- Но я не сумею такого на себя напустить.
- А разве полицейские что-нибудь на себя напускают? Ты просто должен быть таким, как ты есть, и будет то, что надо.
- Но я ни строчки не могу запомнить наизусть, - сказал Олберт.
- Откуда ты знаешь, ты же не пробовал?
- Хм, - промычал Олберт.
- Вот что, - сказала девушка. - Я притащу после обеда мой экземпляр пьесы, а ты поглядишь, какая у тебя там роль. Мне что-то помнится, она не очень велика.
- Да нет, не стоит беспокоиться, - сказал Олберт. - Я не собираюсь этим заниматься.
- Какое же тут беспокойство, - сказала девушка. - Почитаешь пьесу, сам все увидишь.
В этот день после обеденного перерыва можно было наблюдать, как Олберт, улучив минутку, когда у него нет покупателей, сосредоточенно углубляется во что-то скрытое от глаз под прилавком. Когда же магазин закрылся, Олберт подошел к девушке, одолжившей ему книгу, и сказал:
- Она не понадобится тебе до завтра? А то я, пожалуй, взял бы ее домой поглядеть.
- Ну что, тебе понравилось?
- Да понимаешь, я ведь ее только наполовину прочел, - сказал Олберт. - Ну, и, конечно, интересно, что там дальше будет. Любопытно знать, чем это все у них кончится, если, конечно, ты можешь еще на денек одолжить мне книгу.
- Понятно, возьми, - сказала девушка. - Ты увидишь - под конец это что-то захватывающее. Она же в Лондоне два года со сцены не сходила.
- Да что ты говоришь! - сказал Олберт. - Так долго?
-Ну а мы, разумеется, даем только один спектакль, - сказала девушка,- так что ты не очень-то распаляйся.
- Как ты думаешь, что случилось у нас сегодня в магазине? - спросил Олберт жену после вечернего чая.
Элис сказала, что понятия не имеет.
- К нам заявилась некая миссис Босток из главной конторы и спросила меня, не хочу ли я принять участие в этой новой пьесе, которую они сейчас готовят.
- Тебя?-изумилась Элис. - Тебя спросила?
- Ну да, я так и знал, - сказал Олберт.- Я знал, что ты скажешь - бред какой!
- Я вовсе не сказала, что это бред, - возразила Элис. - Я, конечно, удивилась, но вовсе не потому, что это бред. А какую роль она тебе предложила?
- А вот угадай, - сказал Олберт. - Только поглядела на меня и сразу предложила.
Элис подумала и рассмеялась.
- Ну, а почему бы нет? Почему бы тебе и не сыграть?
- А потому, - сказал Олберт, - что если ты идешь по улице и при этом смахиваешь немного на полицейского, так это одно, а расхаживать по сцене и представляться, будто ты полицейский, - другое. По-моему, я никогда не смогу этого сделать, а уж подавно, если человек сто, а то и больше будут пялить на меня глаза.
- Да кто его знает. Говорят, как только выйдешь на сцену и начнешь говорить роль, так и про публику забудешь.
- А если не публику забудешь, а роль? Тогда как?
- Ну, так ее же надо сначала выучить. И будут репетиции и всякое такое. Роль-то небось не такая уж большая?
Олберт нащупал в кармане книжку.
- Одна страничка всего. Я прихватил ее с собой.
- Ах, вот оно что! - сказала Элис.
- Понимаешь, эта девчушка Люси Фрайер притащила ее мне, а я начал читать, ну и вроде показалось интересно. В самом деле, знаешь, неплохая пьеса. Им бы надо пустить ее по телику. Она два года не сходила со сцены в Лондоне.
Элис взяла у него книгу и поглядела на заглавие.
- Да, я тоже про нее слышала.
- Там, видишь ли, про одного парня, у которого очень богатый папаша, и старик в этом малом души не чает. Старику, понимаешь, кажется, что этот его сыночек прямо звезды с неба хватает, а на самом-то деле он сволочь, порядочная. Бездельник и прохвост.
- Ну а полицейский что там делает?
- Он появляется во втором акте. Дай-ка сюда, я тебе покажу. Этот малый сцепился с братом. Он, понимаешь, сбил кого-то машиной и не остановился, потому как был пьян вдрызг. А вот когда они там грызутся, вдруг появляюсь я и...
- Ты появляешься? - перебила его Элис. - А я думала, что ты совсем не разохотился на это дело.
У Олберта был смущенный вид.
- А я и не сказал, что разохотился, - пробормотал он.- Просто я, когда читал, все старался представить себе, будто это я говорю. И все.
- Понятно, - сказала Элис.
- Ну да, и все... Чего это ты на меня уставилась?
- Гляжу и все, - сказала Элис.
Два дня спустя миссис Босток появилась снова.
- Итак, - с устрашающей деловитостью изрекла она, - вы обдумали?
Он прочел пьесу, миссис Босток, - сказала, подходя к ним, Люси Фрайер. - Я давала ему свой экземпляр.
- Превосходно, превосходно!
- В самом деле занятная пьеска, - сказал Олберт. - Но чтоб играть, этого я вовсе не говорил. Уж больно, не по моей части, знаете ли. Вот Люси думает, справлюсь, да и моя хозяюшка тоже, а мне что-то не верится:
- Вздор, - сказала миссис Восток.
- Не гожусь я на это - чтобы выставляться перед такой кучей народу напоказ.
