— Лежать, твари! Работает ОМОН!
Двое из оставшихся «тварей» действительно упали на снег мордой вниз, положив лапы на голову. Видимо, был опыт. Когда «работает ОМОН», ты действительно ложишься на мягкий пол, хочешь того или нет. А уже потом опера определяют свой там, свидетель, чужой или мимо проходил.
Ну, а ещё двое — пытались убежать.
Размеренные выстрелы лишенного гуманизма Кабыра этот спортивный забег — прервали. Я пока резво завладел автоматом. Огляделся. Мои живы. Избиваемые встают. Дела налаживаются, бизнес попёр.
— Ден, держи полупадаль на прицеле, чуть что лупи на поражение. Товарищи спасенные?
Священник уже встал. Левая бровь рассечена и разбита «в мешанину», глаз заливает кровь, нос распух, но при этом выражение лица было доброе, уверенное и расслабленное.
— Отец Илья!
— Антон Странник-один! — Оглянулся, жестами показал Кабыру чтоб «потрошил» убитых. — Знаете, что за черти пучеглазый, за что били, что случилось?
— Милостью Божьей мы с жителями спасаемся от морозов в подвалах усадьбы Ромодановских и в церкви. Мерзавцы хотели отнять нашу снедь, я пытался их отговорить, образумить. Они выволокли меня и Павла Дмитрича. Остервенели. Сущие псы. Упокой Господи их души. Смертоубийство думали свершить. Вас нам Бог послал, не иначе. Спас нас.
— Ну, мы вообще-то сами приехали.
— Это вам так кажется, Антон. Неисповедимы пути Господни. С вашей точки зрения вы сами, но это Он вас привёл. Истинно так.
Открыл, было, рот, чтобы возразить, сказать, что особо верующим не являюсь. Про совпадение. Подумал над его словами несколько секунд. Потом со стуком захлопнул.
— А что за человеки были свежеусопшие?
— Этот отрок, — он указал на главаря, от которого по снегу расползалась клякса крови, — родом из нашей деревни. Остальные его приятели. «Южанские». Хулиганы, разбойники, дебоширы. На учёте состояли. Прознали что у нас есть скромные запасы. Напали.
— Мир сошел с ума.
— Отрадно что в случившемся вы не вините Всевышнего.
Крякнул. Честно говоря, даже не думал в такой плоскости.
— Это рабская психология, обвинять кого-то. Правительство, президента, МВФ, евреев, масонов, Бога, в своих проблемах вместо активного шевеления жопой по направлению выживания и победы. Обвинить Бога проще всего. Это для слабаков. Я и так знаю, что случилось. Супервулкан, Йеллоустон. Это не божья кара, а охрененный, простите за выражение, природный катаклизм. Нам остается его только пережить. И если Бог есть и, если поможет, я буду только рад. Знаете, как в песне — «не бывает атеистов в окопах под огнем». Приму его помощь с поклоном и благодарностью. Давайте, по существу. Вам эти нетоварищи в каком-то виде нужны?
Под несколько изумленным взглядом Павла «как-там-его» Кабыр опытной рукой извлекал из карманов убитых все ценное. Снял обувь, куртки, нашёл немного патронов, сигарет и прочего прочего. При этом он даже ухитрялся привычно придерживать винтовку и напевать под нос. Денис обыскивал пленных. Кивнул мне.
Мельком глянул на задавленного собой. Цыпленок табака. Может, сам по себе вес трактора распределенный на большой плоскости он бы ещё перенёс, в глубокой теории, всё же колеса сдвоенные, но его голова сложилась параллельно левому плечу и забавно вывернулась. Его труп тоже хладнокровно «обнесли».
— Так вы двое, встали!
Оставшиеся поспешили выполнить мой приказ.
— Снимаем куртки, разуваемся, ремни на снег!
— Не имеете право! Мы не станем! — выпятил губу левый.
— Ха. Да как скажете! Отец Илья, а почему крест на храме такой странной формы и цвета?
Через мгновение — данц, данц. Мой вальтер уменьшил человеческое население планеты ещё на двух особей.
Священник, который было повернулся к церкви чтобы ответить на мой вопрос и протянул к кресту руку, с изумлением воззрился на двух новый покойников. Судя по выражению лица, ему было что сказать по поводу убийства беззащитных (хотя это те же люди, кто собирался убить его, а потом отнять продовольствие у остальных, обрекая их на голод и смерть). Ну а мне, исходя из достаточно сложных моральных устоев не хотелось убивать этих мразей на глазах батюшки. Как-то это было бы неправильно. Но и отпускать их не собирался. Вообще ни разу.
— Прости мне Всеотец, все прегрешения, вольные и невольные. Особенно, вольные! — я переложил пистолет в левую руку и искренне перекрестился в направлении церковного креста.
Потом мы молча погрузили трофеи в кузов. Я извлёк оттуда мешок кукурузы, мешок пшеницы, вручил их Отцу Илье и Павлу. Мы молча поклонились, сели, хлопнули дверями и поехали. В зеркало заднего вида я увидел, как гордо и твердо стоящий на ногах священник уверенными движениями перекрестил нас вслед трижды. Вроде как благословил.
— Антон Джан, я хотел про твою импровизацию сказать, — начал Денис.
— Знаю, знаю, забавно вышло.
— Забавно???!!!
Глава 15Убить или прокормить
Это не овощная база, товарищ призывник.
