Ее глаза становятся странными и непонятными. Я чувствую, что сейчас появилась очевидная проблема — я начал сомневаться в отношении человеческой сущности моей спутницы. Она посеяла настоящую смуту в моем сердце. Не знаю. То ли я должен был отвернуться, то ли возмутиться поведением моей раздевающейся спутницы. А может, нужно было отговорить ее от опрометчивости? В силу вступил компромиссный вариант — когда в мою сторону полетела рубашка, я стоял полубоком. Катино тело переливалось в сумрачном свете подземелья, а моя голова сжималась под действием двух противоречивых сил — приличие тормозило, а любопытство, да и не только оно, настойчиво требовало развернуться вправо.
— Не думай ни о чем, а быстро одевайся.
Я не успел ответить, как ясно послышалось «мяу». Любопытство взяло вверх — я повернулся и замер — на месте Кати стояла огромная, практически черная кошка с аристократической белой манишкой на груди и белыми тапочками на лапах.
Кто здесь правит
Кошка вызвала у меня, нет, только не страх, это был какой-то первородный ужас. Конечно, не пума, но большущая. И я начал беспомощно крутить головой в поисках Кати. А это животное на мягких лапах подходило все ближе и ближе ко мне. А разве бывают у кошек твердые лапы? И какая чушь лезет мне в голову. А что-то гибкое, упругое и одновременно мягко-ласковое начало обтекать мою штанину, надавливая на мою ногу и издавая уркающий звук. И я решился. Наклонился и, просунув руки под передние лапы, поднял кошку перед собою. И не встретил ни малейшей попытки сопротивления. Она тяжело висела на моих руках, а на меня смотрели круглые красные глаза. А что они выражали, я так и не понял.
Я поставил кошку на пол и осторожно погладил по голове. Под рукой прошло мягкое и теплое туловище, и чуть-чуть шелохнулся пушистый хвост. Увидеть могут только те, кто видит. А зачем видеть? Это второй вопрос. И стоит ли думать в нынешней ситуации?
Кошка выскочила в проход, нетерпеливо мяукнула и я… Пошел за ней. А разве у меня был выбор. Пока мы шли, больше всего я боялся встретиться с быком. Но, к счастью, он не попадался на нашем пути.
Когда мы вышли на настоящий перекресток, кошка остановилась. Мне сразу и дико захотелось домой. А кошка, ну не поворачивается пока язык называть ее Катей, крутилась на месте. А события только разворачивались. Вначале в темноте появились огромные глаза, и прямо перед нами появился постамент, на котором стояла верхняя часть человека — от пояса. Пусть стоит на постаменте, пусть он молчит, главное, глаза те самые, которые спасли нас от быка. Затрудняюсь сказать, хотело ли это существо разговаривать с нами. Но зато мы едва не прыгали от возбуждения. Хотя уверенно могу сказать это только в отношении себя. За кошек я ручаться не могу.
— Кто вы? — не пойму, кто из нас задал этот вопрос.
Существо, которое по чертам лица и внешнему виду можно было, хотя и условно, назвать мужчиной, немного покрутило головой и обратилось скрипучим голосом:
— Я всегда здесь жил, а вот вы как сюда попали? Весь мир строится как единый организм. Любой мир привыкает к единым правилам и устоям. Замените черное на белое, а крепкое на мягкое. И не заметите, как мир начнет разваливаться. Разрушение единой сформированной картины привело к ужасным последствиям. Люди начали забывать легенды, забывать историю, но кто-то должен был заполнить образующийся вакуум. Примитивные мечты заполнили пространство и выдавили все, что было раньше. Пропадут легенды, и город может исчезнуть — не весь, а только та его часть, которая как живое существо питается энергией прошлых поколений. Вот так, мадам.
Наверное, глупо обращаться к кошке «мадам», но выглядит это вполне благородно.
Я сразу обратил внимание, что моя кошка отлично все понимает. Немедленно отнеся ее к разряду мыслящих, я опять произвел ее в Катю. Катя-кошка, напружинив свой хвост, попыталась что-то сказать. Вначале получилось только «мяу» и «мурр». А я попробовал сыграть на человеческих чувствах.
— Мужчина, вы можете нам помочь?
Меня проигнорировали. Зато нелепый вопрос кошки вызвал несомненный интерес.
— А как вы передвигаетесь? — нашлась Катя-кошка.
— В основном, прыжками.
Ну, куда она лезет. Сейчас разозлит. Но полумужчина разговорился.
— Когда как, мадам. Иногда и прохожих ловишь, а иногда создаешь переносящую силу.
— А с женщинами у вас как? — продолжала вкапываться Катя.
— Отлично, — уверенно заявил полумужчина, — они ко мне даже не подходят.
И безапелляционно и сухо добавил:
— И я не мужчина. Я просто живу здесь. Мне безразличны трения и споры. Если я кого-нибудь полюблю — я исчезну. Выйти отсюда вы сможете только сами. А мне хорошо в любом случае.
Не солоно хлебавши, мы двинулись дальше. Хотя если сказать ближе, то это тоже правильно. А потом мы столкнулись с ней — по земле ползла и стонала девушка в крови. Причем жидкость буквально хлестала из страшных ран. По моим прикидкам девушка давно должна была стать полностью бескровной. Но этого не происходило — она продолжала стонать, но ползти вперед. К ней я и направился.
