— Не обольщайся на наш счет, девица Ксения, — негромко заговорил Смирнов. — Мы — как все старики на белом свете. Вздорные, раздражительные, вечно недовольные всем в нынешней жизни только потому, что она пришлась на наш закат. Появилась ты, и мы, чтобы тебе понравиться, прикинулись умными, веселыми, добрыми и разыгрались так, что перестали понимать, где собственно мы, а где персонажи, которых мы изображаем. И знаешь, оказалось, что быть умным, веселым и добрым не только для окружающих, но и для себя — весьма приятное занятие. Так что твое появление здесь — благодарное для нас. За тебя, дочка.
Выпили. Ксения вдруг хлюпнула носом и мелко-мелко заикала: рыдала умилительно и благодарно. Лидия Сергеевна решительно повалила ее на траву и принялась щекотать. Ксения всхлипывала, взрывами смеялась, утирала слезы и отбивалась. Отбилась, села в траве. Уже не рыдала, не смеялась, а только отбивалась. Отбилась, села в траве. Уже не рыдала, не смеялась, а только икала. Смирнов плеснул вина в стакан, протянул ей и посоветовал:
— Выпей и замри. Пройдет.
Она выпила, замерла и — со сжатым ртом — выпученными глазами стала поочередно всех рассматривать. Не дыша. Наконец терпеть стало невмочь, и она, шумно втянув воздух, прислушалась к себе.
— Не икаю! — обрадовалась она. — Господи, какое счастье!
— А теперь — всем спать, — строго приказала Лидия Сергеевна и объяснила, почему всем сейчас же следовало ложиться спать: — Все равно лучше не будет.
Сырцову поставили раскладушку в комнате Смирнова. Сидя на своих лежаках, они лениво раздевались.
— Бессмыслица, — ни с того ни с сего брякнул Смирнов, по-армейски тщательно складывая портки.
— Вы о чем, Александр Иванович? — спросил Сырцов.
— Выстрел. Выстрел в тебя на данном этапе — полная бессмыслица.
Не в лад, не в склад, размышляя о своем, Сырцов произнес:
— Если началась снайперская охота за мной, они рано или поздно прикончат меня. Такие вот пироги.
Рассуждалось об этом свободно, потому что он был сильно выпивши.
— Не нужно им сейчас на тебя охотиться, не нужно!
— Но ведь охотятся!
— Дурацкий, нервный выстрел. Но отчего? — Смирнова всегда раздражали непонятные ему действия и поступки.
— Не отчего, а для чего. Чтобы меня порешить, — продолжал жалеть себя Сырцов. Он тоже снял штаны и любовно разглядывал свои белые колени.
— Ну какой же ты зануда! — изумился Смирнов.
— Зануда не зануда, а помирать все равно не хочу, — нетрезво пробурчал Сырцов. — Жить, вы даже представить себе не можете, как хочется!
— Почему не могу? Очень даже могу. Самому хочется. А ты вроде сильно закосел, Жора?
— Поплыл слегка, — признался Сырцов.
— Тогда давай спать.
— Что делать будем, Александр Иванович?
— Я же сказал: спать.
— А вообще?
— С утра все по полочкам разложим. Спи давай.
— Уже утро.
И впрямь утро. Окно безудержно и заметно на глаз светлело. Наваливался всепоглощающий летний рассвет.
Глава 23
Он опоздал. Вернее, они с Дедом опоздали. У подъезда дома на Краснобогатырской столпился служебный транспорт: милицейская «Волга», милицейский «рафик», «скорая помощь». Все, конечно, может быть — бытовая драка, падение с крыши, ограбление, но Сырцов твердо уже знал для себя, что именно произошло в этом подъезде. И даже в какой квартире.
Необычное столпотворение у подъезда он заметил издали и поэтому, не останавливаясь, проследовал на «девятке» мимо, сделав зигзаг по причудливому периметру этого гигантского дома. В зеркало заднего обзора он видел, что следом за ним во двор въехал микроавтобус телевизионщиков. Микроавтобус прибился к автомобильному стаду у подъезда, и из него вылезли хорошо известный по телеэкрану репортер с микрофоном и оператор с ручной камерой. Мигом осмотревшись, они ринулись в подъезд.
Встреча с подполковником Маховым не входила в планы Сырцова, и поэтому он решил наблюдать за происходящим с почтительного расстояния. Медленно катя, он выбирал точку, нашел, остановился и, не выходя из автомобиля, приступил к созерцанию. Хорошо бы, конечно, подойти к солидному кружку аборигенов, которых, несмотря на утренний час, собралось достаточно, подойти и послушать, о чем говорят записные ораторы — всезнающие подъездные бабки. Но лучше не надо: был шанс наскочить на излишне мобильного сейчас Леонида. Сидеть надо в машине и тихо-тихо ждать, не высовываясь.
Ждал минут пятнадцать. Сначала появились санитары с носилками, на которых лежало нечто, покрытое служебной простыней. Кружок аборигенов мгновенно распался, превратившись в полудугу, охватившую заднюю часть «скорой помощи». Санитары отбрехивались и легко отпихивались от наседавших. Вышедший чуть позднее врач, судя по жестикуляции и артикуляции, просто-напросто матерно орал. Оторавшись, уселся рядом с водителем, и «скорая» уехала. Тогда и вышел Махов. Хвостом плелись за ним телевизионщики. По всему видно, он сказал им в последний раз «нет», отвернулся от них и внимательно, с профессиональной дотошностью, осмотрел двор. Сырцов инстинктивно откинулся от окна в глубь салона. Не заметил, придирчивый мент, да и вряд ли мог заметить Сырцова на таком расстоянии, не поворачивая головы, сказал что-то репортеру с микрофоном, сел в «Волгу» и укатил, слава Богу.
