На пятый день моего пребывания в добровольно-принудительном заточении Эйден вернулся в комнату буквально через час после ухода. Я только-только взялась за чтение основ этикета, как дверь приоткрылась и мой сосед проскользнул
в комнату, моментально заперев дверь за собой.
— Ты рано.
Он поставил передо мной новую корзинку, на этот раз кроме хлеба, сыра и мясных пирогов в ней были фрукты и овощи. Я тут же схватила яблоко, понимая, как мне не хватает полноценного рациона.
— Сегодня нет занятий. День для самостоятельного изучения предметов. Предполагается, что студенты будут сидеть в библиотеке над книгами и свитками. На деле же, — с этими словами он подошел к комоду и вывернул один из ящиков; на пол посыпалась одежда, — все используют это время для личных дел. Как, например, стирка, уборка или прогулка в ближайший поселок для пополнения припасов.
От комода он направился к кровати, и в общую кучу полетело постельное белье. Эйден взмахнул рукой, и все, что валялось на полу, поднялось в воздух, закручиваясь в тугой комок. Затем опустилось в пустую корзину, стоящую в углу.
— Вот именно для этого все и обзаводятся помощницами — чтобы самим не бегать в прачечную или табачную лавку.
Я представила студентов, вереницей бредущих по каменным коридорам с корзинами, полными белья. Почему-то вспомнились книги о мальчике-волшебнике: там этим никто из учеников не занимался.
— У вас нет специально обученных эльфов-рабов для подобных задач?
— Эльфов не существует. Это сказки. Ты вроде бы уже должна это знать. — Он кивнул на мои книги. — И кто такие рабы?
Вот тут пришел мой черед удивляться. Неужели в их мире обошлось без эпохи рабовладельчества? Мне казалось, каждая цивилизация рано или поздно проходит этот период. Эйден ждал ответа, и мне пришлось напрячься, чтобы как можно более точно
и коротко объяснить ему.
— В вашем мире лишают свободы и эксплуатируют людей против их воли и без каких-либо на то оснований? Просто потому, что могут? Делают человека чужой собственностью? Что за дикость!
— Сейчас уже нет. — Я умолчала о том, что торговля людьми
в нашем мире до сих пор процветает, хоть и преследуется законом.
— А ты еще говорила, что казнить преступников — это варварство.
Он передернул плечами, забрал корзину с бельем и вышел за дверь. Я осталась наедине с раскуроченной комнатой. Что же, у меня суббота тоже была днем уборки. Я вернула выдвинутый ящик обратно в комод, застелила кровать покрывалом. Расставила книги аккуратными стопками, поправила закладки и свои конспекты, собрала с ковра крупные крошки и осмотрелась. Комната стала чуть уютнее, только смущало заляпанное окно. Эйден запретил открывать его до тех пор, пока не разрешит мне выходить из комнаты.
Местную форму он принес мне еще вчера. Пока его не было, я примерила — свободная черная юбка до середины голени с высоким поясом, темно-серая рубашка с воротником-стойкой; отдельно прилагался широкий ремень с двумя вместительными карманами — эта конструкция надевалась поверх юбки и, как сказал Эйден, предназначалась исключительно для помощников. В довершение всего — полуботинки на шнуровке и невысоком каблуке. Одежда оказалась мне впору, хотя ботинки могли бы быть поудобнее. Вся эта красота сейчас лежала в одном из ящиков комода. Я отвоевала право ходить в джинсах и футболке, пока сижу взаперти.
Эйден вернулся с пустыми руками, сказал, что чистые вещи доставят к двери комнаты ближе к вечеру, уселся за стол и зашуршал конспектами. Я же осталась сидеть на полу, привалившись спиной к кушетке. Давняя привычка, приобретенная в ту пору, когда после переезда в новую квартиру жила без мебели. Какое-то время мы оба читали, но потом я поднялась размять затекшие мышцы.
— А чем занимаются обычные студенты в этот день? Те, что не повернуты на научных исследованиях.
Кажется, он тоже с удовольствием прервался. Во всяком случае, теперь я разговаривала не с его напряженной спиной.
— То есть почти все, кто сейчас в Академии?
Ему невероятно шла улыбка. Привычная маска безразличия соскользнула, открыв полное жизни лицо. Я не удержалась от ответной улыбки.
— Те, кто закончил с делами, предаются сладостному безделью. Кто-то до ночи шляется по соседнему городку, оставляя в кабаках присланные родителями деньги, кто-то закатывает попойки у себя в комнатах. Завтра официальный нерабочий день. Так что если сегодня преподаватели, которые тоже, впрочем, заняты своими личными делами, еще могут погрозить пальцем и отчитать за то, что ты не корпишь над книгами, то завтра все будут бездельничать с полным на то правом. Первокурсники зовут этот день отсыпным, наш же, пятый, курс — похмельным.
Я снова улыбнулась. Не так уж сильно отличаются наши миры в деталях. Хотя здесь просто идеальная, на мой взгляд, неделя: четыре рабочих и два выходных дня.
Эйден напоследок усмехнулся, и его лицо опять окаменело. Он вернулся за стол, а я решила пройтись по комнате, разминая плечи. Два шага туда, два — обратно. У заключенных и то больше пространства. Не успела я закончить разминку, как в дверь кто-то загрохотал. Судя по тому, как она тряслась, — пинали ногами.
