Конечно, недостаточно. Но что делать? Сырцов в самый последний момент на реплике про сестру спохватился, чтобы не ляпнуть: «Нет у нее никакого брата!» Так что продолжать телефонную игру в ребусы не имело смысла. И он ответил:
— Да, спасибо.
— Покойной ночи, Георгий Петрович.
— И вам, — как мог попрощался Сырцов и положил трубку.
— Кто это был? — капризно поинтересовалась Светлана. Она лежала на боку спиной к нему и не обернулась, спрашивая. Его ладонь медленно и осторожно скользила от острого плеча через перевал узкой талии к высокому бедру. Желание вновь просыпалось.
— Осведомитель, — ответил он и представил себе отца Афанасия с крестом и в рясе. А каким представлял себе отец Афанасий Сырцова, когда они разговаривали по телефону? Голым с голой дамой?
— И он осведомил тебя? — уже перевернувшись на другой бок, спросила Светлана и вытянулась в струнку.
— Осведомил, — подтвердил он и положил ладонь на грудь. Сосок под ладонью вспух и затвердел от нестерпимой жажды совокупления…
Ей нравилось одеваться под его взглядом. Но сегодня процесс одевания был прост и одномоментен. Поэтому, просунув голову в ворот, она задержала тонкое и легкое платье на плечах, якобы для того, чтобы задать вопрос:
— Мне завтра… или, точнее, сегодня ждать твоего звонка?
— Жди. Или не жди, — был согласен на все крестом валявшийся на взбаламученной тахте Сырцов. Она быстро просунула руки в короткие рукава и стремительно встала. Платье мягкой волной заскользило вниз и безукоризненно улеглось на ней. Она обеими руками поправила прическу.
— Не говори, как плебей, который считает, что, переспав с женщиной, он может ей безнаказанно хамить.
— Я не хамлю. Я просто не знаю пока, следует ли тебе ждать моего звонка.
— Наверное, чтобы организовать наше следующее свидание, тебе надо куда-то поехать?
— Надо. Или не надо, — повторил маневр Сырцов.
— Ты мне за это ответишь, — тихо и грозно сказала она.
И он понял, что ответит: Светлана не торопясь вновь снимала платье.
Глава 27
Еще одна сексуальная агрессорша — удачная и жизнерадостная смесь мусульмане-кавказской неги с российским бессознательным вызовом и готовностью на всякое непредсказуемое и рискованное действие, подвернись только подходящий объект в портках. Софья Мамедовна украдкой, но так, чтобы собеседник заметил, черными восточными очами оценивающе глянула на Сырцова и улыбнулась по-российски простодушно и по возможности приветливо.
— Вы точны, Георгий Петрович.
— Работа такая, Софья Мамедовна, — бойко отрапортовал Сырцов.
— Да, работа, — вспомнив о своей работе, слегка затуманилась Софья Мамедовна. — Через полчаса у начальника совещание. Нам полчаса хватит?
И опять мазанула томным взором. Многообещающе. Это смотря на что, бойкая дамочка. Говорить такое Сырцов, конечно, не стал, он лишь поспешно заметил:
— Да хватит, хватит, Софья Мамедовна! — и тут же, естественно, задал первый вопрос: — И давно вы здесь работаете?
— Осенью десять лет, как я здесь. Вы не представляете, как надоело.
— Не шутите так, — испуганно предостерег Сырцов. — Вы что, с восьми лег в РЭУ трудитесь? У нас использование детского труда запрещено законом.
Знал, как обращаться с такими дамочками. Сейчас кокетливо сообщит истинный свой возраст, округлив его и сбросив для порядка пару годков.
— Мне тридцать лет… — начала было признаваться Софья Мамедовна, но импульсивный и темпераментный сыщик не выдержал:
— Не может этого быть!
— Может, может быть, Георгий Петрович, — еще грустней сказала Софья Мамедовна, и минор заставил ее перейти к делам: — Но вы, как мне кажется, навестили нас не для того, чтобы услышать историю стареющей женщины? У вас дело, Георгий Петрович, я слушаю вас.
Рано, рано еще приступать к делу. Сначала оскорбиться следовало:
— Не смейте так о себе говорить! Мужчина лучше знает, какая вы… — И он потрясенным лицом изобразил, какая она.
— Вы — льстец, Георгий Петрович! — удовлетворенно сказала, в сомнении (правильно ли произнесла?) слегка засбоив на слове «льстец».
— Я не льстец, я рядовой чиновник, по мере своих возможностей аккуратно исполняющий свои обязанности, — возвратился к делам Сырцов. Теперь можно было безбоязненно возвращаться на служебную стезю: почва вспахана по всем правилам.
— Я внимательно слушаю вас, Георгий Петрович, — глубоким официальным голосом заверила Софья Мамедовна. Не улыбнулась даже.
— Нас, — Сырцов отделил и выделил слово «нас», — интересует семейство Есиповых.
— Никакого семейства нет. У нас прописаны мать и дочь, но уже год, как дочь здесь не живет.
— А глава семейства? Отец, муж?
— Отсутствует. Был лег пять тому назад изгнан за пьянство. Сошелся с дворничихой с Севастопольского проспекта. Вот у него — семейство, — улыбнулась Софья Мамедовна. — Но, я думаю, вас в первую очередь интересует Элеонора?
— Именно, Софья Мамедовна! — восхитился ее догадливостью Сырцов.
