- Я и раньше всегда ухаживала, - сказала она и, помолчав, продолжала без малейшего оттенка досады: - Остальные заглядывают на кладбище только на пасху, а я хожу сюда круглый год. Когда мы схоронили маму, я всегда заботилась об ее могилке, ну, а теперь их здесь стало двое, но ухода, в общем-то, не прибавилось.
- Здесь еще хватит места и для других, - сказал он. - Как тогда? Ты с такой же охотой будешь ухаживать за могилой Генри или Сисси?
- А может, это буду я, - сказала она. - Тогда как?
- Ты их переживешь.
- Может статься, - сказала она. - Ну, а может, это будет Люси: она старше всех нас.
- Люси?
Сестра быстро, искоса поглядела на него.
- Папина вторая жена. Я ее имела в виду.
- Он, выходит дело, женился снова?
- Восемь лет назад. - Она поднялась с колен и взглянула брату в глаза, стоя по другую сторону могилы. - Ты не мог этого знать, потому что никогда не давал о себе вестей.
Он пожал плечами, чувствуя себя неловко под ее прямым пытливым взглядом.
- Ну, ты же понимаешь, как это бывает. Меня носило по всему свету: то в Канаду, то в Австралию, то в Сингапур. Теперь был в Южной Америке... Да и в чем я, если на то пошло, виноват? Разве кому-нибудь из вас интересно было обо мне знать? Ну и мне тоже не хотелось ничего ни о ком знать. Ни о ком, кроме тебя, Энн. Я часто думал о тебе, как-то ты живешь. - Его взгляд скользнул по ее обнаженной девичьей руке, затем он снова поглядел ей в лицо. - Знаешь, я очень рад, что свиделся с тобой, Энни.
Ее глаза потеплели.
- И я рада видеть тебя, Артур, - сказала она. - Я ведь ничего не знала, где ты и что с тобой. Когда мы тебя ждали, а ты не приехал, я подумала, что, может, ты...
- Умер? - Он рассмеялся. - Ну, нет, Энни. Ты ведь знаешь поверье - это только хороших людей господь рано прибирает к себе.
- А ты, значит, плохой, так, что ли?
Он сразу ощетинился, когда она так всерьез приняла его в шутку сказанные слова.
- Уж по крайности никогда не прикидывался, будто я лучше, чем есть.
- Как некоторые другие, так, что ли?
- Я ведь ничего не сказал.
- Но ты же это имел в виду?
- Послушай, - промолвил он, неловко переминаясь с ноги на ногу, - ну, к чему ты это завела? Сначала обвинила меня в том, что я злопамятный, а теперь говоришь за меня то, чего я не говорил. Мы с тобой пятнадцать лет не видались, Энни. Зачем ты так?
- Да, ты прав. - Она подняла корзинку, надела ее на руку. - Прости меня, Артур. Просто уж очень мне обидно было, что ты не поспел вовремя.
- Как это случилось?
- Бронхит. Застарелый недуг. Он уже много лет от него страдал. А последние холода доконали его,
Они снова вышли на асфальтовую дорожку и начали взбираться по склону холма, направляясь к воротам кладбища.
- Интересно, - сказала она, помолчав, - что ты почувствовал, возвратившись сюда после стольких лет?
- Странно как-то, конечно, поначалу... - Он нахмурился. - А в общем-то, мало что здесь изменилось: два три новых дома... Хотя что-то все же стало вроде бы по-иному.
- Это тебе так кажется просто оттого, что ты давно здесь не был.
- Да, конечно, все уже кажется каким-то другим, если ты долго был в отсутствии.
Она опять бросила на него искоса быстрый взгляд снизу вверх.
- Все?
- Да нет, пожалуй, - неуверенно сказал он. - Пожалуй, не все.
Она глубоко вздохнула, и, когда он снова заговорил, голос его звучал чуть резче - в нем, сквозила досада.
- Все мы какими были, такими и остались, Энни. Ты, может, думала, увидав меня, что Генри и Сисси примут блудного сына с распростертыми объятиями? Я был отсюда далеко, вы по-прежнему жили здесь, но все равно, и вы и я - мы все те же, те же самые люди.
- А он уже не был прежним.
- Кто?
- Отец... Ты бы просто глазам своим не поверил, как он переменился. Никогда бы ты не подумал, что эта женщина может сотворить с ним такое - это нужно было видеть. Но я-то видела. Я все время наблюдала, как происходила в нем эта перемена - из месяца в месяц, изо дня в день даже.
- Что же это такое она с ним сотворила?
- Она смягчила его сердце, Артур. Научила его кротости. Через несколько лет после женитьбы на ней он был уже совсем другим человеком. Точно вся эта злоба и ожесточенность капля по капле испарилась из него. И тогда он, снова захотел тебя видеть. Это стало самым заветным его желанием - повидаться с тобой перед смертью.
-Я был в море, - пробормотал он. - Что же я мог сделать?
- Но ведь ты приехал, - сказала она, - сразу приехал, как только смог.
- Ну да, как только смог.
Он не сказал ей, что, сойдя с корабля, он еще целую неделю раздумывал - стоит ли ему ехать сюда. Впрочем, ему почему-то казалось, что она догадывается об этом. Но так или иначе, он ведь все равно опоздал бы. Он достал сигарету, которую не решался закурить раньше, и они в молчании дошли до ворот.
- Ты пока ступай один... - начала было она, когда они вышли на улицу, но он взял ее за руку, не дав ей договорить.
