– Дина Самуиловна, ну какая разница?
Ксения не знала, чего ожидать. Они поднялись в загаженном лифте панельной девятиэтажки на такой же загаженный этаж. Дина Самуиловна улыбалась, Ксения шла первой по темному коридору и наткнулась на велосипед, стоявший в общем тамбуре.
– Твою ж мать, – выругалась она.
Вслед за велосипедом на нее упали санки, снегокат, пакет с обувью и еще что-то. Грохот стоял на всю площадку. Двери открылись, выглянули соседи.
– О, и даже не пришлось звонить! – услышала Ксения, которая выбиралась из-под завала, голос свекрови. – Ну, и где моя внучка?
– А это вы тут? Явились! Не позволю! – услышала Ксения голос другой женщины, судя по всему, Вериной матери, второй Алисиной бабушки. Ксения не знала, как ее звали. Помнила только, что она была откуда-то из-под Рязани, солила знатные огурцы и грибы и очень радовалась, когда ее дочь развелась с Аликом и вышла замуж за Геннадия.
Ксения просто замерла под велосипедом и санками.
– Господи, как же у вас душно! Откройте окна! – Дина Самуиловна, судя по всему, прошла в квартиру. Соседи выползли на лестничную клетку и слушали во все уши. Кто-то помог Ксении выбраться, и она пошла вслед за свекровью.
– А вы кто? – спросила ее соседка.
– Э…
– Я бабушка Алисы, меня зовут Дина Самуиловна, а это моя бывшая невестка. Она будет меня сюда привозить, – крикнула из квартиры Дина Самуиловна.
Мать Веры чуть ли не затолкала Ксению в квартиру и закрыла дверь.
– Вы это чего? – зашипела она. – Я щас милицию вызову.
– Вызывай, – отозвалась Дина Самуиловна. – Ксения, окна открой.
Ксения пошла открывать окна.
Дина Самуиловна прошествовала в ванную, где долго мыла руки.
– Каким полотенцем мне можно воспользоваться? Или брать туалетную бумагу? – спросила Дина Самуиловна.
– Вот, сбоку, – ответила мать Веры.
– О, какая прелесть! Тут даже печать больничная стоит. Где вы его взяли? Ксения, принеси мне очки, я не вижу! Больница номер… Ну естественно… Вы там кто, терапевт? Я помню конфеты от пациентов, которые вы мне дарили на Новый год и на Восьмое марта. Надеюсь, запасы закончились? Вы, кажется, ушли на пенсию? И полотенчико прихватили? Может, и постельное белье? Ну и где ребенок? – Дина Самуиловна вышла из ванной, стряхивая капли с рук.
– Спит она, – буркнула сватья.
Дина Самуиловна зашла в комнату и увидела спящую в кроватке девочку.
– Одеяло убери. Ребенок потный. И полы тут помой, – шепотом сказала она сватье.
Та аж задохнулась от возмущения.
– У тебя тут срач и духота, – продолжила Дина Самуиловна. – Будешь мешать, я в органы опеки позвоню. Поняла? Я стану приезжать сюда, когда захочу. Это понятно? У меня есть деньги и связи, так что не стоит со мной связываться. А если дверь не откроешь, так я ее выломаю. А соседи мне помогут. У моей невестки – первой, – Дина Самуиловна кивнула на Ксению, – новый муж – прокурор. Ну это так, на крайний случай. Ты меня поняла?
Дина Самуиловна говорила все это, стоя над детской кроваткой. Говорила тихо, но настолько зло, что даже Ксения испугалась. Она никогда не видела свекровь такой.
Сватья молчала.
– Ксения, тут надо помыть полы. И пыль вытереть.
Следующий час Ксения мыла полы и вытирала пыль. Проветривала, собирала в мусорные пакеты хлам, на который ей указывала бывшая свекровь. Ксения двигала мебель, выгребала пыльные хлопья из-под кровати, протирала ножки стульев. Через час квартира сияла чистотой, а Ксении хотелось застрелиться. Все это время Дина Самуиловна ходила по квартире и показывала пальцем – что выбросить, где помыть. Ее сватья скрылась на кухне.
Дина Самуиловна вышла из квартиры. Ксения шла следом. Они молча сели в машину и поехали назад.
– Дина Самуиловна…
– Не надо. Не хочу говорить. Что-то у меня сердце… Перенервничала. Спать сейчас лягу. Ты домой поезжай. И спасибо. Моему сыну ничего не говори.
После этого визита, буквально в тот же вечер, Вера позвонила Алику и сказала, что его мать может видеть внучку, когда захочет. Тот тут же перезвонил Ксении и долго рассказывал о своем умении «оставаться с бывшими друзьями». Дина после того визита слегла на неделю с давлением, о чем знала только Ксения.
