Вот он, недостижимый пижон, начальник отдела МУРа, подполковник милиции Леонид Махов, перед ним.
— Кофейку, — потребовал Махов.
— Ты же на минутку, — проворчал Сырцов, уже идя на кухню.
Он разбросал по чашкам растворимый кофе, залил кипятком, плеснул молока. Махов сделал первый глоток, осторожно вытянул (чтобы не тронуть случаем хлипкий журнальный столик длинные ноги и сообщил, ища сочувствия:
— Устал.
Сочувствия не нашел. Сырцов, отхлебнув, сказал:
— И я тоже.
— От чего же ты так устал, Жора?
— За этим и приехал?
— Что? — сделал вид, что не понял иронии, Махов.
— Приехал, говорю, затем, чтобы узнать, отчего я устал?.
— Так точно, ваше благородие. Как мне кажется, ты очень суетишься последние дни. Хотелось бы знать, по какому поводу?
— А на хрена вам это знать, ваше высокоблагородие? — Откуда-то Сырцов знал, что подполковник — уже «высокоблагородие».
— После тщательного обыска в квартире убитой Марии Елагиной, после серьезной работы экспертов мы пришли к выводу, что на эту квартирку в ночь убийства было по меньшей мере три захода, совершенных тремя не связанными друге другом лицами или группами лиц. С большой долей вероятности можно говорить об убийстве, о последовавшем вслед за ним неизвестном гражданине и, наконец, о парочке быков, которых упустили ребята из района. Неизвестный гражданин — не ты ли, Жора?
— Что, сильно там наследили? — не ответив на маховский вопрос, задал свой Сырцов.
— В том-то и дело, что несильно. Поэтому я и задал свой вопрос. Отвечай, Жора.
— Не буду я отвечать. Но не потому, что я там был, а потому, что ты со мной ведешь игру без правил. Просто давишь. Ведь тебе меня зацепить нечем.
— Нечем, — покорно согласился Махов и допил кофе. — Но хочу сообщить тебе еще кое-что. Для сведения. Кто-то навел ментовку на эту квартиру в ту ночь, назвавшись соседом убитой. Навел с профессиональной четкостью. Мы сапог не пожалели, проверили все квартиры дома. Нету там такого соседа.
— И что? — полюбопытствовал Сырцов.
— Да ничего. Я понимаю, ты закрыт и осторожен, боясь навредить клиенту. Но смотри — себе не навреди.
Еще картиночка, приятная на вид! Откуда узнал про его дела муровский подполковник? Коляше совсем не с руки, сам себе кислород перекрывать не стал бы, ему Ксению тоже искать надо. Логунов до недавнего времени был не в курсе.
— Светлану Логунову додавил?
— Все-то тебе скажи, — лучезарно улыбнулся Махов. — А ты мне — ничего.
И, поднявшись, от долгого низкого сидения мучительно-сладострастно потянулся.
— Еще кофейку? — предложил гостеприимный хозяин.
— Хватит. Сегодня — четвертая чашка. С пятой изжога придет. Спасибо. — Махов засунул руки в карманы брюк и, что самое удивительное, не испортил силуэт восхитительных линий пиджака. — Говенно поговорили, брат.
И направился в прихожую. Сырцов — за ним. Понимал, что мент специально выводит его на последний аккорд, но шел за ним, как бычок на веревочке. Махов и дверь входную открыл на площадку, чтобы создать эффект нейтрального поля.
— Ну, шарахни на прощание! — опережая его, попросил Сырцов.
— Нашел девицу? — дал пристрелочный залп Махов.
— Без комментариев, — стараясь уподобиться политическому деятелю, мгновенно отреагировал Сырцов.
Сей ответ Махов принял без огорчения:
— Дело твое.
— Это уж точно — мое.
Махов только и ждал подтверждения:
— Прелестно, но запомни: если твое дело имеет отношение к делу об убийстве Марии Елагиной, пощады от меня не жди. Конечно, соучастие тебя минует, но сокрытие улик, введение в заблуждение ведущих следствие, дезинформацию — все это я тебе прицеплю.
— На срок потянет?
— На срок, скорее всего, нет.
— Спасибо, успокоил, — перебил Сырцов. — Адью, Леня.
Уже от лифта Махов в последний раз улыбкой обнаружил свое обаяние:
— Но позору, позору, Жора, на всю Москву!
Задумчиво прибрал со стола, помыл чашки, придирчиво прикинул взором, все ли в порядке в его гнезде (не любил возвращаться в засранную квартиру, сразу портилось настроение), хотел было уходить, но ослаб что-то, присел на минуту — собрать себя по кускам, сконцентрироваться. За окном шустрее забегали автомобили, не одинокие прохожие — шеренги и колонны двинулись по тротуарам, оживленней зазвучал человеческий гур-гур. Москвичи убегали со своих рабочих мест. А ему работа только предстояла.
Какая еще работа? Он ведь, сделал порученное ему дело, честно отработал гонорар и мог бы со спокойной душой отрубиться, быстренько уехать на Валдай рыбачить и забыть все к чертовой матери. Но нет! Забыть распухший язык и выпученные глаза Маши? Забыть объятую ужасом Светлану? Забыть брошенную всеми на растерзание черному миру Ксению? Забыть Деда, который без всяких просьб и мзды ринулся ему на помощь? Себя забыть?
Сырцов в прихожей до предела высунул язык и тщательно рассмотрел его в зеркале. Ничего язык, розовый. Скорчил рожу, подмигнул ей, рожа подмигнула ему. Захотелось сказать ей кое-что. Сказал:
— Дурак ты, Сырцов.
