— Люди! Лю…
Со всего разбега стукнувшись лбом о каменный выступ, Никита потерял равновесие и упал. Удар был весьма сильным. Ощупав лицо, Никита убедился, что из раны на лбу сочится липкая кровь. Он достал носовой платок и кое-как утерся.
Голосов теперь не было слышно. «Может быть, это мне все-таки почудилось?»
Немного придя в себя, Никита встал на ноги. Нужно было продолжать идти. Ко всем бедам теперь прибавилась еще одна — кровь, обильно сочащаяся из раны, застилала глаза, и приходилось то и дело утираться.
Вдруг в глаза ударил яркий сноп света, сразу ослепив Никиту. Инстинктивно прикрыв глаза рукой, он успел разглядеть две грязные физиономии со всклокоченными бородами.
Даже не успев обрадоваться такой долгожданной встрече, Никита почувствовал сильный удар чем-то тяжелым по голове и свалился как подкошенный.
— А пальтишко-то хоть куда! — Это было последнее, что он расслышал перед тем, как потерять сознание.
Глава 7. Близнецы
…Как-то так получилось, что Надежду похоронили совсем рядом с могилой матери Сергея. Опрятный, маленький гроб опустили в твердую промерзшую землю. Несколько взмахов лопатами, и появился ровненький холмик. На него упали искусственные цветы и мохнатые снежинки. Зарыдали школьные подруги покойной. Анастасия Егоровна покачнулась. Ее бережно подхватили под руки.
Сергей расплатился с могильщиками, попросил у них закурить.
«Вот и все… — думал он, затягиваясь терпким табачным дымом и жмурясь от не по-осеннему яркого солнца. — Вот и все…»
…Кротов порывисто поднялся с кушетки, когда на больничной лестнице послышались шаги. Знакомая сестра умело несла на руках два беленьких кулечка.
— Принимайте свое богатство, — она выдавила из себя натянутую улыбку.
«Профессиональная привычка», — отметил про себя Сергей.
Он чуть подался всем телом вперед и, склонив голову на плечо, как это делают собаки, рассматривая что-то странное и незнакомое, заглянул в кулечек, опоясанный красной лентой.
Два серо-голубых глаза внимательно изучали его лицо, скользя младенчески-заторможенным взглядом по лбу, по носу, по подбородку. Розовая скукоженная рожица была сосредоточенной, сумрачной, будто чем-то недовольной.
— Сладкий ты мой, — выдохнул молодой отец.
В ответ малыш улыбнулся (Сергей так решил) и, причмокивая пухлыми губками, пустил слюну.
Содержимое второго кулечка, стянутого синей лентой, было точно таким же. Та же рожица, те же ярко-голубые глаза.
— Как же я вас различать-то буду? — Сергей уложил малышей в коляску, подаренную ему ребятами из автопарка.
— По характеру, — пожала плечами сестра.
И, словно в подтверждение ее слов, «синяя лента» вдруг разразилась жалобным, неутешным плачем.
— Я же говорила, — улыбнулась сестра. — Этот плакса, а тот, ишь, улыбается.
— Спасибо… — Сергей попытался сунуть сестре пятерку, но она запротестовала.
— Самому пригодится. У тебя теперь вон сколько ртов. — И, проводив Кротова до дверей, сказала, прощаясь: — Удачи вам, папаша… Держитесь.
— Я продержусь, — заверил ее Сергей.
Анастасия Егоровна и Кротов продолжали ютиться в маленьком домике с зеленой крышей. Они вместе вели хозяйство, вместе растили близняшек, вместе горевали, когда кто-то из малышей болел, и радовались, когда наступало выздоровление. Они не жили душа в душу, но и не враждовали. Они, так сказать, вынужденно мирились друг с другом, запрятав взаимные претензии в самые укромные уголки души. У них теперь не было собственных жизней — они жили ради младенцев.
Надежда заранее придумала имя для будущего ребенка, будто предчувствовала, что не сможет сделать этого после родов. Виктор — если родится мальчик, Ангелина — если девочка. Появление на свет близнецов стало для Кротова полнейшей неожиданностью. Он долго ломал голову, перебирая в уме все существующие имена, но выбрать из них самое подходящее так и не смог. На помощь пришла теща.
— Вадимом назовем, — сказала она.
Кротов не стал спорить. Так и записал в метриках — Виктор и Вадим.
Сестра оказалась права — одинаковые на лицо, мальчишки оказались совершенно разными по характеру. Виктор все время плакал, не утихая ни днем, ни ночью. Сергею казалось, что малыш хнычет даже во сне. Он плохо кушал, его крохотные ручонки были усыпаны блямбочками диатеза.
У Вадика диатеза не было и в помине. Зато он обладал зверским аппетитом и замечательной способностью молчать. Вадик очень любил сосать пустышку и трясти погремушкой, а когда чуточку подрос, не отказывал себе в удовольствии швырнуть этой погремушкой в бабушку.
— Экий бандюга, — ласково, с необычайной нежностью в голосе, говорила Анастасия Егоровна, целуя Вадика. — Ох, и намучаемся мы с тобой, раз уж сейчас такое вытворяешь. В любимую бабусю! Погремушкой! Ой, ладушки!
И Вадик, понимая, что им восторгаются, что он вызывает у всех одно лишь восхищение, начинал смеяться и хватать розовыми пальчиками Анастасию Егоровну за крючковатый нос.
