— Кстати, как там Дед? — спросил Коляша.
— Да вроде в порядке. Копается на участке, ездит на велосипеде, на видео детективы смотрит, курит шесть беломорин в день.
— Значит, теперь самый настоящий дед, — с огорчением сказал Коляша. — А еще три года назад орел был.
— Он и сейчас не мокрая курица.
— Но не тот, не тот уже!
— А ты вроде этому рад, Англичанин?
— Чему тут радоваться?
— Тогда и не радуйся.
Перебрехиваясь, подошли к глубокой синевы автомобилю марки «БМВ». Коляша распахнул обе передние дверцы (в салоне, прокаленном солнцем, стояла невыносимая для легких духота), подождали, пока хоть слегка проветрится, уселись и тронулись. Сырцов невнимательно глядел на волевой (выдающийся крутой английский подбородок) и одновременно бесшабашный (курносый рязанский нос) профиль Коляши, шикарно и брезгливо крутившего баранку. Почувствовав сырцовский взгляд, Коляша резко обернулся к нему, улыбнулся и подмигнул:
— Хороший тарантас. А ты свою коляску бережешь, что ли? Или крепко выпить сегодня собрался?
Из-под запретительного кирпича «БМВ» выбрался на Старокалужское шоссе и побежал всерьез.
— Слишком долго ты, Коляша, вокруг меня вприсядку пляшешь. На кой ляд я тебе понадобился?
«БМВ» съехал на обочину и затормозил. Коляша развернулся на сиденье, решительно заглянул Сырцову в глаза, но спросил опять же с экивоками:
— Ты теперь два месяца без привязи?
— Короче, Склифосовский! — репликой из «Кавказской пленницы» перебил его Сырцов. — Имеешь что на эти два месяца предложить?
— Может быть. В перспективе.
— Когда перспектива превратится в реальность, тогда и говорить будем. Поехали!
Англичанин пристроился в зад «Икарусу», который несусветно вонял. Морщась недовольно от вони и от грубости Сырцова, Коляша осуждающе заметил:
— А ты — крутой.
— До чего же вы все надоели этим словечком! — мгновенно впал в злобу Сырцов. — Крутой! Крутые только яйца бывают, да и то вареные. Чуть что — кру-той! Больше, что ли, подходящих слов нету?
— Ну, теперь еще круче, — невозмутимо отметил Коляша. Сырцов остыл так же внезапно, как и вскипел. Посмеялся, любовно осуждая свою вспыльчивость, а отсмеявшись, предложил:
— Излагай.
— Чисто сыщицкая работа. Поиск.
— Простейшая сыщицкая работа, — поправил Сырцов. — На такую работу — любой паренек из твоего детективного агентства. Меня нанимать — из пушек по воробьям. И дороговато будет.
— Мы сузили профиль, Жора. Мое агентство сейчас предоставляет телохранителей — и не более. Ребятки только на это и натасканы. А дороговато… Тем, кто будет нанимать, есть чем платить.
— Исходные.
Из одной весьма известной на Москве банкирской семьи сбежала дочь. Вот ее надо найти.
— Наниматели — семья? Отец? Мать?
Англичанин слегка заколебался. Как бы занятый поворотом на МКАД, обдумывал ответ. Обдумал:
— Компаньон отца.
— В эти игры не играю, — решительно отказался Сырцов.
— Какие еще игры? — удивился Коляша.
— Поганые. Почему не семья, почему компаньон?
— Семья не хочет, чтобы об этом знали посторонние люди…
— А компаньон хочет! — Перебил Сырцов. — Для того, чтобы папу повалить?
— Все сложнее, Жора.
— В таких делах всегда все просто. А если сложно, значит, кто-то темнит и нарочно путает.
— Не в деле сложно. Во взаимоотношениях. Отца, матери, дочери.
— Ну, это понятно. От этого, вероятнее всего, девица и сбежала. Кстати, а почему милиция не задействована?
— Девица — совершеннолетняя. Девятнадцать лет. И уйдя, оставила записку. Не ищите, мол, видеть вас не хочу, буду жить по своему усмотрению. У нас же свободная страна, Жора, каждый гражданин живет, как он хочет. А она хочет без родителей. Собственно, в ментовку идти не с чем.
— Эй! Ты куда? — вдруг заорал Сырцов, увидя, что Англичанин свернул на проспект Вернадского.
— К тебе домой, — невозмутимо ответил Англичанин, делая с Ленинского левый поворот на зеленый свет.
— Ну, и где, ты считаешь, я живу? — уже спокойно поинтересовался Сырцов.
— В косом доме на Вернадского, где мы с тобой в свое время выпили не один литр водки, — достойно ответил Коляша.
— Хорошие были времена! — восхитился Сырцов. — Вот когда работенка была! Не то что взбесившихся с жиру девиц искать. — И запаузил, вспомнив, что не об этом речь. — Не живу я теперь здесь, поменял я свою дворницкую.
— Если в Медведково или в Бескудниково — не повезу, — твердо и серьезно решил Коляша.
— В центре, в центре! — успокоил его Сырцов. — В переулочке за Новым Арбатом, рядом с американским посольством и СЭВом.
— Это кого ты так ловко обдурил?
— Никого не обдурил. Доплатил и старичку одному удовольствие доставил. У него в этом доме на Вернадского сын живет на пятом этаже.
— Ну, ты и ловкач. Ну и пройдоха! — обрадовался возможности уличить в неблаговидных делах благородного сыщика Коляша.
— А у тебя какая квартира сейчас? — ехидно полюбопытствовал Сырцов.
