настолько интересны, что Господин был восхищен, хоть и не показал этого. И сейчас повелитель ночного города готовил самое яркое дело в своей жизни.
Малх-Мореход вертел в руках свернутый лист пергамента, который с поклоном передал ему гонец царской почты. Молодой парнишка в плотных штанах, сапогах, измятых стременами, и традиционной безрукавке смотрел прямо и открыто, как и свойственно персам. Под безрукавкой был новомодный короткий доспех из переплетённых мелких колец, совершенно не стесняющий движений всадника. Удар копья катафракта он, конечно, не выдержит, но стрелу, дротик и нож — запросто. Великий царь не скупился, обеспечивая работу своей почты. Уже бывали случаи нападения с целью украсть письма одного купеческого дома. Все почтальоны приносили клятву, что письмо увидит только получатель, а для верности на эту работу не брали тех, кто ум