надел на себя знак петли, на которой его за провинности могут вздернуть. Тыприглядись, когда выступают масоны-мафиози, кто с галстуком? Это они всехминистров, правителей подрядили галстук числить в форме одежды». Конечно, всемысли о ботинках, галстуке – все это никак не перекрывало волнения, которому явдруг обрадовался. Ведь не стал же бы я метаться меж столицами из-за чего-то икого-то другого, только из-за Саши. Мне было хорошо уже только оттого, что Сашаесть на белом свете.
– Где продленка? – схватил я за шиворот шустрогоученика, примерно второклассника.
– Там, – крикнул он и вырвался.
Пошел я туда, куда он рукой махнул. И не обманул – за дверьюслышался смех и разговоры. Я постучал и открыл дверь. Саша стояла за столом уокна обступленная детьми. Совершенно спокойно она поздоровалась, предложиласесть. Дети, видно было, заинтересовались мною гораздо усерднее.
Я сел и облегченно вздохнул. Вот я и дома, подумал внезапно.
– Дружно сели по местам! – скомандовала Саша.
Дети дружно сели по местам. Рядом со мною уселась девчушка,трогательно худенькая, с косичкой и с бантиком в косичке.
– Делайте домашнее задание. Кому что неясно, поднимайтеруку, я подойду.
– А-а, Александра Григорьевна, а вы обещали разговорыпо душам.
– Обещала. Но может быть, вначале задание?
– Разговоры по душам! – дружно сказала продленка.
– Это что, урок такой? – спросил я соседку.
– Нет, это разговоры по душам. – Девочка дажеудивилась, что взрослый дядя не знает такой простой вещи.
– Хорошо, – согласилась Александра Григорьевна.Была она в темной с белыми отворотами кофточке. Она чуть-чуть нахмурилась, юныеморщинки обозначились на светлом лбу. – Хорошо. Мама принесла мороженое,сказала: «Сережа, пусть мороженое растает, у тебя недавно болело горло»,поставила мороженое на стол. Сережа не вытерпел и, когда мама ушла, съелмороженое. Мама вернулась и спросила: «Кто съел мороженое?» Как ответил Сережа?
Я тоже стал активно размышлять над ответом. Уже тянулисьруки.
– Он сказал: «Кошка съела!» – Таков был первый ответ.
– Сказал, что собака.
Соседка, сидевшая со мною, посмотрела на меня и снедоумением сказала мне:
– Он же сам съел.
– Вот ты и скажи, что сам. Стесняешься?
Видно было, стеснялась. Тогда я поднял руку и, глядя наулыбающуюся Александру Григорьевну, встал и попросил спросить девочку.
Я сел, девочка поднялась и прошептала:
– Мороженое съел Сережа, и он сказал маме, что съел.
– Правильно, Светочка! – одобрила учительница. –Еще вопрос. Правильно ли делает – садись, Света, – правильно ли делаетстаршая сестра, когда кормит манной кашей младшего братика, он не хочет есть,она говорит: «Ешь, а то собачке отдам»?
Тут все решили, что неправильно, что собачку тоже надо кормить,что этот педагогический прием непедагогичен, воспитывает не доброту, ажадность. И еще одно было задание для размышления. Мальчик маленький упал состульчика, сестра бьет стульчик и говорит: «Вот тебе, вот тебе, не роняй нашегоПавлика». Стул же ни при чем. Павлик же сам упал, пусть в следующий развнимательнее будет. Что-то подмывало меня, я поднялся:
– Можно?
Саша приветливо подняла на меня зеленые глаза.
– Я вернусь к вопросу о мороженом. У меня претензии, уменя вопрос к маме Сережи. Если мама знает, что Сережа недавно переболелангиной, то зачем же она соблазняла его мороженым?
– Александр Васильевич, действия взрослых мы необсуждаем, – улыбаясь, сказала Саша.
– А можно мне выйти? На десять минут, – попросилсяя.
– Вы можете не отпрашиваться.
– Нет-нет, я хочу быть в числе учеников.
Еще быстрее, чем в прошлый раз, я понесся по лестнице, невзял куртки, на улице спросил, где тут мороженое. На мое счастье, онопродавалось рядом и, на счастье детей, было не заграничным, отечественным.Жалея, что не сосчитал коллектив продленки, я купил побольше, загрузил все впакет с рекламой американских сигарет и побежал обратно, невольно ставпропагандистом порока, с которым боролся. Через минуту, спросив разрешения устрогой учительницы, раздавал мороженое. Ей, конечно, в первую очередь.
– Объявляю соревнование, – сказала она, – ктомедленнее съест, тот...
– Тот получит добавку! – объявил я. У меняосталось несколько порций.
– Нет! – решительно возразила она. – Едой непоощряют и не наказывают. Если не возражаете, отнесем тете Симе. Сторожихе.
Как я мог возражать? Мороженое, которое я съел быстрее всех,не охладило меня. Съевший всех медленнее получил тоненькую книжку сказокПушкина.
Продленка же не может продлеваться бесконечно, думал я. Сашаобъявила перерыв, вопросительно взглянула на меня:
– Мне надо позвонить.
Мы пошли вместе по длинному коридору. Уже темнело. Вучительской никого не было. Вот сюда она прибежала, когда я звонил, по этомутелефону я слышал ее голос.
– Александра Григорьевна! – сказал я, протягивая кней руки и приближаясь.
Она подалась навстречу. Мы поцеловались. Она оторвалась ипошла к окну.