— Трехкомнатная, — пришлось признаться Коляше. — Но у меня — семья.
— Семья — это очередная длинноногая дива?
— Не твое собачье дело, — внезапно обиделся Коляша.
— Правда глаза колет. — Сырцов сделал строгое лицо и получил в ответ несколько набившее оскомину, но до сих пор выразительное:
— Козел!
Сырцов засмеялся как можно противнее. Посмеявшись, решил:
— Как ни старайся, Англичанин, не получится из тебя интеллигент, нет, не получится! Менталитет-то уголовный!
Англичанин сделал паузу, потому что после моста над Москвой-рекой осуществлял поворот на Фрунзенскую набережную. Выйдя на прямую, нашел возможным грубо ответить:
— Так же как и из тебя, брянский колхозник! — И вдруг отвлекся, воззрившись на пролетавший слева и назад дом. — Видал, что люди делают? На крышах себе домики строят!
— Пентхауз это называется, — показал свою образованность Сырцов.
— Вот из этого пентхауза девица и сбежала! — сообщил Коляша и без всякой связи помечтал: — Разбогатею — себе тоже такой построю!
— Зачем? — грустно спросил Сырцов.
— Как — зачем? По крыше как по полю гулять, на Нескучный любоваться, а главное: никаких соседей!
По Садовому — туннелем, с разворотом у дома Шаляпина, мимо американского посольства, вниз по переулку.
Здесь, — сказал Сырцов у серо-голубого дома-башни Англичанин приткнулся к тротуару и, не глуша мотора, вновь спросил:
— Ну, как? Берешься?
— Нет.
— Почему?
— Не хочется.
— А чего хочется?
— «Сердцу хочется ласковой песни и хорошей, большой любви», — отвратительным фальцетом пропел строку из старинного шлягера Сырцов. Вышел, обошел «БМВ», пожал руку Коляше и направился к подъезду, на ходу поласкав ладошкой крышу своей бежевой «девятки».
— Все-таки подумай! Время еще есть! — крикнул ему в спину Коляша. Не оборачиваясь, Сырцов поднял правую руку вверх — ладно, мол, слышал…
Глава 2
Набрал код, проник в подъезд, открыл почтовый ящик. За «Вечеркой» прятались ключи от автомобиля, завернутые в бумажку. Сырцов бумажку развернул и прочел корявую строку: «Карбюратор в порядке. Женя». Вот и ладушки. Теперь у него, Сырцова, все тип-топ.
Эту свою квартиру, в отличие от дворницкой, он нежно любил. Более года прошло, как переехал, но любовь к ней все жила в его сердце больном. Ну, естественно, и баловал он ее, свою любимую. Чуть что — подарок. От этого и стала она веселой, ухоженной и украшенной, с которой каждый раз встречаться — радость. Его гнездо, его крепость, его дом на долгие времена. Дамочки, изредка по необходимости залетавшие сюда, сразу же понимали это и не пытались навести в этой мужской квартире уют. У него был свой уют.
После парилки в «БМВ» было жарковато. Сырцов разделся до трусов, сполоснул личико и руки и двинул на кухню. Последний год он держал себя в форме: каждодневные пробежки, каждодневные часовые занятия на тренажере (в лоджии стоял), диета и полный отказ от курева и пьянки. Съел бутерброд (хлеб был с отрубями) с сыром, выпил стакан йогурта и — сыт.
Застелив квадратную (два двадцать на два двадцать) тахту простынкой, бросил в голову подушку, улегся под плед. Сквозь полуприкрытые веки картинка виделась слегка размытой и оттого почти сказочной. Он любовался этой картинкой, он ощущал свою силу и в преддверии сна верил в свое бессмертие. Кто-то вроде шептал ему на ухо: «Хорошо, хорошо, хорошо», и он радостно и бессловесно соглашался: да, хорошо, да, хорошо, да, хорошо… Сначала он сладострастно засыпал, а потом заснул крепко. Открыв рот, он похрапывал.
Разбудил его дьявольской силы телефонный звонок. Мало чего соображая, он рванулся к аппарату, больно ударился коленом о стул и схватил трубку. Зачем-то хотел успеть до того, как звонки прекратятся. «Если бы знать! Если бы знать», — как говорили чеховские дамы.
— Да, — произнес он пискляво, поспешно прокашлялся и тут же выдал басом: — Я вас слушаю.
— Здравствуйте, Георгий Петрович, — сказал в трубке изысканный женский голос. — Наш общий хороший знакомый Роман Суренович Казарян порекомендовал мне обратиться к вам. Он собирался сегодня вечером до моего звонка сам связаться с вами, но я не дотерпела до вечера. Я должна встретиться с вами как можно скорее. Дело не терпит отлагательств.
— Простите, не знаю вашего имени и отчества… — перебил Сырцов.
— Светлана Дмитриевна, — представилась трубка.
— По какому делу вы хотите обратиться ко мне, Светлана Дмитриевна?
— Это не телефонный разговор, Георгий Петрович.
— А другого у нас с вами не будет, — безжалостно сказал Сырцов. Дама на том конце провода замолчала. Потом вздохнула прерывисто и поведала:
— У меня большое горе.
Такими словами обезоруживают. Сырцов посопел и промямлил:
— Я сегодня вечером занят…
— А сейчас еще не вечер! Еще не вечер! — бессознательно повторяя слова глупой песенки, страстно заговорила Светлана Дмитриевна. — Я через десять минут буду у вас и не отниму много времени. Вы всюду успеете, Георгий Петрович, я даю вам слово — вы всюду успеете.