— Вам помочь?
— Чем вы сможете помочь? Я когда-то была легендой, но когда я узнала, что нас ждет, то я пришла в ужас и теперь постоянно умираю. Умираю и не могу умереть, потому, что я такая же легенда. Что может помочь? Когда-то среди нас жила одна чудесная легенда о брошенном в невские воды, не помню, то ли кольце, то ли чем-то другом. Она всегда повторяла, что этот предмет может спасти наш мир. Спасем наш мир — спасется и ваш.
— А что это и где найти эту легенду?
— Напрасно будете искать. Говорят, что её несколько недель назад съели, может легенды покрупнее, а может и кто другой. Вытрясти из них что-то — очень сложно.
— А как их найти?
— Все эти легендоеды любят щекотать себе нервы в отсеке, где водятся непонятные существа. Хотите вкусить их общество — идите по этому коридору.
В опасном отсеке
Коридор или проход оказался очень длинным. Я даже не знаю, сколько километров мы прошли. Наконец из конца коридора мы почувствовали явный запах жареного мяса, может быть даже шашлыков. Мы переглянулись. Точнее эта фраза относится только ко мне. Катя просто повернулась ко мне и призывно мяукнула. А не то ли это место, где людей ловят и потом жарят? Мы непроизвольно замедляемся на подходе к страшному месту.
Не может быть! Это же настоящий кабак. Никаких легенд здесь и быть не может. В полном нашем представлении. Жалко Гоголя нет. Только его перо могло описать картину, развернувшуюся прямо перед нами. Несколько коридоров сходились вместе и превращались в почти круглый зал, посредине которого стояла колонна, утыканная то ли отдельными огоньками, то ли свечками. Вокруг нее стояли стойки и даже стулья. А вот за ними сидели существа, вряд ли созданные воображением людей.
Боюсь, один их вид заставил меня резко затормозить, поднять и гораздо сильнее, чем необходимо, прижать Катю к себе. Видимо ей стало больно, потому, что она негромко зарычала и начала вырываться из моих клешней. Ее возмущенное мяуканье заставило затихнуть гул, стоящий над столами, и десятки морд разного калибра, оскала и даже цвета развернулись в нашу сторону. Мне сразу представилось, как эта клыкасто-глазастая свора бросается в нашу сторону. Но на нас просто смотрели сверкающие глаза. Потом выделилась фигура, которую я сразу назвал кабаном. Хотя, пожалуй, от кабана в нем было только длинное вытянутое рыло, заросшее неприятной черно-седоватой щетиной.
— Ну, — оказалось, что рыло обладает познаниями в человеческом языке. Я уже хотел надерзить, типа не нукай, не запряг. Но меня опередила Катя. На чистом русском языке она произнесла:
— Помогите, я вас очень прошу. Муррр.
Вряд ли это было улыбкой, но мне показалось, что этот зверь осклабился.
— Помочь даме — наш долг.
Я отчаянно зашептал на ушко лежащей на моих руках Кате:
— Продолжай, тебя почему-то слушают.
Катя, по-моему, даже приосанилась.
— Мы хотели бы помочь этому миру. Но не знаем как?
— А я знаю, — из задних рядов раздался неприятно-визгливый голос, вместе с которым в передних рядах появился крокодил со сплющенной и изогнутой мордой, — вот он, наверное, очень вкусный, а свеженькое здесь — редкость.
Он показал на меня каким-то отростком на теле. По начинающимся крикам стало понятно, что примерно треть этих, то ли животных, то ли существ желает нас съесть, причем меня в первую очередь. Еще одна треть голосовала за мораторий такого вида казни. Ну а остальные, по-видимому, пока сомневались.
Кабанья голова предложил спокойно обдумывать ситуацию. Он опять повернулся к Кате и, с явной надеждой, спросил:
— А может быть, того, мы, и вправду, его съедим, а тебе поможем? Как ты на это смотришь, — почему-то он всегда обращался только к Кате.
Теперь слово было за ней. Интересно, как она отнесется к тому, что меня растерзают прямо на ее глазах. Катя потянулась, вот уж не ожидал, что она может это делать так привлекательно.
— Вы хотите, чтобы я надежно помогла этому миру или так себе?
— А что с ним может произойти? — раздались любопытные голоса.
— Все, что угодно. Но, скорее всего, весь этот мир смоет, и вместо него останется пустота. То есть вас никого не будет.
— Ну и что, — вмешался кабанья голова, — мы же представления людей о их соседях, начальстве, а иногда даже о теще. Значит, мы снова появимся.
— Да, — парировала Катя, — но это будут другие представления, другие существа. И теща будет к этому времени чужая. И они ничего не будут помнить о вас. Даже вкус мяса забудется.
Начался общий шум, едва не перешедший в настоящую драку. И, наконец, вперед вышел верблюд с бараньими рогами.
— А давайте попробуем. Отведем их на переправу разлуки и поиска. Пусть плывут. А съесть мы их успеем и на обратном пути.
По одобрительному шуму мы оценили уровень верблюжьего авторитета. Уже через несколько минут два неимоверно толстых кота, слегка подталкивая меня по ногам лбами, стали нашими спутниками до самой пристани.