- Чушь, - сказала миссис Босток.
- Так небось это вам, актерам, просто. Когда не впервой, может, тогда и ничего. Привычка.
- В понедельник вечером приходите на репетицию, - распорядилась миссис Босток.
- Не знаю, право.
- Ко мне домой в половине восьмого. Не желаю ничего слушать, пока вы не познакомитесь с труппой и не попробуете, как у вас получится. Люси скажет вам адрес. - И она ушла.
- Настырная какая, а?
- Фурия.
- А ну ее к бесу, -сказал Олберт. - Не по мне все это.
Но в глубине души он был уже страсть как всем этим захвачен.
В понедельник вечером в семь часов двадцать пять минут, тщательно одевшись и вторично за этот день побрившись, он уже стоял у подъезда дома миссис Босток - большого, довольно мрачного с виду здания в викторианском духе, с огромными полукруглыми окнами, расположенного в конце длинной извилистой аллеи, ответвлявшейся от Галифакского шоссе, и почти тотчас к нему присоединилась Люси Фрайер.
Миссис Босток сама отворила им дверь и пригласила их в просторную, уютно-обветшалую гостиную, обставленную преимущественно небольшими диванчиками и креслами, а также книжными шкафами, вмещавшими такое количество книг, что Олберт не верил своим глазам: ему все время мерещилось, что он не в частном доме, а в публичной библиотеке. Его представили худому чрезвычайно импозантному мужчине с трубкой, который оказался мистером Бостоком, и тут же один за другим начали прибывать члены драматического кружка.
В пьесе было всего семь действующих лиц, но, помимо актеров, прибыли также те, чья деятельность протекает за кулисами, и вскоре в гостиную набилось довольно много мужчин и женщин, чрезвычайно схожих друг с другом в одном: все они говорили неестественно громко и словно бы старались перекричать друг друга. Олберт среди них чувствовал себя неловко, а когда миссис Босток, стоя на коврике у камина, хлопнула в ладоши и произнесла:
- Прошу внимания! Позвольте представить вам нашего нового коллегу, - и все глаза обратились на него, он готов был провалиться сквозь землю от смущения.
- Я пытаюсь уговорить мистера Ройстона сыграть роль полицейского в «Хозяйском сынке», и, хотя он еще не дал мне согласия, я надеюсь, что вы окажете ему теплый прием.
- Но Эффи, дорогая, вы же просто гений! - воскликнул молодой человек в твидовой куртке и ярко-желтой рубашке. - Форменный гений! Где, черт побери, вы его откопали?
Олберт стоял, застенчиво переминаясь с ноги на ногу, а они разглядывали его словно какую-то древность, которую миссис Босток раздобыла где-то на распродаже антиквариата и теперь давала им возможность полюбоваться своей находкой.
- Мистер Ройстон - помощник управляющего в «Мурендском бакалейном», - сообщила миссис Босток. - Я увидела его и сразу поняла: вот тот, кто нам нужен.
Наконец на Олберта перестали обращать внимание и ему удалось забиться в угол и наблюдать оттуда за всем происходящим, пользуясь тем, что его на некоторое время оставили в покое. Однако ненадолго. Приступили к первой читке пьесы. Олберту вручили его экземпляр, и он был немало поражен тем, что актеры, читая свои роли, забывались настолько, что произносили самые рискованный фразы без малейшего признака смущения.
- «Вы же знаете, что я люблю вас», - сказал молодой человек в желтой рубашке юной миловидной брюнетке, сидевшей рядом с Олбертом.
- «А вы, в самом деле, любите меня, - спросила сия девица, - или просто хотите со мной спать?»
Олберт покраснел.
Когда на сцене должен был появиться полицейский, в комнате воцарилась тишина и миссис Босток, управлявшая ходом действия, по-прежнему стоя на коврике у камина, объявила:
- Теперь, мистер Ройстон, ваш выход.
Ох, это было ужасно. Сердце у него мучительно забилось. Он поглядел, что ему надо произнести, и, помогая себе указательным пальцем, чтобы не потерять строки, сипло кашлянул, помолчал и проговорил упавшим голосом:
- «Кто из вас, господа, является владельцем этой машины, что стоит у подъезда?»
- Слабо, - сказала миссис Босток. - Ну-ка, мистер Ройстон, побольше уверенности. Постарайтесь представить себе, какое впечатление должны вы произвести своим появлением на всех?
- Ты только представь себе, Элис, - сказал Олберт, поднимаясь со стула с книгой в руке: - Тут, значит, этот паршивец, пьяный в дым, гнал машину как ненормальный, сшиб кого-то и удрал. Теперь он, значит, совсем одурел со страху и пристает к своему брату, заклинает его Христом богом, чтобы тот ему помог, и вдруг входит служанка и говорит, что там, дескать, полицейский пришел... и тут появляюсь я.
- «Кто из вас, господа, является владельцем этой машины, что стоит у подъезда?» - Ну тут, конечно, у этого малого уже совсем душа в пятки - он же думает, что за ним пришли. А на самом-то деле, понимаешь, я только хочу оштрафовать его за то, что он оставил машину без света. Ты представляешь? Это одна из самых... самых главных кульминаций в пьесе.
- Это страшно захватывающая сцена, Олберт, - сказала Элис. - И ты там у них сегодня вот так же вот, как сейчас, это говорил?