Это то место, где вы интересно
и чрезвычайно увлекательно
проведете ближайшие два года.
Не торопясь, пыхтели по полосе, где пролегала железная дорога, которая превратилась в громадный неравномерный снежный занос между мрачных стен леса, кое-где навалены настоящие «волны» из снега, льда и вмерзшей в них пыли с грязью.
Даже наш сверхмощный клаас преодолевал эти грёбаные барханы с огромным трудом. Я опасался, что может «оторвать» биндюгу. Пока везло. Всё-таки сельскохозяйственная техника создана с бычьим запасом прочности.
Стемнело и от этого стало только хуже. Слава Всеотцу, хотя бы ветра нет. Небо тёмное, мрачное, что с одной стороны — хорошо, нет мороза, а с другой — темно как в жерле у мушкетёра.
Ползём на штатной иллюминации клааса. Надо сказать, трактора такой свет дают, чтобы в поле всю ночь работать, а любой чёткий пацан с райэна позавидует. Но в наше время помогает не всегда, если снегопад, то видишь только танец миллиона маленьких светящихся лебедей.
Ползём, ориентируясь по карте. В какой-то момент лес слева кончился, началась никак не обозначенная пустошь. Возможно, военный полигон. До части не меньше двух километров в сторону от железки.
Обсудили план действий. Запасная точка сбора — одинокая будка путевого обходчика, в четырех километрах на восток, на путях. Её можно найти визуально как пешком, так и «на коне».
Даю левее, в свете фонарей блеснули глаза одинокого шального зайца. Или кошки. Мигнули, ускакали. Снег чистый, ровный, навалило порядочно.
Двигаемся уже вдоль железки, постепенно поворачивая в сторону редкого леса на болотистой местности. Виляем между хвостами ёлочек, по сравнительно ровной плоскости, до того места, где на карте не проиндексированная военная часть. Насколько известно от Данилы — четырехротный батальон радиоразведки и радиоподавления.
На карте пиксельный квадратик КПП. Мда. В реальности снег и лёд. Тоска, серость, никого людей и волки спать боятся.
Двигатель потише. Приподнимаюсь по очередному косогору, гашу все фары, разворот на «уход» или разгрузку. Как карта ляжет. Останавливаюсь. Согласно навигатору, до «расположения» осталось метров двести.
Парни сделались серьезными, Кабыр полез в телегу, Денис «на рули».
Спрыгиваю. Двигатель не глушил, чтобы чуть что — валить. Кого или куда, смотря по ситуации. Хакас должен укутаться в биндюге потеплее (у нас там наши «спальники», просит брать сразу все три), замереть и ждать «на винтовке», прикрывать.
Мороз дышал. Руки в карманы, топор за спиной, уж привык всюду его таскать. Пешкарусом в сторону КПП. Строение занесено. Время на моём всё ещё работающем кварце: двадцать тридцать пять. Итак, проходной нет. Нежели замерзли? Мой рейс сюда исходил из рассказов о существовании тут части, рисунка-карты от Данилы, с расположением оружейки и складов (для чего мне рисунок, не стал объяснять) и предположения, что российские военные, это не такие люди, которых способна остановить или убить даже ледниковая эра.
Впереди наблюдательная вышка. Правда, торчит она всего метра на полтора.
— Стой, стрелять буду!
Остановился, поднял руки вверх, хотя голос меня об этом не просил. Ну, наконец-то, ёб вашу медь. А я уж переживать начал. Откуда вояка меня подкараулил, так и не опознал.
— Стою!
— Кто такой?
— Конь в манто. Веди меня к капитану.
— У нас майор.
— Да хоть фельдмаршал. Веди, Джим Хокинс.
— Не положено. Вали отсюда, приятель, пока цел.
— Что положено, а что нет, не твоего пацанского ума дела. Не еби мне мозг. Веди его ко мне или меня к нему. Скажешь, задержал нарушителя периметра, он требует начальства, говорит это вопрос выживания военной части. Андестенд? Топор возьми. Только не проеби, потом чтоб вернул. Иначе, что это у тебя задержанный с топором бродит?
Солдат зло блеснул глазами, но забрал, кивнул «стволом» и повёл куда-то среди сугробов. Моим дал команду ждать час. Если не нарисуюсь, валить на точку сбора, там караулить да обеда следующего дня. Не появлюсь и там — считать меня коммунистом, дуть на Базу и докладывать об неуспехе.
Пробитая в плотном снегу, уходящая вниз траншея. Темно.
Спустились. Откопанная дверь. Мой конвоир стучит, потом сам же открывает, запускает, велит отряхивать ноги и ждать в углу. Ну окей. Никого нет. Угрюмое мрачное помещение, жирно крашенное в зеленый цвет. Квадратное, почти пустое. Два покосившихся шкафа, стол, четыре стула. Из света только фонарик солдата. Жестом велит мне «постоять тут», уходит куда-то по бесконечно длинному коридору, постепенно оставляя меня в кромешной тьме.
Вообще-то у меня свой фонарь, плюс запасной тонкий фонарь-карандашик в нагрудном кармане, но включать лень, посижу в темноте.
Нашёл себе стул, пока свет не исчез полностью, придвинул его к обшарпанному, некогда солидному столу, со скрипом сел. Чертовски холодно, особенно без движения. Прикрыл нос и рот тряпичной маской. Иногда на ветру так делаем. Подремать, что ли? Нет. Нельзя спать на морозе, зима приснится, замерзну.