— На дискуссию о нравственных устремлениях новой России? — вежливо осведомился Бидон.
— Ага, — подтвердил Сырцов и за грудки поставил его на ноги. Ярость, отвращение, лихорадочная усталость после прошедших суток требовали хотя бы маленькой разрядки. Он в полную свою силу ударил Бидона правым крюком в челюсть. Бидон отлетел метра на три, но удачно — на отброшенные Сырцовым ящики — и там совсем притих. Сырцов подошел к нему, присел на корточки, ждал, когда бомж оклемается. Бидон открыл глаза минуты через полторы. На этот раз Сырцов попросил:
— Пойдем со мной, а?
— Никуда с тобой не пойду, — неожиданно твердо и внятно (Сырцов даже удивился: в челюсть-то врезал ему прилична) сказал из ящиков Бидон.
— Ненужные осложнения для тебя и для меня, — постарался разъяснить ему ситуацию Сырцов. — Тебе придется терпеть весьма болезненные побои, а мне, сильно уставшему после бессонной ночи, тащить бесчувственное тело до лаза и в машину втаскивать. Может, без лишних разговоров ты на своих двоих пойдешь?
Бидон выкарабкался из груды ящиков, встал, нежно потрогал свою потревоженную челюсть, злобно глянул на Сырцова и поинтересовался:
— А если я закричу?
— Кричи, — разрешил Сырцов и тут же спросил: — Ты — нервный?
— Очень, — с гордостью ответил Бидон.
— Тогда я на тебя браслеты надену.
В казаряновской «Волге» закованный Бидон вел себя смирно и в спиридоновский дом позволил ввести себя, не сопротивляясь.
В гостиной все в том же составе сидели гости и хозяева многострадальной квартиры. При виде Бидона Смирнов ощерился-улыбнулся, как великий актер Смоктуновский, на все свои тридцать два пластмассовых зуба.
— Ишь ты какой! — ларково глядя на Бидона, оценил он его. Вгляделся в бомжа внимательней и в порядке предложения спросил: — А что, если мы его разденем и отмоем, Жора?
— Вшей бы в ванной не натряс, — вскинулся Спиридонов.
— Не натрясет, — успокоил Сырцов. — Я так думаю, что эти лохмотья вроде тех, что в спектакле «На дне».
— Понт и туфта, — повторил недавние сырцовские слова Смирнов. — Займись им, Жора. Сначала сделай снимок Алькиным «Полароидом», а потом раздень и отмой.
На кухне при свете утреннего солнца бомж охотно позировал. Сырцов сделал два его портрета — анфас и в профиль, а также увековечил Бидона в полный рост.
— Эти двое — Спиридонов и Смирнов? — спросил в ванной любознательный Бидон.
— А ты откуда их знаешь? — всерьез удивился Сырцов.
— Я всех знаю, — заявил Бидон и без посторонней помощи стал раздеваться. Снял ветхую джинсовую рубаху, развязал тесемки внушительной накладки на живот, небрежно уронив ее на кафель, стянул, предварительно скинув с ног жалкие растоптанные кроссовки, спортивные замызганные шаровары с утолщениями на жопе и в ляжках и оказался в чистом белье, в ловкой маечке-фуфаечке с длинными рукавами и в аккуратных трусах-шортах.
Давнюю небритость — почти борода и усы — отдирал Сырцов: не мог отказать себе в таком удовольствии. Отодрал, полюбовался на бритое личико.
— Чудесненько. А теперь умойся, причешись, и пойдем в гостиную.
Бидон (правда, уже не Бидон совсем, а так, фигурная бутылка из-под иностранного ликера) послушно умылся, причесался и, глядя на свои голые ноги, взволнованно спросил у Сырцова:
— А удобно в таком виде?
— Вполне, — бодро заверил его Сырцов. — Спортсмен-разрядник. Волейболист. Выше знамя советского спорта, Бидон!
— Я его узнала, — сразу же сказала из своего угла Люба. — Когда меня в машину затаскивали, он через дорогу стоял, наблюдал. В пиджаке и штанах, конечно. В хороших, фирменных.
— А он нас с Аликом узнал. Да, грековский помощничек?
— Точно! — заорал Спиридонов. — Он еще нас у дверей министерства встречал!
— Забыл, как тебя зовут… — начал было Смирнов, но экс-Бидон перебил:
— А я, как вас зовут, отлично помню: оба Александры Ивановичи.
— Забыл, как тебя зовут… — упрямо продолжил Смирнов, но опять был перебит:
— Андрей. Андрей Робертович Зуев.
— Вот что, Андрей Робертович, — Смирнов уже злился, — слушай меня внимательно и не перебивай, потому что сейчас я дам тебе шанс. Единственный, чтобы после определенной отсидки продолжить жизнь на воле. Если ты исчерпывающе ответишь на все наши вопросы, то для тебя есть возможность стать рядовым связником, использованным почти втемную. Если же ты, Андрей Робертович, начнешь вертеться или вешать нам лапшу на уши, то мы сдадим тебя МУРу как одного из руководителей организации, совершившей в последнее время ряд заказных убийств. Смею тебя заверить, что такая возможность у нас имеется.
— Можно сесть? — спросил Андрей Робертович, демонстративно оглядев гостиную, в которой не было ни одного свободного стула. Спиридонов молча сходил на кухню и принес табурет.
Зуев вольно уселся.
— Зная, как вы умело и быстро заделали моего шефа, я почти уверен в этом. Но где гарантии реализации первого варианта?