— Мистер Гранд, выходите, я так соскучилась, — донесся чей-то вкрадчивый голос из-за двери после пинков. Сперва я подумала, что женский, но поняла, что это явно мужчина не особо старательно изображает сопрано.
Я оглянулась на Эйдена. Он резко вскочил, сжимая кулаки. За дверью все стихло на секунду, но тут же мощный удар обрушился на всю стену. Эйден поднял руку и направил ладонь на дверь, что-то негромко бормоча. Но что бы он ни сделал, это не помогло. Дверь слетела с петель и плашмя рухнула в комнату. Я обалдело наблюдала, как в проеме в оседающей пыли появляется совершенно невероятный персонаж. Чуть ниже Эйдена, но раза в полтора шире в плечах. Светлые волосы, зачесанные направо, больше всего напоминали современный модный ирокез, уложенный набок.
В ушах и бровях не меньше десятка колец, под глазами фиолетовые синяки, а на распухшей переносице белеет пластырь. Рукава темной рубашки закатаны, из-под них видны рунические татуировки на руках от кончиков пальцев до локтя. Парень осклабился и шагнул вперед.
— Эйденчик, куда же ты пропал?
От неожиданности я отшатнулась, запнулась о кушетку и чудом устояла на ногах. А татуированный блондин резко повернулся ко мне.
— О, кто это у нас… Сука!
Он вскинул руки к глазам. Боковым зрением я успела заметить, как Эйден что-то швырнул в незваного гостя. Тот отвел руки
и ощерился еще сильнее. Я с ужасом смотрела, как на месте его глаз вспухает чернота и пузырится кровь.
— М-м-м… так ты хочешь поиграть? Я знал, что ты тоже скучаешь по мне.
Он поднял руку и тряхнул кистью. Плотная воздушная волна пролетела по комнате, сбивая предметы. Меня оттолкнуло назад, и я все-таки рухнула на кушетку, но тут же поднялась и, забравшись на нее с ногами, прижалась спиной к стене. Эйден легко устоял, бросился к комоду и вытащил из верхнего ящика нож, которым я недавно нарезала себе листы для блокнота.
— Извини, Янг, сегодня мне некогда.
— Нет уж, давай поиграем!
Блондин попытался опять вскинуть руку, но Эйден одним движением проскользнул ему за спину, ухватил за волосы, заставляя откинуть голову назад, и решительно полоснул по горлу лезвием. Парень дернулся, но сразу же осел на пол. Эйден заботливо придержал его тело, потом вернулся к двери, поднял ее и установил на место.
Я хватала воздух ртом, глядя на кровь, заливающую тело блондина, текущую на потертый ковер, брызгами осевшую на стенах. Крик почти прорвался из груди, но Эйден подлетел ко мне так же стремительно, как за секунды до этого к блондину, схватил меня за плечо одной рукой, вторую, окровавленную, прижал к моему рту, не давая не то что закричать, а даже сделать вдох. Я с ужасом смотрела в его глаза. А в них не было ничего, кроме все того же безразличия. Разве что снова на долю секунды мелькнула усталость и какое-то раздражение.
— Пожалуйста, не кричи. Или хотя бы дай мне минуту поставить стену. Договорились?
Я медленно кивнула. Будто у меня был выбор.
Он убрал руки и вернулся к двери, что-то прошептал, провел рукой вдоль проема. Я продолжала вжиматься в стену, боясь шелохнуться.
— Теперь можешь говорить. Только прошу, будь потише.
Он устало потер лоб ладонью. На бледной коже остались красные разводы. Наверное, я выгляжу не лучше. Я снова бросила взгляд на окровавленный труп посреди комнаты. Сглотнула. Больше всего мне сейчас хотелось кричать от страха. Но кто знает, что в голове у Эйдена. Не лягу ли я через минуту после своей истерики вот так же, с перерезанным горлом? Я попыталась сползти с кушетки на пол, но, кажется, она решила, что с нее хватит подобного обращения. Подо мной что-то скрипнуло, треснуло, и я полетела вниз куда быстрее, чем собиралась.
Эйден склонился надо мной и протянул руку.
— Не ушиблась?
Кажется, передо мной психопат. Так равнодушно убить человека, а через несколько минут с участием смотреть мне в глаза, спрашивая, в порядке ли я.
Он помог мне подняться и усадил на кровать. А ко мне вернулся голос.
— Ты… ты убил его!
— Как видишь. Кстати, у нас есть около получаса. Уже даже меньше. Тебе надо переодеться, пока он не очнулся. И я бы умылся на твоем месте. Впрочем, — он посмотрел на свои руки, — я и так на твоем месте.
— Ты ненормальный!
Он поморщился.
— Ну я же просил потише. Эта штука, — он указал на дверь, — и так пьет слишком много силы. И чем громче ты кричишь, тем больше она из меня качает.
— У тебя посреди комнаты труп!
— Это ненадолго.
— Что значит «ненадолго»? Кто это? Почему ты вообще его убил?
— Линн, опять слишком много вопросов. Давай ты хотя бы пойдешь умываться, пока я объясняю. И да, чтобы тебя успокоить — ему совсем недолго осталось быть трупом.