Любовь и так далее — страница 8 из 39

– Стюарт, – повторил я и тут же решил выиграть время. – Извини, мне послышался какой-то Тютя.

На это он не отреагировал и только спросил:

– Как жизнь?

– Жизнь, – ответил я, – это, в зависимости от твоей философии, либо великая иллюзия, либо единственно возможный способ существования.

– Старина Оливер – все тот же! – восхищенно хохотнул он.

– А вот это, – нашелся я, – вопрос не только философский, но и физиологический. – И прочел ему краткую импровизированную лекцию насчет кинетики обновления клеток и вероятной пропорции оливеровских тканей, сохранившихся от артефакта, который мельком видел мой собеседник сколько-то тысячелетий тому назад.

– Я тут подумал: хорошо бы встретиться.

И только в этот миг до меня дошло, что он не фантасмагорическая эманация моего утреннего настроения и даже – ненадолго признавая «мир» таким, каким он видится многим, – звонит мне отнюдь не по межгороду. Стю-беби… мой пузанчик Стю… вернулся в город.

6Да так… Стюарт

СТЮАРТ: Похоже, Оливера ошарашил мой звонок. Ну, я считаю, ничего удивительного. Звонящий всегда больше задумывается о личности вызываемого абонента, чем наоборот. Некоторые имеют привычку, набрав номер, говорить: «Привет, это я» – как будто в целом мире существует одно-единственное «я».

Прошу прощения, это немного не в тему.

Оправившись от первого потрясения, Оливер спросил:

– Как ты нас вычислил?

Немного поразмыслив над таким вопросом, я ответил:

– По телефонному справочнику.

Чем-то мой ответ его рассмешил, и он захихикал, точь-в-точь как прежде. Это были смешки из прошлого, и очень скоро я к ним присоединился, хотя, в отличие от него, и не усматривал в этой ситуации особого комизма.

– Старина Стюарт все тот же, – выдавил он наконец.

– Отчасти, – сказал я, подразумевая: не спеши с выводами.

– Это как? – Характерный оливеровский вопрос.

– Ну, прежде всего, поседел.

– Неужели? Кто это утверждал, что ранняя седина – первый признак шарлатана? Один из остряков и щеголей. – Он стал сыпать именами, но у меня не было желания выслушивать весь список.

– Кем только меня не называли, но обвинение в шарлатанстве явно беспочвенно.

– Ах, Стюарт, это же не о тебе лично, – сказал он, и я, пожалуй, ему поверил. – Такое обвинение, брошенное в твой адрес, не выдерживает никакой критики. Оно дырявое, как дуршлаг. Хоть процеживай в нем…

– Как насчет четверга? Просто до этого меня не будет в городе.

Он сверился с несуществующим ежедневником – я без труда распознаю такие уловки – и нашел для меня окно.


ДЖИЛЛИАН: Прожив с человеком некоторое время бок о бок, всегда понимаешь, если он недоговаривает, верно? И точно так же распознаешь, когда он не слушает или вообще предпочел бы уйти в другую комнату… и еще много чего.

Меня всегда умиляло, как Оливер копит новости, чтобы со мной поделиться, и заходит издалека, совсем по-детски, неся их перед собой в ладонях. По-моему, в этом отчасти проявляется его натура, а отчасти – нехватка впечатлений. Но одно я знаю наверняка: Оливеру хорошо удалась бы роль успешного человека; как ни смешно это звучит, она бы его ничуть не испортила. Я действительно так считаю.

Как-то раз сели мы ужинать. Оливер приготовил пасту с томатным, кажется, соусом.

– «Двадцать вопросов», – объявил он, и я сразу приготовилась слушать.

Мы пристрастились играть в эту игру – не в последнюю очередь потому, что она растягивает общение. Ну, у меня-то не бывает для Оливера такого количества рассказов, я весь день торчу в мастерской: то вполуха слушаю радио, то болтаю с Элли. В основном о ее проблемах с молодым человеком.

– Так-так, – сказала я.

– Угадай: кто сегодня звонил?

И я не задумываясь выпалила:

– Стюарт.

Действительно не задумываясь. Не задумываясь, в частности, о том, что сломала кайф Оливеру. Он посмотрел на меня как на мошенницу или предательницу. Не мог поверить, что ответ пришел мне в голову сам собой.

Повисла пауза, и через некоторое время Оливер недовольно спросил:

– Хорошо: какого цвета у него волосы?

– Какого цвета у Стюарта волосы? – переспросила я, как будто мы вели совершенно обыденный разговор. – Какие-то мышасто-каштановые.

– Неправильно! – вскричал он. – Уже седые! У кого сказано, что это первый признак шарлатана? Нет, не у Оскара. У Бирбома? У его брата? У Гюисманса? У старика Жориса-Карла?..

– Вы с ним виделись?

– Нет, – ответил он: не то чтобы торжествующе, но так, будто он опять главный; я пропустила это мимо ушей – зачем провоцировать лишние размолвки.

Оливер ввел меня в курс дела. Предположительно, Стюарт женился на американке, заделался бакалейщиком и поседел. Я говорю «предположительно», поскольку Оливер при сборе новостей не особо стремится к точности. Кроме того, он не выяснил существенные подробности: надолго ли приехал Стюарт, с какой целью, где остановился.