— Без гарантий, — твердо решил Смирнов. — Или ты говоришь, или я…
Речь Смирнова заглушил и прервал дьявольский храп Казаряна, который, забытый всеми, давным-давно кемарил в углу дивана. Сырцов поспешно слегка приподнял его голову, а Лидия Сергеевна подсунула под нее бархатную подушечку. Удовлетворенно промычав, Казарян задышал ровнее.
— Так ты будешь отвечать на наши вопросы? — взъярился вдруг Смирнов.
— Да, — охотно подтвердил свою готовность отвечать Зуев. — С чего начнем?
— С Ицыковичей.
Глава 38
Сегодня Махов был в штатском. И элегантен той элегантностью, которая давалась коренным москвичам пренебрежительностью, безразличием к одежде, в которую они одеты. Вежливо поздоровавшись с привычными гостями этой квартиры (Лидии Сергеевне руку поцеловал), он без особого любопытства глянул на Бидона, по-прежнему восседавшего на табурете, и с ним тоже поздоровался:
— Здравствуйте, Андрей Робертович. Во время утренней оздоровительной пробежки забежали к старым друзьям на огонек?
— Было дело, — небрежно согласился Зуев, но не выдержал, хихикнул мерзко.
— Ты его, Леонид, знаешь? — слегка удивился Смирнов.
— Как не знать! Он при таком нашем бугре состоял, что со всех сторон виден был.
— А такого? — спросил Смирнов и протянул Махову свежие полароидные снимки.
— Уже интересно, — решил Леонид, рассмотрев тройное изображение Бидона. — С него начнем, Александр Иванович?
— Он пока подождет, — не согласился Смирнов. — Алик, не в службу, а в дружбу, запри референта в ванной.
— Там пол холодный, а я — босиком, — обиженно заметил Зуев. — И на ванне сидеть неудобно.
— Возьмите табуретку, — миролюбиво разрешил Смирнов. — А ты, Алик, шлепанцы ему дай.
Спиридонов и Зуев удалились в царство гигиены.
— Значит, сейчас не спеша и в подробностях приступим? — попытался догадаться Махов.
— Сейчас как раз очень спеша и без подробностей, — возразил Смирнов. — За Сокольниками, в аллеях, которые к Ярославке идут, некий склад-ангар существует. Так вот под ним имеется тайное подземелье с замаскированным входом. В нем сейчас пять спеленатых твоих клиентов томятся. — Он взглянул на часы. — С семи, уже больше четырех часов. Как бы не переутомились!
— Кто их брал? — быстро спросил Махов.
— Жора с Романом Суреновичем.
— Вдвоем? — слегка удивился Махов.
— Вдвоем, — с гордостью за своих подтвердил Смирнов. Но правдиво добавил: — Они их по частям вязали.
— Понятно. — Махов остановил взгляд на Сырцове. — Два часа тому назад неподалеку, как я понимаю, от места, где находится эта ваша пещера, обнаружены расстрелянный из «Калашникова» легковой автомобиль и труп атлетически сложенного молодого человека с ножом в сердце. Что ты можешь сказать по этому поводу, Жора?
— Ничего, — небрежно ответил Сырцов и добавил: — Кроме того, что на Просторной улице в доме-замке в квартире номер двести три нами обнаружен весьма солидный арсенал стрелкового оружия и взрывных устройств.
— Вы разрешите мне от вас позвонить? — попросил Спиридонова Махов.
— Из кабинета, вам там удобнее будет.
Махов умчался в кабинет, а Смирнов приступил к передислокации сил:
— Лида, ты сейчас отвезешь Любу к этой самой профессорше Ираиде, у которой Ксения.
— Можно, я останусь? — по-детски проканючила плававшая в полусне-полузабытьи и одновременно старательно пялившая глаза Люба. — Ведь интересно!
— Любовь! — рявкнул нестрашно Смирнов. — Кто здесь главный?!
— Вы! — рявкнула в ответ Люба.
— Тогда исполняй приказ, — успокоился Дед. — Лида, обернись побыстрей, ты нам здесь нужна. Роман, ты проснулся?
— Орете, орете… — раздраженно заметил Казарян. — Поспишь тут!
— Не спал, но храпел, — фальшиво удивился Алик. — Какое странное явление природы!
— До свидания! И всем громадное-громадное спасибо! — удаляясь с Лидией Сергеевной, попрощалась Люба. Со всеми, но не с Сырцовым, на которого она и не посмотрела, уходя.
Вернулся вялый и какой-то нерасторопный Махов. Сел в кресло, рассеянно осмотрелся, отстучал пальцем по столешнице журнального столика нечто вроде собачьего вальса. Вдруг спохватился — дело есть дело:
— Роман Суренович, у меня к вам громадная просьба. Понимаю, вы устали до чертиков, но… Внизу моя машина, шофер предупрежден. У сокольнического санатория-профилактория вас будет ждать группа Демидова. Покажите ей прямую дорожку к тому схрону, а?
— Жорка — молодой. Пусть уж он, — возразил вымотанный ночными приключениями Казарян.
— Жора пока мне здесь позарез нужен. Не в службу, а в дружбу, Роман Суренович!
Казарян без малейшего энтузиазма поднялся с уютного дивана и глянул на Смирнова.
— Сделай, Рома, — попросил и Дед.
— Дай выпить, Варвара, — потребовал Роман и через кухню отправился в путешествие.
— Пошептаться надо, — признался Махов.
— Я лишний? — поинтересовался Спиридонов.
— Да нет. Послушайте, если хотите.
В кабинете Махов начал беседу на любимый свой манер — словно дубиной по голове: