Паша был в раю, а швейцар-ключарь остался у дверей и тухло наблюдал за тем, как выбирался из «восьмерки» и поднимался по лестнице рядовой клиент Георгий Сырцов. Но обязанность свою выполнил, открыл перед Сырцовым прекрасную дверь.
— Тебя, случаем, не Петром зовут? — капризно полюбопытствовал Сырцов, найдя в швейцаре сходство с одним из апостолов.
— Меня зовут Борисом Савельевичем, — холодно представился швейцар, пропуская Сырцова внутрь. А внутри, а внутри! Белые в золоте стены, бордовый бархат — чистый ампир.
От бело-золотой стены отделился хорошо одетый могучий молодой человек и, строго глядя на клиента, приблизился на расстояние, оптимальное для визуального шмона. А приблизившись, вскричал от неожиданности:
— Георгий Петрович!
Сырцов же сразу узнал хорошо одетого молодого человека: это был его выпускник по Академии по имени Миша.
— Здорово, Миша. А ты, я вижу, на хлебное местечко пристроился.
— Так ведь они меня в Академию послали и обучение оплачивали! — с ходу начал оправдываться Миша. — Контрактный год у них отработаю и подыщу чего-нибудь поинтереснее.
— Не торопись пока, — успокоил его Сырцов. — Ничего особо интересного в нашей с тобой профессии не бывает.
— Уж вы скажете! — не поверил Миша. — Мы с ребятами кое-что о ваших делах слышали. Вы к нам по делу или нервишки захотели пощекотать?
— Да по глупости я здесь. Обознался. Показалось мне, что передо мной — я мимо проезжал — вышел из машины мой приятель сценарист Виктор Кузьминский. Я выскочил и за ним. И только когда этот тип в освещенных дверях оказался, понял: не Виктор это. Но уже перед вашим холуем, как идиоту, неудобно стало — ведь уже и по ступеням поднялся. Вот и вошел, — очень длинно объяснил Сырцов, понял, что ненужно длинно, и тут же обнаружил игривую азартность: — А что, если вправду игрануть, а? Чем я хуже этого фраера в белом пиджаке?
— Ничуть не хуже! — поддерживающе весело заверил Миша. — Вы — лучше. Вы сюда случайно попали, а Василий Сергеевич каждую ночь как на службу, крупно играет.
— Коммерсант, банкир, наверное? — впроброс, как бы без любопытства спросил Сырцов.
— Да нет, говорят, кинорежиссер.
Знал Сырцов, что у кинорежиссеров по нынешним временам особо больших бабок не может быть, но промолчал. Кинорежиссер так кинорежиссер. Вот только стоило посмотреть, не контактирует ли с кем в этом казино кинорежиссер Паша. Или Василий Сергеевич. Как ему угодно. Сырцов изобразил на лице раздвоение собственной личности и сказал нерешительно:
— А если сильно проиграюсь? Я ведь азартный, Миша.
— Не позволю! — со слегка подхалимским смехом рявкнул Миша. — Пойдемте со мной, я вам входные десять долларов сэкономлю.
Еще одни двери, и они в раю.
— Жека, подежурь за меня у входа, — попросил Миша очень похожего на него самого молодого человека. — Ко мне друг пришел. — И, когда миновали изящную стойку с дамочкой, которой Миша кивнул: — Ничего, что я вас другом своим назвал?
— Друг, у меня в глазах зарябило, — признался Сырцов, оглядывая заполненный людьми и ровным негромким шумом зал. — Для успокоения выпить бы самую малость. Где у вас тут можно выпить? — спросил он, заранее высмотрев стойку бара, от которой можно с удобством и незаметно, через зеркальную стену, наблюдать за залом.
— Прошу. — Миша деликатно, под руку, отвел Сырцова к стойке. Взгромоздившись на высокий стульчик, тот предложил:
— Миша, со мной за компанию, а? — тем самым косвенно напомнив Мише о его служебных обязанностях. Миша вмиг опомнился:
— Извините, Георгий Петрович, работа. Не могу. Ну, вы здесь развлекайтесь, а я пойду. Через полчаса вернусь, посмотрю, как вы тут.
И пошел себе посетителей шмонать. Заказав себе любимого «Джим-Бима» и попутно содрогнувшись от цены, Сырцов устроился поудобнее на кожаном сиденье и стал смотреть кино на широком экране зеркала за стойкой. Вон декольтированные дамочки у карточного стола. Глазки выпучены, лобики наморщены, зубки оскалены. Нехороши сейчас, нехороши. Рядом два быка, играя, плохо делали вид, что им все равно — выигрывать или проигрывать. Скромно, даже бедно одетая дама, неподвижная, как соляной столб, только глаза неотрывны от рук банкомета — это неизлечимо больная. Несколько парочек, каждая из которых — скоробогатей с курочкой, играли для престижа и показухи.
Паша был у колеса рулетки. Вальяжен, элегантен, даже красив. И улыбался, открывая замечательно белые ровные зубы. Это он у Эли хорошие запасные бюгели вставил. И, несмотря на бороду и гриву, далеко не стар. Как там отец Афанасий описывал? «Хорошо сложен, хорошо одет, высок, спортивен, в меру интеллигентен, в роскошной полуседой бороде. Возраст между сорока и пятьюдесятью». Подошло, все подошло. Но скорее пятьдесят, чем сорок. Ай да Паша, ай да молодец!
Молодец Паша яростно и неотвратимо проигрывался. Он широко ставил и на цвет и на числа, но Сырцов ни разу не заметил, чтобы фишки вернулись к нему во множестве. Они вообще к нему не возвращались.
