Злость накрывает меня новой ослепляющей волной, и я прожигаю его ненавистным взглядом.
— Единственное, чего я от тебя хочу, Громов, так это того, чтобы ты оставил меня в покое и навсегда исчез из моей жизни.
— Мы оба знаем, что это невозможно, Аня. Из-за твоей маленькой лжи, — с горькой улыбкой добавляет он, — И, прежде чем ты начнешь вешать мне лапшу про то, что она — не моя дочь, знай, что я буду добиваться анализа на отцовство через суд. Может ты мне и изменяла, но, в отличие от тебя, гены не лгут.
Я промолчала, боясь, что голос выдаст меня дрожью, но Андрей и так видел, что он прав. Видел это по моим глазам.
— Мы можем решить все по плохому. Привлечь юристов. Поднять шумиху. Мне ничего не стоит засудить тебя за то, что ты скрывала ее от меня столько лет… Или сделать все тихо, по-хорошему.
Я знаю, что он прав. Именно поэтому я надеялась, что правда никогда не всплывет.
Сжав кулаки, я медленно вдохнула и выдохнула, пытаясь сдержать слезы. Не хотела, чтобы он снова видел меня слабой и жалкой, как раньше. И все же мои глаза заблестели.
— Чего ты хочешь? — тихо спрашиваю я со смесью страха и усталости.
— Думаю ты и сама знаешь. Наша дочь. Я хочу стать частью ее жизни. Это меньшее, что ты можешь для меня сделать, учитывая то, сколько лет ее жизни я уже пропустил по твоей вине.
Я вспыхнула, собираясь возразить, но только крепче сжала челюсти, понимая, что от этого будет только хуже. У меня нет другого выхода. У меня недостаточно связей и средств, чтобы бороться с кем-то вроде него.
— Хорошо, — сдаюсь я, и он хмыкает.
— Я не ослышался?
Я с ненавистью смотрю на него и едва не рычу:
— Я не буду повторять дважды. Хочешь быть частью жизни Алисы — хорошо. Я дам тебе такую возможность. Но взамен у меня будет условие…
— И какое же? — Андрей насмешливо выгибает бровь, и я отвечаю:
— Вот это. Наручники. Массаж. Укусы и поцелуи. То, что ты сделал. Ты отпустишь меня, и это больше никогда не повторится.
Какое-то время он молчит, задумчиво глядя на меня. Я понятия не имею о том, о чем он думает, и, если честно, не хочу этого знать, а затем он хмыкает:
— Уверена, что не пожалеешь об этом, Аня? — хрипло спрашивает он, нависая надо мной, и я шумно сглатываю. Мое сердце стучит так громко, что я даже слышу его, и я с ненавистью выдыхаю:
— Единственное, о чем я жалею, так это о том, что правда вообще вскрылась.
Андрей снова хмыкает, и в последний раз прикусывает мою мочку уха, заставляя меня дрожать от злости и желания.
— Маленькая врушка, — шепчет он, обжигая мое ухо горячим дыханием, а затем раздается тихий щелчок, и Андрей освобождает мои руки от наручников.
Я вскакиваю с кровати, нервно одергивая одежду и поправляя волосы, и ищу взглядом туфли, одновременно с подозрением поглядывая на него.
К счастью, больше он не пытается ко мне приблизиться. Только стоит и смотрит на меня со своей раздражающей улыбкой.
Мои колени все еще дрожат от нервов и возбуждения. Натягивая туфли, я так тороплюсь, что несколько раз чуть не теряю равновесие, и только чудом не падаю, что неслабо его веселит, и одним богам известно, чего мне стоит не показать этому козлу средний палец.
А еще я чуть не забываю о причине своего прихода, и вспоминаю лишь благодаря тому, что в соседней комнате что-то с грохотом разбивается, заставляя Андрея мигом напрячься.
— Какого хрена? — спрашивает он, и на моих губах появляется издевательская улыбка. Я-то уже знаю с каким монстром ему предстоит жить, а вот он еще даже не догадывается.
— Это Степа. Мамин кот. Судя по звуку, опрокинул горшок с маминым фикусом. Удачи с уборкой! — фыркаю я, и, круто развернувшись на каблуках, выбегаю из квартиры, а потом и из подъезда.
Весь путь до метро мое сердце так стучит, словно вот-вот проломит грудную клетку. И даже там, запрыгнув в вагон, я никак не могу успокоиться.
Что это такое было? Какого черта он творил?! И какого черта я так реагировала на него?!
Почему он снова на меня смотрел так, как раньше? До дрожи в коленях и бабочек в животе? Проклятье! Там, в своей бывшей комнате, я чуть не потеряла голову!
Нет, больше я его к себе не подпущу. Никогда.
Только глупец дважды наступит на одни и те же грабли, а я, может и наивная, но не идиотка.
Это просто физиология. Проблема в том, что у меня давно никого не было, а этот придурок слишком хорошо знает меня и мое тело.
И все же я продолжаю злиться на саму себя.
Я снова позволила ему выиграть. Он получил то, чего хотел: мое добровольное согласие, и мое унижение.
От последней мысли на душе стало мерзко. Захотелось помыться, смыть с себя следы от его прикосновений. Стереть воспоминания о сегодняшнем дне.
Но я не могла забыть. Это въелось в мою память так же сильно, как и тот наш последний разговор перед разводом, в его офисе. Я помнила все, связанное с ним, даже не желая этого.