- Давай посидим здесь минутку, - сказал он, - давай потолкуем еще немножко.
Она послушно направилась следом за ним к скамейке и села рядом; откинувшись на спинку скамейки, он вытянул ноги и закурил сигарету; она сидела выпрямившись, поставив на колени корзину, опираясь на нее.
Несколько минут прошли в молчании; казалось, им нечего было больше сказать друг другу. Моряк поежился и поднял воротник своего плаща.
- Тебе холодно?
- Да как-то прохладно здесь наверху.
- А мне показалось, что сегодня совсем тепло, - сказала она. - Такой погожий весенний денек.
- Весенний! - насмешливо хмыкнул он. - Вот она - английская погодка! Всякий раз, как возвращусь из плавания, так продрогну здесь до костей.
- Должно быть, ты просто очень уж привык к этим жарким странам.
- Я люблю солнце, люблю тепло, - сказал он. - По мне, так никогда не может быть слишком жарко. Другие плохо переносят жару в Южной Америке, а по мне, так ничего не может быть лучше. Верно, я все же осяду где-нибудь там, а пока я - перекати-поле.
Она опять помолчала, потом спросила:
- Ты, видно, никогда не думал о том, чтобы вернуться на родину?
- Куда на родину - сюда? - сказал он. - А что я тут буду делать?
- То же, что и в любом другом месте.
- А мне пока и так хорошо: гоняю себе по белу свету, вижу много всякого разного. Я же матрос. Ничем не связан, никаких забот. Куда захочу, туда и зафрахтуюсь.
- Ну, а потом?
- Что потом? - спросил он.
- Когда ты побываешь всюду и все поглядишь. Что потом?
- Ну, а потом, как я сказал: осяду где-нибудь в Южной Америке, а то так подамся и еще куда-нибудь подале.
- А по-моему, везде и всюду одно и то же, Артур, - сказала она. - Повсюду такие же люди и так же занимаются каждый своим делом, как и здесь.
Он швырнул окурок в траву за дорожкой.
- Здешней жизнью я был сыт по горло уже давным-давно.
- Вот ты и уехал.
- Ну да, вот я и уехал. И как раз вовремя.
Она хотела еще что-то сказать, но промолчала и повернула голову, прислушиваясь.
- Полдвенадцатого пробило, - сказала она. - Мне надо идти. Сейчас будет перерыв на обед, а я еще должна купить кое-что.
Они встали и пошли дальше по улице. Потом она сказала:
- А тебе совсем не обязательно таскаться со мной по магазинам, если нет охоты. Ступай домой и подожди меня. Люси сейчас нет дома, но я дам тебе свой ключ.
Однако он покачал головой:
- Нет, Энни, мой визит окончен. Я повидал все, что мне хотелось повидать. А насчет всего прочего, так я уже опоздал.
- Но ведь ты только-только приехал... Не можешь же ты уехать так сразу. Люси будет очень рада познакомиться с тобой.
- Да на кой это ляд? - сказал он. - Она меня не знает, для чего это я вдруг свалюсь к ней как снег на голову.
- Ну, а Генри и Сисси?
- Ах да, старина Генри и наша милейшая Сисси! - Как, кстати, они поживают?
- Ничего, неплохо. Генри открыл паяльную мастерскую, а муж Сисси служит теперь управляющим в кооперативном бакалейном магазине. Генри подумывает выставить в этом году свою кандидатуру в муниципальный совет.
- Все, значит, при деле; все славно, прочно пристроились кто куда. Как и положено почтенным, трудолюбивым, добропорядочным гражданам. Нет, Энни, я им ни к чему, и они мне ни к чему. И также ни к чему им знать, что я тут был, и тебе незачем им об этом докладывать.
- Но, Артур...
- Нет, - сказал он. - Это я серьезно. Пообещай мне не говорить им, что ты меня видела. Пусть себе думают обо мне так, как думали всегда. Не хочу, чтобы они сызнова принялись перемывать мне все косточки.
- Ах, Артур, - сказала она, -но послушай...
Обещай! - повторил он и внезапно улыбнулся.
Она поглядела на него с недоумением, и он сказал: - Мне вдруг вспомнилось кое-что из тех, давно прошедших лёт. Помнишь, как отец, чуть смеркнется, загонял нас в постель, а я вылезу, бывало, в окно и по крыше угольного сарая скачусь вниз и драл на свидание к этой девчушке, что жила по дороге на Ньюленд?
- Помню. А пуще всего помню, как ты проделал это в последний раз ночью в декабре, когда вдруг выпал снег.
- Ну да, я тогда поскользнулся и слетел с крыши прямо во двор, и отец услыхал шум, на мою беду. Ты, Энни, старалась выгородить меня, но Генри протрепался отцу. - Он, задумавшись, поглядел куда-то поверх ее плеча. - Отец избил меня тогда в кровь, а я избил Генри. В ту ночь я и порешил, что убегу из дому. Но никому не сказал ни слова, признался только тебе одной. Ты меня тогда не предала и не предашь и теперь, верно, Энни?
Она поглядела на него долгим, пристальным взглядом.
- Я никогда не предам тебя, Артур, - сказала она.
- Славная ты, Энни, - сказал он и взял ее за руку. - Моя маленькая, славная Энни... Как это никто не женился на тебе до сих пор?
Ее щеки слегка порозовели.
- Мне и так неплохо. А что же ты сам-то живешь бобылем?