Теперь можно и подойти. Телевизионщики выспрашивали подробности у словоохотливых бабок. На бесптичье и бабка соловей.
— Одно скажу, часа в два ночи у него сильно музыка играла. Я как раз под ним живу, так что хорошо слышала. Хотела было скандал ему устроить, чтобы не безобразил ночью, но честно признаюсь: лень вставать было.
Бабку снимали для телевизора, и это нравилось ей до невозможности.
— А кто обнаружил тело? — спросил репортер.
— Виталий Егорович, сосед его по площадке, — сообщила старушка. — Он бывший милиционер, у нас в отделении начальником паспортного стола был. Так он сразу все замечает. Вот и заметил, что дверь у журналиста открыта.
— Когда это было?
— Дак в полдесятого, думаю.
Час тому назад, значит. Оперативной группе там копаться с маетой еще часок, не меньше. А ты спрашивай, спрашивай, репортер.
— Где мне найти Виталия Егоровича?
— Да он же там, на квартире, с милиционерами сидит!
— Спасибо вам, Тамара Захаровна! — поблагодарил старушку репортер и осведомился у оператора: — Что-нибудь склеим к двенадцатичасовым?
— Что-нибудь склеим, — подтвердил оператор. — Если сильно поспешим.
Микроавтобус развернулся и на нахальной скорости покинул двор.
— А кого убили? — страстно вопросил здоровенный дядя из только что прибывших.
— Газетчика. Михаила Грушина. Он всех в газете разоблачал, вот его и убили, — авторитетно сообщила вторая старушка, раздраженная тем, что ей не удалось выступить перед камерой.
— А кого он разоблачал? — все допытывался дядька.
— Да всех! Бандитов там, спекулянтов, милицию, генералов, правительство, Жириновского. Всех, всех разоблачал. Боевой был. — Старушка для приличия пригорюнилась.
— Вот таких и убивают, — решил дядька. — Хороший, видно, человек был.
— Боевой — это да, — не согласилась старушка. — А чтоб хороший не скажи. Бабы у него вечно какие-то, пьянки, безобразия, шум. И гордый очень: ни с кем во дворе не здоровался.
— А кто ты такая, чтобы с тобой здороваться? — звонко поинтересовалась Тамара Захаровна, отошедшая наконец от прострации, в которую впала сразу же после телеинтервью. — Сама первой должна здороваться с таким человеком.
— Тебя не спросила, с кем мне здороваться или не здороваться!
— И зря, что не спросила!
Дискуссия уходила в сторону. Мелькать здесь особо не следовало, да и действовать пора. Действовать по возникшим обстоятельствам.
Ближе к двенадцати Сырцов прибыл к резиденции известного детективного агентства «Блек бокс». Осмотрелся для начала. Вроде все как всегда: черного мрамора антре в виде выступающего квадрата (истинно «черный ящик»); задранная на дневное время вверх, состоящая из средневековых копий металлическая решетка; два рекламных двухметровых амбала, стоявшие, грозно растопырив ноги, у бронзовой таблички, на которой по-английски и по-русски безукоризненной писарской прописью утверждалось, что это действительно детективное агентство под зазывно кинематографическим названием «Блек бокс».
— Извините, но мы обязаны знать цель вашего визита в наше агентство, — произнес явно заученную после долгих репетиций фразу один из амбалов. А другой, следуя той же немудреной режиссуре, добавил:
— По правилам вы должны при входе сообщить вашу фамилию и имя-отчество.
— По личному вопросу к вашему шефу Николаю Григорьевичу Сергееву, — покорно ответил первому Сырцов, а второму просто протянул визитную карточку.
Второй ушел в контору, а первый продолжал глядеть прямо перед собой, не обращая внимания на стоявшего рядом Сырцова. Не положено или показывал, что не уважает. Второй вернулся быстро и сообщил:
— Вас ждут.
Коляша встретил его как дорогого гостя: в компьютерном закутке секретарши, которая умильно смотрела на теплую встречу старых друзей, старательно изображавших взаимную благорасположенность.
В кабинете же Англичанин был приблатненно деловит:
— Имеешь что продать?
— Имею на что купить.
— Что же ты собираешься у меня покупать, не считая того, что я продавать не буду?
— Не у тебя, а тебя. С потрохами.
— Тогда уж, будь добр, объясни, что и как.
— Давай для разгона телевизор посмотрим, — неожиданно предложил Сырцов и без разрешения направился в угол к «Сони-29». Экран врубился на заставке новостей. Сырцов устроился в кресле напротив ящика и позвал Коляшу: — Иди сюда, Англичанин.
— Чего я там не видел? — проворчал Коляша, но подошел и сел. Чуял, что сырцовские игры — неспроста.
Симпатичная дамочка, чей рассказ сопровождали разнообразные движущиеся картинки, стала рассказывать, как погано живется в России и как замечательно во всем остальном мире, регулярно напоминая, что в этом безусловно виноваты власть, ее бездарная экономическая политика, а также бездействие милиции, Федеральной службы контрразведки и Генеральной прокуратуры.