Глава 20
Подготовкой к капитальному ремонту путепровода-моста над Садовым испортили сразу все: и проезд, и подъезд, и объезд, и, самое главное, вид. И не торопятся, заразы. Обнесли забором, завезли какие-то плиты, оставили на всякий случай самоходный кран и успокоились. Судя по тишине за забором, всерьез приступят к строительству не раньше будущего лета. Машины гуськом тянулись по одной полосе вдоль забора. Сырцов вырвался из цепочки, сделал левый поворот и, избежав столкновения с ползущим ему навстречу двадцать восьмым троллейбусом, выскочил, слегка нарушая, на широкий тротуар у кафе «Крымское». А у кафе — стоянка.
Забор был ничего себе, плотный забор. Но есть ли на Руси хоть один забор, в котором русские не проделали бы лаз? Лаз вот он, рядом. Сырцов проник на строительную площадку.
Про строителей он все правильно понял: не было строителей на площадке. Строили здесь другие. Под удобно нависшими бетонными плитами из картонных иностранных ящиков, которых ныне изобилие, были возведены эфемерные, но для летнего существования вполне пригодные сооружения. Четыре штуки. На взгляд — пусты. Да так и должно быть: люди с работы едут, время бомжовой охоты. Заглядывать в эти обиталища у Сырцова не было никакого желания. На всякий случай свистнул. Без помощи двух пальцев, но по-разбойничьи пронзительно.
Из ближней к нему норы, не вставая, объявился (ящик отодвинул) некто в меховой драной шапке, в волосах до плеч, в тренировочном костюме фирмы «Рибок». Старом и драном. Некто почесал указательным пальцем дней пять небритую щеку, спросил без интереса:
— Тебе чего?
— Кого, — поправил Сырцов. — Пашу.
Некто перестал чесать щеку, задрал руку вверх (рукав оттягивал), важно глянул на черные цифровые пластмассовые часы и сообщил:
— Скоро будет.
— Когда — скоро? — потребовал уточнить Сырцов.
— За поллитром пошел.
Надо полагать, не в здешних дорогих палатках для проезжающих мимо нуворишей покупал свои поллитра Паша Рузанов. Придется ждать, когда он найдет, где подешевле. Сырцов пристроился на чистой, теплой, милой заду бетонной балке. А некто уже хотел общаться:
— Пашка-то тебе зачем?
— Нужен.
— Вот я и спрашиваю: зачем он тебе нужен?
— А ты не спрашивай.
— Грубишь, что ли?
— Грублю.
— А зря. Ты здесь — залетный фраер. Вмиг рога обломаем.
— Тебе до этого три года протрезвляться надо.
Некто страшно удивился, на четвереньках вылез из-под картона и демонстративно поднялся в рост. Под два метра был. Погордился:
— Я и похмельный тебя заломлю!
— Успокойся, а? — попросил Сырцов.
— А ты не хами, — почти миролюбиво поставил условие некто. И вдруг вскричал, взрыдал даже: — Да где этот чертов Пашка?!
— Туточки мы, — неожиданно раздался издевательский голос.
Откуда явился Пашка — неизвестно. Только не от дырки, которую держал в секторе обзора Сырцов. И подошел неслышно: вот он, в трех метрах.
— Принес? — с боязливой надеждой спросил некто.
— Принес, принес, — успокоил его Паша. — Только вот не знал, что к нам в гости мент пожалует. Знал бы, коньячку купил.
— Паша, нам менты здесь не нужны, — сказал некто.
— А где они нужны? — спросил у Сырцова Паша и подмигнул.
— Здравствуй, Паша, — сказал на это Сырцов.
— Добрый вечер, Георгий, — откликнулся Паша.
Ишь ты, по имени. Откуда узнал? Вроде у вождя его имечко вслух не произносилось. А может, и произносилось. Не помнил Сырцов. Лучше на этом не заостряться. Вроде бы проехали. И поэтому:
— Мне с тобой поговорить надо, Паша.
Некто в миг понял, что свидание с поллитром может быть отложено на неопределенное время.
— Потом, — нервно заявил он. — Потом поговорите. А сейчас похмелиться надо. Ты же обещал, Паша!
— Обещанного три года ждут, — автоматически брякнул Сырцов.
— Да ты что?! — взревел некто. — Да я тебя!
Страшен во гневе алкоголик, когда пытаются лишить его выпивки. Но ничуточки не испугался алкоголического гнева Паша. Ответно пригрозил:
— Орать будешь, вообще не дам.
— Ты же обещал, — рыдающим шепотом напомнил некто.
— Вот теперь хорошо говоришь, тихо. Бидона буди.
— Счас сполним! — пообещал некто и, снова встав на четвереньки, вбежал в картонный домик.
— Отдай им поллитра. Я тебе компенсирую, — не совсем ловко изъяснился Сырцов. — А мы с тобой — в сторону и поговорим.
— Поговорим, поговорим, — пообещал Паша, с неподдельным интересом наблюдая, как из домика выбирался Бидон. Бидон как Бидон: невысок и обширен. С тремя стаканами в руках. Пустыми, которые — видно было по невыразимому блеску быстрых, в слезе глаз — страстно хотел видеть наполненными. Сказал чистым голосом:
— Сдавай, Паша. Сейчас Малыш закусь принесет, — и ровным рядком поставил стаканы на бетонную балку, служившую сиденьем Сырцову.
— А четвертый где? — спросил Паша и кивнул на Сырцова.