– «Двадцать вопросов», – повторно объявил Оливер. Его немного отпустило.

– Давай.

– Какие специи, травы и другие полезные добавки, питательные вещества или приправы я включил в этот соус?

С двадцати раз я не угадала. Наверное, не очень старалась.

А позднее задумалась: как это я сразу догадалась насчет Стюарта? И почему вздрогнула, услышав, что он женат? Нет, тут все не так очевидно. Одно дело – если он просто «женат»: стоит ли удивляться, тем более по прошествии десяти лет? И совсем другое – если он женат на американке: потому-то я и вздрогнула. Все это весьма туманно, но вдруг, на какой-то миг, все прояснилось.

– Почему именно сейчас? – спросила я в четверг, когда Оливер собирался в бар на встречу со Стюартом.

– Что значит «почему именно сейчас?». Уже шесть часов. А мы договорились на полседьмого.

– Да нет: почему сейчас? Почему Стюарт прорезался именно сейчас? После такого долгого отсутствия. Десять лет спустя.

– Думаю, помириться хочет. – (Не иначе как я вытаращилась на него с недоуменным видом.) – Как говорится, прощения ищет.

– Оливер, это мы перед ним виноваты, а не он перед нами.

– Да ладно, – безмятежно сказал Оливер, – много крови утекло с тех пор.

Потом он издал нечто похожее на клекот и захлопал крылышками-локтями, как цыпленок, – таким способом он обычно сообщает: «я полетел». Однажды я позволила себе заметить, что цыплята не летают, но он сказал, что в этом отчасти и заключена соль шутки.


СТЮАРТ: Я небольшой поклонник тактильных контактов. Нет, разумеется, одно дело – рукопожатие и совсем другое – секс: противоположный край спектра. Есть еще предварительные ласки, которые мне тоже по нраву. Но хлопки по плечу, приветственные объятия, удары по бицепсам, вся эта интерактивная сфера поведения человека – которая, если вдуматься, ограничивается мужским поведением, – увы, не по мне. Впрочем, в Штатах это не играло роли. Окружающие принимали меня за своего соотечественника, но стоило мне произнести: «К сожалению, я просто зажатый бритт», как они сразу въезжали, начинали хохотать и с новой силой хлопать меня по плечу. И это было нормально.

А Оливер вечно норовит положить тебе ладонь на запястье. Использует любую возможность пройтись под ручку. При встрече расцелует в обе щеки, но самое милое дело – это облапить с обеих сторон, поближе к вискам, женское лицо и сплошь облобызать – от такого зрелища меня просто воротит. А он в этом видит себя. Будто хочет доказать, что он тут самый раскованный, этакий герой-любовник.

Так что в момент нашей встречи после десятилетнего перерыва меня совершенно не удивила его реакция. Встав со стула, я протянул руку, он ее пожал, но отпускать не спешил и левой рукой поглаживал мне предплечье. Легонько стиснул локоть, чуть сильнее – плечо, добрался до моей шеи, на которую тоже надавил, и под конец взъерошил мне затылок, словно акцентируя мою седину. Увидев такое приветствие на киноэкране, вы бы заподозрили, что Оливер – мафиозо, который усыпляет мою бдительность, чтобы его сообщник беспрепятственно подкрался ко мне сзади с удавкой.

– Что тебе взять? – спросил я.

– Пинту «Череполома», мой старый друг.

– Знаешь, я не уверен, что здесь подают «Череполом». Но у них точно есть «Белхейвен Ви Хеви». Или ты предпочитаешь «Пелфорт Эмберли»?

– Стю-арт. Шутка. «Череполом». Шутка.

– Ну ладно, – сказал я.

Он спросил у бармена, какие вина продаются по бокалам, несколько раз покивал и заказал большую порцию водки с тоником.

– А ты ничуть не изменился, дружище, – сообщил мне Оливер.

Да, в самом деле, разве что на десять лет постарел, поседел, избавился от очков, сбросил десять кило по специальной методике и, кроме того, перешел на американскую одежду и обувь. А так – да, все тот же старина Стюарт. Может, конечно, он имел в виду внутреннюю сущность, но для таких выводов ему еще далеко.

Вам, кстати, тоже.

– «Non illegitimi carborundum»[27], – посоветовал он, но мне показалось, что его-то как раз и потоптали некие выродки.

Волосы у него были прежней длины, такого же черного цвета, но лицо несколько увяло, а льняной костюм (один в один, что характерно, с тем, который он носил десятью годами ранее) пестрел от пятен и клякс: десятилетие назад в этом, наверное, просматривалась некая богемность, но теперь – только неряшливость. На ногах у него были лакированные черно-белые штиблеты. Сутенерские туфли – правда, стоптанные. Так что выглядел он именно как Оливер, только опустившийся. Но с другой стороны, изменился, наверное, я сам. А он, весьма вероятно, остался прежним – просто виделся мне теперь иначе.

Он поведал, что произошло с ним за минувшее десятилетие. На первый взгляд представил все в розовом цвете. Джиллиан после их возвращения в Лондон вполне преуспела. У них две дочери – родительская гордость и радость. Квартира в престижном, динамичном районе. Да и у самого «в работе пара кинопроектов».