Любовь и кровь в снегах и льдах. Роман и повести — страница 7 из 44

ебя. Так на озере появился остров, на острове — пятиэтажная хрущевка, потом сосны превратились в пальмы, на пальмах возникли обезьяны с бананами в руках, а от одной из них протянулась стрелка к надписи «Наташка». Последней к мольберту подошла заспанная худенькая девушка с махровым полотенцем через плечо:

— Гады! Кто это сделал?! — жалобно вскрикнула она.

Антон лихорадочно искал в рюкзаке футболку. Володя штопал драное трико. Костя скакал на одной ноге — другая была босая — вокруг настила, рылся в разбросанных повсюду вещах.

— Волки позорные, что у вас за форма? Где вы ее держали? Такое впечатление, что вы ее жевали всю ночь… — издевался над ними Виктор — обаятельный загорелый мужчина лет тридцати пяти с выцветшими голубыми глазами и двухдневной щетиной на подбородке. — Да-а, Виталик, не то поколение нынче, не то! Чего-то такого в них не хватает… Мы в ваши годы вставали засветло, разминались, потом купались в озере — в любую, заметьте, погоду. Доставали из чистых полиэтиленовых пакетов отглаженные хрустящие футболочки — приятно было посмотреть… А вы?.. Где лицо секции?.. А еще в команду хотите попасть…

— В семье не без уродов, — согласился с ним Виталий — крепкий розовощекий мужчина лет тридцати.

— Витя, отвали, — попросил Антон. — И так тут мандраж с самого утра, так и ты еще…

— О! Ирка идет, — сказала Татьяна.

Со стороны леса приближалась коротко стриженая плотная женщина с солидной папкой в руке. Раскрыв блокнот, она на ходу громко выкрикивала:

— Куликов — пятый номер! Парфенов — двенадцатый! Семенов — тридцать девятый! Ли — сорок восьмой!

— Заутро казнь, привычный пир народу, — пробормотал Володя.

— Чего, чего? — рассеянно переспросил Костя.

— Вот вы, вроде, почти все тут ленинградцы — а культуры никакой. Книжек не читаете, — не унимался Виктор. — Как моя жена прямо, — он начал смеяться. — Я ей говорю: «Сходи, что ли, в Эрмитаж — культурки хапни». А она обижается…

Из кустов появился разгоряченный Андрей с заляпанным грязью рюкзаком, в распахнутой от быстрой ходьбы куртке, следом за ним шел мужчина в трико с надписями на лампасах.

— Эдя! Андрей! Где вас носило? — набросилась на них Наташа, прилеплявшая к мольберту новый акварельный лист. — Мы всю ночь тут по кустам шарили. Все батарейки из-за вас посадили!

— Можно подумать, мы дети малые, — Андрей сбросил рюкзак и устало плюхнулся на настил. — От погранцов всю ночь бегали. Еле ноги унесли.

— От финских? — съязвила Татьяна.

— Нет, пока от наших…

— Прошу зафиксировать новый рекорд, — объявил Эдик, — тропу сделали с одной ночевкой!

— Андрей, у тебя пятый номер, — сказала Ира.

— Какой?

— Пятый.

— Проклятье, — Андрей стащил мокрые кроссовки. — А с кем я?

— Ты с Марчуком. Первый старт в десять.

— Мы как, сначала поедим, а потом на демонстрацию? — спросила Светлана.

— Давайте сейчас!.. Лучше после!.. — закричали все разом.

— Демонстрант должен быть злым и голодным, — сказал Виталий.

За ближайшими деревьями вдруг раздался заразительный гогот и дружные аплодисменты.

— Ну вот, Технологи как всегда первые, — огорчилась Татьяна.

Все не спеша потянулись к озеру, и через некоторое время у берега выстроилась шеренга человек в двадцать — двадцать пять.

Эдик и Альберт развернули длинный кусок ватмана с надписью «Трибуна». По шеренге пронесся смешок.

— Начинаем праздничную первомайскую демонстрацию!.. — зачитал Эдик по бумажке.

— А сейчас мимо трибун на Дворцовой площади проходит колонна учащихся и недавних выпускников Ленинградского инженерно-строительного института! — подхватил Альберт.

— Слово для праздничного первомайского доклада имеет заведующий отделом Института социальных проблем Виталий Михайлович! — продолжил Эдик.

— Пожалуйста, Виталий Михайлович, — пригласил Алик.

Зрители захлопали. Виталий выкатил небольшой чурбан, забрался на него и развернул листок с текстом.

— Товарищи! — начал он грассируя. — Общеизвестны печальные результаты столкновения подрастающего поколения с миром большой дороги, на которую они попадают сразу же после окончания средней школы…

К сожалению, необходимо признать, что есть факторы, значительно усугубляющие тяжелое впечатление от этой неминуемой встречи.

Помимо объективно опасных социальных групп, а именно: неуживчивых соседей, старых дев, просто плохих людей и хулиганских шаек, не менее сильное воздействие на юный неокрепший организм оказывают также и расплодившиеся в последнее время многочисленные секции альпинизма.

Для более тесного контакта с изучаемым явлением младший научный сотрудник нашего НИИ проник в одно из таких образований, свившее себе уютное гнездышко под крышей Ленинградского инженерно-строительного института. Считаем своим долгом ознакомить вас с некоторыми данными его многолетних исследований.