– Саша! – догнал я. – Саша! Я уже вечностьзнаю и люблю тебя. Все во мне жило ожиданием тебя, Саша!
Я обнял ее за плечи, она потупилась, но не отстранялась.
– Саша, я прошу тебя стать моей женой.
Она подняла голову. Я истолковал это как ожидание поцелуя ивновь склонился к ней. Но она мягко повернулась и пошла к дверям.
– Надо идти. Дети. Их нельзя оставлять надолго одних.
– Это меня нельзя оставлять одного.
– Александр Васильевич, идемте.
– Саша, странно же меня называть на «вы», когда мы...когда мы... уже не на «вы».
– Идемте, идемте.
«Да что ж это такое, – потрясенно думал я, шагая заней, как невольник. – Мы поцеловались или нет? Или это у нее ничего незначит?»
В классе я прошагал на свое место, сел. Щелкнул выключатель,лампы, протянутые под потолком, затрещали и замигали, потом осветили просторныйкласс. Саша стояла за столом. Лицо ее было раскрасневшимся. Нет, что-то былосейчас, что-то сдвинулось, и сдвинулось необратимо. «Девушка, которая краснеет,имеет великую душу», – вспомнил я Эдика.
– Александр Васильевич, – сказала вдругСаша, – вы имеете отношение к компьютерной технике?
– Да я от нее не отхожу! – воскликнул я.
– Вы ее так любите?
– Да я ее ненавижу, – ответил я искренне. –Или я что-то не так сказал?
– Нет, так. Мы часто с ребятами говорим о компьютерныхиграх. Вы можете сказать свое мнение? В Японии уже появились игры – электронныечеловечки тамагочи, знаете?
– Дети! – вскочил я.
– Идите на мое место, – попросила Саша.
Идя к столу, я вспомнил Валеру, компьютерщика. Вот бы когосюда привезти. Привезу. Я повернулся к классу и потому только не оробел, чтоувидел Сашу, она глядела на меня, глядела... влюбленно, хотел бы я сказать, нолучше было пока сказать – одобряюще.
– Электронный человечек, или карманный монстрик, илидругое электронное домашнее животное – это порождение времени, от ужасаодиночества в мире. Ребенка не понимают родители, улица страшна для него,друзей нет. А тут вроде свой, ручной, друг. Но эти игры уводят от жизни, потомдети закомплексованы, а потом закомплексованность переходит в агрессивность...
– Александр Васильевич, можно я переведу? Ребята, выиграете, играете и остаетесь без друзей, вам уже все неинтересно, кроме игры, апотом у вас обиды, что вас не понимают, так? Извините, Александр Васильевич.
– Спасибо большое. Я буду проще. С кем вы играете вкомпьютер? С машиной? Нет, с программистом, который делал программу. Вамкажется, вы побеждаете, набираете очки, а в самом деле все очень примитивно,плосковато...
Я покосился на Сашу, она улыбалась.
– Все эти игры – это пожирание вашего времени, всех васпожирание. С потрохами. – Я ахнул про себя. – Извините. Вы проходитепреграды, деретесь, в основном игры же все военные в принципе. Затягивают.Выиграл – еще хочется испытать победу. Проиграл – надо взять реванш. Неохота жебыть побежденным. Опять сидишь. А на экране трупы, клыки, зубы, орудияубийства, какие-то гуманоиды, ниндзя всякие, монстры, роботы...
– Александр Васильевич, вы, наверное, во все этоиграли? – спросила Саша. – Вы не стесняйтесь, ребята, спрашивайте.
– Нам говорят: воображение развивает, – поднялсяодин мальчик.
– Какое? – тут же парировал я. – Ввымышленном мире? Зачем вам такая реакция в тех ситуациях, то есть в том мире,который в этом мире... – я запутался, – то есть в обычной жизни, вамне пригодится, зачем?
– А еще быстрота реакции, – высунулся другой.
– На что быстрота реакции? – снова вопросомотвечал я. – Как опередить в ударе, в выстреле, опять же ситуация, то естьопять же вы живете не в нашей жизни, а в выдуманном мире. Я понятно ответил? Авиртуальная реальность, – закончил я, – вообще убьет в вас человека.
Урок был закончен. Мы вновь шли по коридору, ужеосвещенному. Вновь пришли в учительскую. Саша позвонила домой. Я не смелприблизиться к ней.
– Я скоро. Да, куплю. Да, сдам детей. Хорошо. –Она засмеялась. Положила трубку и объяснила: – Мама спросила: «Опять с дочкойпридешь?» Светочка, с вами сидела, очень несчастна, отца нет, мать выпивает часто,иногда не приходит, я Свету беру тогда ночевать. Не бросать же.
– Возьмите меня с нею. Ой, и я на «вы». Саша, я же неуроки сюда приехал проводить.
– У вас получается.
За Светочкой пришла ее мать. Светочка вышла, держась заСашину руку, и не сразу отпустилась. Мать несмело сказала: «Свет, к бабушкепоедем». Тогда Света вприпрыжку побежала к матери. Мы потихоньку шли к трамваю.
– Вы сегодня уезжаете? – спросила Саша.
– Господи Боже мой! – воскликнул я. – Я же квам приехал, к вам! Мое время в вашей власти.
Она молчала.
– Ну, это потрясающе, Александра Григорьевна! Может, вучительской были не мы, а наши дублеры?
– Не надо, Александр Васильевич. Хорошо: не надо, Саша.Знаете, давайте зайдем в церковь в Кузнечной. Это ближайшая к домуДостоевского, он в ней бывал, детей крестил. Или в Никольский морской собор?