А Витенька все плакал и плакал, будто получал от этого удовольствие. Или же понимал, что у него уже никогда не будет матери?
— Эх ты… — говаривал Сергей перед выходом на работу, проведя очередную бессонную ночь у кроватки Витеньки. Потом брал на руки хнычущее существо и, устало улыбаясь, промурлыкивал: — А еще победитель…
Глава 8. Добыча
Два дня шли на полных парусах, даже не заглянув в трюмы захваченного галеона.
Это были трудные два дня — мало кто спал на «Золотой лани». Под всякими предлогами моряки тянулись к корме, чтобы убедиться, что трофей послушно следует за кораблем.
Тем временем адмирал принимал испанских офицеров в своей каюте как самых дорогих гостей, будто и забыл, что совсем недавно готов был снести голову каждому из них. О грузе, который перевозил талион, не было произнесено ни единого слова. Говорили о чем угодно — о моде, о ценах на пряности на индийском побережье, о возможности заключения мирного соглашения между испанским и английским монархами. В каюте адмирала целый день играл оркестр из трех человек, и господа могли часами наслаждаться музыкой.
Наутро третьего дня Дрейк собрал испанцев у себя в каюте и спросил:
— Господа, не желаете ли совершить небольшую экскурсию? Я со своим экипажем намереваюсь обыскать галеон, вот и подумал — может быть, вам захочется отправиться туда, захватить что-нибудь из личных вещей.
Ни один из пленных не проронил ни слова, своим молчанием давая понять, что все будет зависеть от желания адмирала.
— Ну вот и отлично, — заулыбался Дрейк. — Я рад, что вы согласились меня сопровождать. До сих пор вы были моими гостями, а теперь я буду вашим.
— Мы не гости тут, негодяй, а пленники, — злобно прошептал кто-то.
Адмирал еле заметно вздрогнул, но, не подав виду, что что-то слышал, встал и молча вышел из каюты.
Призовая команда для похода на галеон была уже готова. Всю ночь матросы разыгрывали в кости места в этой команде, всем хотелось порыскать по кораблю и набить карманы добычей — привилегия первых, помимо общей доли.
Быстро погрузились в шлюпки и отчалили.
— Как только поднимемся на борт, сразу взять пленных под стражу и отправить в трюм к матросам, — тихо прошептал адмирал на ухо одному из офицеров.
— Будет сделано, сэр.
Палуба была черна от крови. Ее не успели смыть водой, поэтому по всему кораблю расползалось жуткое зловоние, вечный спутник смерти.
Как только испанцы ступили на свой корабль, их тут же окружили матросы с мушкетами.
— А теперь, господа, я думаю, вам пора навестить своих подчиненных, — сказал Дрейк и весело засмеялся. Матросы дружно подхватили его смех.
— Сволочь, подлец, ты еще поплатишься за свои злодейства! — закричал один из испанцев, молодой идальго, почти еще мальчик. — И нечего было корчить из себя великодушного человека!
Лицо Дрейка перекосилось от злобы, он выхватил меч, подскочил к испанцу и с размаху снес ему голову. Алая кровь брызнула на камзол адмирала. Все остальные пленные в испуге шарахнулись в стороны.
— Кто-нибудь из вас еще хочет попрощаться со мной? — Дрейк с неприкрытой злобой посмотрел на пленников. — Тогда делайте это сейчас, больше у вас не будет такого шанса.
Все молчали.
— Увести их.
Потом начался грабеж. Матросы бросились в трюмы и по каютам. То и дело из разных концов галеона доносились радостные вопли:
— Золото! Золото! Серебро!
Дрейк пошел в каюту капитана и сам начал рыться в его сундуках. Сколько раз давал себе обещание не делать этого самому, но никогда не мог удержаться. Вот и теперь отыскал связку ключей и стал быстро, по очереди, отпирать сундуки.
Галеон оказался настоящей сокровищницей. В одной только каюте капитана хранилось четыре сундука, наполненных золотом и драгоценными камнями. Таких причудливых украшений сэр Френсис никогда раньше не видел. Он и представить не мог, что дикари Нового Света способны так искусно обрабатывать золото и драгоценные камни. Диковинные маски и амулеты просто поражали своим совершенством. В одном сундуке на самом верху лежала серебряная чаша, инкрустированная рубинами. Она была так красива, что Дрейк невольно взял ее в руки и залюбовался. Вдруг дверь распахнулась, и в каюту ввалился матрос.
— Адмирал! Там… — закричал было он, но тут взгляд матроса наткнулся на раскрытые сундуки и он невольно замолчал.
Дрейк подошел к нему, посмотрел прямо в глаза и приветливо спросил:
— Тебя, кажется, зовут Питер?
— Так точно, мой адмирал, — чеканно ответил матрос.
— Вот что, Питер. — Адмирал положил руку ему на плечо. — Скажи, тебе нравится эта чаша?
— Так точно, сэр. — У Питера от страха вмиг пересохло в горле.
— Ты получишь ее, если никому не скажешь о том, что здесь видел.
Питер молчал и ошарашенно пялился на своего адмирала.
— Ты меня хорошо понял?
— Да, сэр. Я никому не скажу.
— Вот и отлично. — Дрейк запер сундуки и спрятал ключи в карман. — А теперь докладывай, что там у вас случилось.