Анализ качественного состава людей, с которыми, попав в сети этой организации, столкнется ваше чадо, тревожен: преимущественно молодые люди с социально-опасным чувством юмора; в основном перспективные специалисты широкого профиля; в подавляющем большинстве с высшим и незаконченным высшим образованием.

Предварительное обследование мест их ежегодного пребывания дало возможность сделать следующее заключение — там собрано все, крайне враждебное человеку: самый холодный снег, непростительно скользкий лед, малопривлекательное нагромождение камней.

Вызывают также опасение итоговые цифры за год: проживание в горах — 100 дней; сон за оставшееся время — 90 дней; тренировки по 10 часов в неделю — 20 дней; минус субботы, воскресенья и праздничные дни — 100 дней. Итого: 310 дней отсутствия за год! Что же остается для созидательного труда, для общественно-полезной работы?!

Тяжело говорить о том, что пришлось пережить нашему товарищу. Пройдя через систему бесчеловечных физических и опустошающих моральных упражнений, потеряв уважение коллег по работе, испортив отношения с женой и путая имена своих детей, а также навсегда утратив жизнерадостность и остатки здоровья, небритый и мрачный, — Виталий простер руку в сторону стоящих в шеренге, — он стал походить на этих людей…

Нелегко перечислять массу приобретенных им извращенных привычек, бездонен багаж нечеловеческих приемов, благодаря которым он был вынужден существовать в горах: добыча подножного корма; отправление пищи в рот всеми доступными и недоступными способами и средствами; мертвый сон в любое время дня и на любом рельефе; традиционно бесплатный проезд в электричках и поездах дальнего следования.

Материал, поступающий от нашего друга, с каждым годом становится все более и более удручающим. Вот его последнее сообщение: «Оправдались худшие предположения…»

Работа, проведенная нами, огромна; факты исчерпывающи, и вывод оказывается однозначным:

— Ни шагу в горы! — крикнули хором Виталий, Эдик и Альберт.

— Ура-а-а! — радостно подхватили остальные.

Андрей, Валера и Антон шли вдоль невысоких, поросших мхом гранитных скал. Валера нес полупустой рюкзак. У Андрея и Антона висели на шее связанные за тесемки узконосые галоши.

В глубине леса открылся большой ухоженный лагерь Технологов. По краям импровизированного футбольного поля стояли аккуратные свежие настилы с ровными рядами ярких палаток под тентами и длинный удобный стол. Мощно дымил огромный костер, окруженный поленницами аккуратно нарубленных дров. Здесь было так много народу, что большая часть, не уместившись за столом, расположилась со своими мисками на настилах и даже просто на земле.

— Мужики! — закричали им от стола. — Поздно уже тренироваться! Идите кашки поешьте!

— На провокации не отвечаем! — хмуро заявил Валера.

— Я бы лучше поспал, — сказал Антон.

— Андрюха, иди к нам! — продолжали зазывать хлебосольные Технологи. — Пусть тренируется тот, кто не умеет лазать!

— Мою порцию я отдаю Марчуку, — сказал Андрей. — Проследите, чтоб съел.

Худой, в круглых очках на лошадином лице, Марченко продемонстрировал тарелку, полную каши:

— Не бойсь, не отравлено!


Шестидесятиметровая скала вздымалась вверх отвесными, сильно расчлененными уступами. На сером граните блестели свежей краской какие-то точки, стрелочки, кружочки. В метре от земли, как петли на виселицах, сиротливо покачивались веревки с узлами на концах.

Толпы болельщиков теснились у края озера, плотно облепляли каменистые, поросшие лесом склоны. Те, кому не хватило места на земле, гроздьями висели на деревьях.

В крошечный стартовый городок, огороженный веревками, влезли два молодых человека, прицепились к узлам свисающих веревок. Судья дал старт.

Зрители начали кричать. Молодые люди быстро поднимались вверх, уверенно преодолевая простые первые метры скалы. Однако вскоре, добравшись до более сложных участков, резко сбавили темп и, наконец, остановились совсем.

Правый надолго застыл под большим нависающим пузом. Изогнувшись, он не глядя тянулся вверх. Его рука шарила по гладкой поверхности гранита сантиметрах в двадцати ниже удобного острого выступа. Не найдя ничего подходящего, он с большим трудом приспустился на полметра вниз и поочередно встряхнул затекшими руками.

— Петя, ноги! — несколько болельщиков, оттеснив окружающих, придвинулись вплотную к ограждениям. — Подбери повыше ноги!

В это время под одобрительный гул левый скалолаз прошел сложный кусок на своем маршруте и почти бегом устремился вверх.

— Насасывай!.. — взревели зрители. — Зашнуривай!..

Правый обернулся в сторону противника.

— Да не смотри ты по сторонам! — закричали ему — Давай, борись!

Парень опять подступил ногами и снова потянулся вверх рукой, но по-прежнему не мог достать выступ.

— Петруччо, еще пять сантиметров! — завопили с дерева.

Собрав остатки сил, он уперся носком галоши в крохотную лунку на уровне колена, привстал, наудачу кинул руку вверх и, едва скользнув пальцами по выступу, мгновенно потерял равновесие и сорвался вниз. Пролетев пару метров, он повис на веревке, беспомощно болтаясь из стороны в сторону.