Стоило закрыть глаза, как я вновь видела, чувствовала его. И за это я ненавидела его еще больше.
Я почти доехала до своей остановки, как вдруг получила сообщение с незнакомого номера:
Это мой второй номер. Сохрани, чтобы не потерять.
И помни о нашей сделке. Я хочу встретиться с Алисой завтра вечером. Время и место обсудим завтра.
И даже не думай хитрить. Со мной твои игры не пройдут.
Глава 8
Андрей
Черт. Кажется я перестарался.
После ее ухода я еще почти час пытаюсь прийти в себя, с чем неплохо помогает справиться холодный душ. Но, стоит снова взглянуть на кровать, к изголовью которой все еще пристегнуты наручники, как меня снова накрывает.
Я добился своей цели. Выбил из нее согласие. Возбудил и подразнил, от чего сам получил немало наслаждения. Мне следовало бы радоваться, но с ее уходом я снова ощутил пустоту. Совсем как тогда, получив документы о разводе.
Проклятье! Неужели я зашел слишком далеко? Неужели, заигравшись, пробудил старые чувства к Ане?
Нет. Это невозможно. Только не после ее предательства.
Нет. Дело в другом. Я хочу мести. Хочу, чтобы она прошла через то же, через что и я. Но, не смотря на мои угрозы, я бы ни за что не стал впутывать в это нашего ребенка. Это слишком бесчеловечно даже для кого-то вроде меня.
Я не обманывался. Понимал, что, даже не смотря на свою коварную натуру Аня — хорошая мать. Видел это по ее глазам, полным страха потерять своего ребенка. А значит и Алиса скорее всего любит ее. Поэтому я не мог просто взять и забрать ее у Ани.
Но я мог отомстить ей иначе.
Не смотря на все ее взгляды, на все ее слова, она хотела меня так же сильно, как я ее. Она отвечала на все мои прикосновения так же, как и раньше, если не сильнее, чувственнее.
Если бы я не знал ее, то решил бы, что с нашего развода у нее никого не было, но это невозможно. Прошло слишком много времени. Даже я иногда искал утехи у других женщин. Не может быть, чтобы она…
Выругавшись, я отмахнулся от этой мысли, как от назойливой мухи, и нервно зашагал по комнате, а затем зашел в соседнюю и выругался еще громче.
Насчет фикуса Аня не ошиблась. Бедное растение лишилось не только горшка, но и пары листьев, да и его стебель надломился во время падения. А пушистый гад сидел на шкафу, медленно обмахиваясь белым хвостом, и смотрел на меня, как на своего персонального раба.
Прищурившись, я пригрозил коту кулаком и принялся убирать это безобразие.
Другого горшка не нашлось, так что несчастный фикус вместе с остатками земли переехал в старое ведро. Убрав осколки и следы преступления пушистого засранца, я вспомнил о том, что Аня собиралась его покормить, и пошел на кухню в поисках кошачьего корма. Нашел какой-то сухой в шкафу, и снова ругнулся, потому что дверца шкафа заскрипела и повисла на одной петле.
Нахмурившись, я насыпал корм в миску, и попытался вернуть ее на место, но вскоре понял, что без инструментов не обойтись, и начал искать их. Кажется когда-то они хранились в коридоре…
Старый ящик с инструментами отца Ани нашелся там же, где и много лет назад. Судя по всему, с тех пор, как я в последний раз был в этом доме, к нему никто не притрагивался.
Достав отвертку и несколько саморезов, я вернулся на кухню и с горем пополам все починил.
Пусть я и не собирался всерьез жить здесь эти две недели, когда устраивал ловушку для Ани, но не привык оставлять после себя бардак. К тому же это было неплохим местом для встреч с дочерью.
По крайней мере дом родителей Ани подходил для этих целей лучше отеля. Да и для других тоже.
От мысли о последних в штанах снова стало тесно. Тело требовало разрядки. Вот только у меня не было ни малейшего желания звонить Лизе или еще кому-то. По иронии судьбы я хотел ту, что ненавидел, и ту, что ненавидела меня. Хотел так сильно, что едва сдерживался благодаря ненависти, и единственным утешением для меня было то, что она испытывала то же самое.
Я чувствовал ее пульс, видел дрожащие колени, слышал, как она стонала.
Готов поспорить, Аня давно не была такой мокрой. Интересно, как сильно она ненавидела себя за то, что хотела меня? Надеюсь сильно. Потому что я себя ненавидел. Но это ни капли не умаляло моего желания.
Потянувшись рукой, я сжал пах и застонал сквозь зубы.
Было бы намного проще, если бы я просто взял ее там, когда мы оба этого хотели. Что бы из этого ни вышло, это было бы намного лучше, чем стоять посреди пустой квартиры с железным стояком.
Надеюсь ей сейчас так же плохо как и мне.
От мысли, что она просто примет душ и спокойно уснет, вернувшись домой, я сжал кулаки так сильно, что вогнал короткие ногти в кожу на ладонях.
Меня накрыло волной злости. Я был готов зарычать.
Нет уж. Я не дам ей выбросить из головы то, что случилось.
Думая об этом, я вспоминал ее глупое условие. Даже сейчас я слышал ее слова, произнесенные тихим, дрожащим от возбуждения голосом:
“Наручники. Массаж. Укусы и поцелуи. То, что ты сделал. Ты отпустишь меня, и это больше никогда не повторится”.