— Очень милая, обходительная девушка. Несмотря на то, что последние годы они с матерью живут в достатке, не загордилась, не стала заносчивой, все такая же вежливая и приветливая. Но последний год я ее почти не видела и не общалась. Может, за это время и переменилась.
— А откуда достаток? Мать хорошо зарабатывает?
— Им постоянно и щедро помогает брат Клавдии Юрьевны. Он — коммерсант.
— Ну, а что вы можете сказать о Есиповой-старшей?
— То, что она — не Есипова. Она — Рузанова…
Обухом по темечку. Софья Мамедовна говорила еще что-то, но он не слушал и не слышал. Ему был необходим телефон. Уловив паузу, Сырцов сделал улыбку и душевно произнес:
— Вы мне очень помогли, Софья Мамедовна. Теперь мне все ясно. И вновь зовут дела. — Он встал. — Большое вам спасибо. До свидания, Софья Мамедовна. Очень, очень надеюсь, что до скорого.
Сырцов нежно поцеловал благосклонно протянутую ручку и быстренько вымелся из помещения.
Телефон-автомат, слава Богу, был исправен. Сырцов, найдя в книжке на всякий случай записанный номер телефона дачи Дмитрия Федоровича, тщательно набрал его. Откликнулась незабвенная Ольга Лукьяновна.
— Ольга Лукьяновна, здрасьте! Это вас Георгий Сырцов беспокоит. Помните меня?
— Не помню, — сурово отозвалась домоправительница.
— Я недавно к вам заезжал по делам Ксении, высокий такой. Помните?
— Помню. Вам что, Дмитрия Федоровича позвать? Так не могу, — с удовольствием (любила отказывать) сообщила Ольга Лукьяновна, — спит.
— А может, мы с вами вдвоем разберемся?
— Это в чем? — опять насторожилась она.
— В отчестве Паши. Я тут его недавно встретил и все не знал, как и назвать его. Все-таки он лет на тридцать меня старше, Пашей не назовешь…
— Нет у него теперь никакого отчества! — азартно прокричала в трубке Ольга Лукьяновна. — Подзаборник Пашка, и все!
— Но ведь было какое-то… — промямлил Сырцов.
— А зачем тебе его отчество?
— Я обещал его в один коммерческий магазин грузчиком пристроить. Хозяин магазина согласился, но просит сообщить сегодня полное имя, отчество и фамилию. А я одно только и знаю — Паша, — нес хреновину Сырцов и был мгновенно уличен бдительной Ольгой Лукьяновной.
— По-моему, парень, ты врешь.
— Что ж это за секрет такой, Пашино отчество?! — в отчаянии завопил Сырцов.
— И не секрет вовсе, — совершенно спокойно возразила удовлетворенная Ольга Лукьяновна. — Зовут этого паршивца Павел Юрьевич Рузанов.
— Спасибо, Ольга Лукьяновна! — на этот раз восторженно прокричал Сырцов. — Вот уж спасибо, так спасибо!
— Что-то ты больно сильно радуешься, — эти ее слова были последними. Ольга Лукьяновна без всяких там прощаний повесила трубку.
И не надо было, а поехал. Не мог не поехать. Очень уж хотелось посмотреть на богатого брата-коммерсанта, который так заботится о сестре и племяннице. По дороге, вспомнив о договоренности, приобрел в киоске литрового «Распутина».
Все было как три дня тому назад: дырка в заборе, картонный поселок, вылезший из конуры на сырцовский разбойничий свист недовольный растревоженный Малыш. Вылез, отряхнулся, как собака, встал во весь свой гренадерский рост, потянулся по-человечески и без интереса узнал Сырцова:
— Опять ты.
— Опять я, — согласился Сырцов и вынул для обозрения из пластиковой сумки «Распутина». Проследил за положительной реакцией Малыша и спросил: — Паша где?
— У себя отсыпается.
— Там? — Сырцов кивнул на теремок из коробок «Филипп Моррис».
— Там, — хрипло подтвердил Малыш и тоже кивнул, на «Распутина». — Это ты ему?
— Уж кому получится, — непонятно ответил Сырцов и направился к теремку.
Павел Юрьевич Рузанов спал. Спал бесповоротно и самозабвенно, спал, как люди спят глубокой ночью, хотя и был полностью одетым. Лишь скороходовские сандалии отставлены в сторонку. Под изучающим сырцовским взглядом Паше во сне вдруг стало неудобно: он сморщил лицо, застонал, дважды перекинул себя с боку на бок и, хотя очень не хотелось, все же проснулся. Моргая, посмотрел на Сырцова и, как попка, повторил слова Малыша:
— Опять ты.
— Как договорились, — сказал Сырцов и поставил на асфальт рядом с полосатым матрасом «Распутина». Хотелось посмотреть, как будет радоваться водочке гебист — коммерсант — алкоголик. Обрадовался, конечно, алкоголик, реалистично обрадовался, достоверно. С шальным блеском в глазу, с кривой улыбочкой, с трясением рук. И с репликой подходящей:
— Ну, ты — молоток!
— Выпьем! — предложил Сырцов.
— А то! — восторженно отозвался Паша.
Устроились на привычной бетонной балке. Малыш и возникший ниоткуда Бидон маячили в отдалении, делая вид, что беседуют.
— Позовем? — спросил Паша.
— Как хочешь. Бутылка — твоя.
— За какие такие заслуги-услуги?
— Которые ты мне окажешь.
— Бидон, стаканы тащи! — громко приказал Паша, совсем не заботясь тем, что ему придется оказывать услуги бывшему менту.