И не было здесь у Паши контактов. Не до контактов. Он играл всерьез.
Сырцов не спускал с Паши глаз до прихода Миши. Миша пришел, а Паша в это время впервые и крупно выиграл. Придвинув к себе горку фишек, он достал из специального кармана смокинга золотой портсигар и закурил. В первый раз выиграл и в первый раз закурил. Примета у него, видно, такая имеется. И закурил не «Приму» ли свою любимую? А что? «Прима» в золотом портсигаре. Шикарнее некуда.
— Так и не решились? — отвлек его Миша.
— Страшно, Миша, ей-богу, страшно! — признался Сырцов. — Выпил, а все равно боюсь.
— Тогда уж лучше не начинайте, — как знаток, посоветовал Миша. — Те, которые боятся поначалу, самые безрассудные.
— Это я-то безрассудный? — слегка обиделся Сырцов.
— Вы еще сами себя в игре не знаете, Георгий Петрович. А у меня уже кое-какой опыт.
— Ну что ж, полагаюсь на твой опыт. Решил — не играю. Выпей все же, Миша, со мной за то, что удержался.
— Не положено… — вяло отказался Миша.
— Мы незаметно, — взбодрил его Сырцов.
Бармен диалог сей слышал и тут же соорудил то, что надо. Сырцов отхлебнул, а Миша быстренько принял и укорил расслабленно:
— Соблазнитель.
Делать здесь больше нечего. Да и опасность засветиться немалая.
Сырцов допил из вытянутого стакана и сообщил:
— Пойду я, Миша.
— Я провожу, — поспешно предложил тот. В золотисто-белом вестибюле Миша вдруг спросил: — Вы Василия Сергеевича пасете, да?
— Плохо я тебя учил, Миша, — с горечью признался Сырцов. — Пас, пас и вдруг домой заспешил. Кто же так пасет?
— И то верно, — подумав, грустно согласился Миша. — Как-нибудь еще забегайте к нам, а?
— Может, и решусь. Когда большие деньги будут. Бывай, Миша.
…Светлана, верно, уже наборный диск телефона сорвала. Хотя вряд ли, у нее кнопочный «Панасоник» с повторным набором. Включила себе и книжечку почитывает. Что же такое забористое читает наша изысканная дама? Маркиза де Сада? А может, ни хрена не читает, телевизор смотрит.
С уже привычными предосторожностями Сырцов пробрался в дом родной. Задернул гардины, зажег свет. Раздеваясь в прихожей, услышал, как зазвонил телефон. Пять раз дал гудки и умолк. Сырцов посмотрел на часы. Семь минут второго. Он разделся, умылся, поставил чайник и стал резать колбасу. Не дорезал, потому что опять зазвонил телефон… И Сырцов опять посмотрел на часы. Семнадцать минут второго. Точно, на включенном автомате.
На четвертом гудке Сырцов снял трубку:
— Слушаю вас.
— Это невыносимо, Георгий! — Ломкий голос Светланы нестерпимо истерически вибрировал. — Я звоню, звоню беспрерывно, а вас все нет и нет!
— Это не вы звоните, а автоматический набор, — поправил ее Сырцов и фальшиво понедоумевал: — А что, собственно, случилось?
— Но завтра же мое свидание с Ксенией, а я ничего не знаю. Где? Когда?
— И что, — добавил Сырцов.
— Что — что? — испугалась Светлана.
— Телевизионная игра есть «Что? Где? Когда?».
— Вы опять издеваетесь надо мной.
— Я устал от тебя, Светлана, — искренне признался он.
— Ты… Ты… — Светлана задохнулась, прерывисто хрипя, восстановила дыхание и сказала в тяжелой злобе: — Ты ответишь мне за это, Георгий.
— Мы закончили разговор? — поинтересовался Сырцов.
— Я ненавижу тебя!
— Я это понял. До свидания. — Сырцов положил трубку. Что ж, он свое дело сделал так, как советовал Дед. Сырцов не отходил от телефона, чтобы зря не бегать. Телефон зазвонил через минуту. Номер самолично пальчиком набирали. Без автоматики.
— Я прошу прощения, Георгий. — Тон спокойно-ледяной. — Но все-таки следует завершить наши деловые отношения. Я понимаю, вы сделали свое дело, вы отработали гонорар, найдя Ксению…
— Кстати, о гонораре. Я никак не могу возвратить вам лишнюю тысячу. Завтра я верну ее вам.
— Значит, мы завтра поедем на встречу с Ксюшей?
— Поедем, обязательно поедем.
— Когда?
— Ждите моего звонка с десяти утра.
— Что ж, я буду ждать, — согласилась она, и зазвучали короткие гудки.
Глава 29
Вот этого он никак не ожидал. Ни свет ни заря по московским меркам, а короче — в восемь утра — к нему заявился Валентин Константинович Логунов.
Сырцов, побрившись и приняв душ, еще бродил по квартире, обсыхая перед завтраком, когда зазвонили в дверь.
В глазке маячил солидно, по-банкирски одетый Логунов, бесцельно осматривая лестничную клетку. Сырцов, как был в трусах, не без любопытства открыл дверь.
— Здравствуйте, Георгий Петрович. Я прошу извинить меня за столь ранний визит, но время не терпит… Мы можем сейчас поговорить?
— Отчего же не мочь? Обязательно можем, — ворчливо бормотал Сырцов. — Доброе утро, Валентин Константинович. Проходите.
Голый Сырцов и упакованный в двубортный, темный костюм Логунов — картинка, достойная кисти какого-нибудь бойкого постсоветского сюрреалиста. Устроились по-сырцовски привычно: он сам на тахте, а Логунов в кресле.