Дина Самуиловна ездила к внучке раз в месяц. Ксения ее отвозила и привозила. К их визиту в доме явно устраивались генеральная уборка и проветривание помещений. Алиса сидела в красивой кофточке, подаренной Диной Самуиловной. Каждый раз, когда они приезжали, Алиса была в «их» одежде, которую покупала Ксения по просьбе свекрови. Во время визитов в доме не оказывалось ни Геннадия, ни Вериной матери. Сама Вера открывала дверь и, сославшись на неотложные дела, убегала. Так что два часа Дина Самуиловна могла свободно общаться с Алисой.
– Ну хоть чувство такта у них присутствует, – заметила Ксения.
– Это не такт, а чувство самосохранения. Боятся, что я скандал устрою. Да, девочку пора развивать. Надо в следующий раз книжки детские привезти.
– Хорошо, я поищу в шкафу. От Кирилла целая детская библиотека осталась.
– Нет, купи новые. Те пусть лежат для твоих внуков. Это твоя библиотека.
– Дина Самуиловна, почему вы так поступили? – спросила Ксения.
– У моего отца… тоже была другая семья. С моей матерью он так и не развелся, но жил с другой женщиной. Мне говорили, что папа в командировке. У той женщины тоже была дочка. На два года младше меня. Мы с ней в одной школе учились. Я это позже узнала, когда выросла. И моя бабушка, моя любимая бабушка, мать моего отца… Она приходила меня забирать из школы, но подолгу стояла во дворе. Я не понимала, почему мы не можем уйти сразу. А она смотрела на свою вторую внучку. Моя мать поставила условие – чтобы я не знала о том, что у меня есть единокровная сестра. И бабушка стояла во дворе и не решалась к ней подойти. А я не хотела играть с «малышней» и думала, что бабушка меня не любит. Она меня даже не видела тогда. Если бы я ушла, она бы и не заметила. Потом, когда бабушка уже умерла, когда мама сгорела от болезни за два месяца и меня забрали в новую семью отца, я все узнала. Но знаешь, что меня больше всего тогда волновало? Не смерть бабушки, даже не смерть мамы и не то, что я должна была жить в чужом доме. А то, что эта девочка, «малявка» – моя сестра. Я ее видела каждый день и не знала об этом. И то, что бабушка смотрела на нее каждый день и не могла подойти. Она не обняла ее, не прижала, не сказала: «Я твоя бабушка». Она была моей бабушкой. Так решила моя мать. Почему она так и не смогла к ней подойти? Как у нее хватало сил смотреть каждый день на внучку? И еще мне кажется, бабушке она нравилась больше, чем я. Девочка была очень на нее похожа. На моего отца и на бабушку. А я – копия мама. Как-то я нашла фотографию бабушки с моей сестрой. Какое-то общее фото, даже не знаю, как там бабушка оказалась. Она его хранила. Я помню, как она его рассматривала по вечерам и прятала, когда я заходила. Я не хочу так, как она. У Алика своя жизнь, а у меня – своя. Понимаешь? Эта девочка должна знать, что у нее есть бабушка. Она меня забывает, но я все равно буду маячить у нее перед глазами. Пока есть силы.
Когда Алик женился на Карине, Дина Самуиловна не изъявила желания знакомиться с новой невесткой. Рождение девочек-погодок, названных Жанной и Сюзанной, Дина Самуиловна отмечала диким хохотом, который приводил к повышению давления, вызову Кcении и «Скорой помощи». Конечно, не сам факт рождения провоцировал истерику, а имена, которые были им даны.
Оба раза, когда приезжал врач, Дина Самуиловна продолжала хохотать. Ей делали укол с коктейлем успокоительных препаратов, и она, засыпая, продолжала истерично хохотать. Утром Дина Самуиловна будила Ксению, которая оставалась у нее ночевать, и объявляла, что у нее развивается деменция.
– Дина Самуиловна, – мямлила Ксения, – с чего вы взяли?
– Я не хочу запоминать такие имена! Пусть у меня будет деменция!
Ксения стонала. Дина Самуиловна больше всего боялась за свою голову. Она не боялась умереть от рака, от воспаления легких или сломать шейку бедра. Она боялась потерять память. Не узнавать близких. Скатиться в безумие. Все болезни «головы» Дина Самуиловна определила для себя как деменцию и устраивала самой себе тест – нарисовать на листе циферблат от часов и правильно установить время. Где-то она вычитала, что это – самый правильный и надежный тест. Циферблаты бывшая свекровь рисовала перед каждым приездом Ксении. На листе формата А4. Несколько штук в ряд.
– Ну, который у нас сегодня час? – спрашивала Дина Самуиловна.
– Давайте без пятнадцати двенадцать, – говорила Ксения, гадая, откуда у бывшей свекрови такой страх именно перед деменцией.
– Нет, давай посложнее.
– Хорошо, тридцать пять минут пятого, – говорила Ксения.
Свекровь старательно чертила стрелки на циферблате и требовала:
– Еще.
– Двадцать пять минут восьмого. Дина Самуиловна, у вас все хорошо с головой! У вас память лучше моей!
– Вот поэтому я и хочу держаться в тонусе. Чтобы у меня была память! Ты же не хочешь, чтобы когда-нибудь я приняла тебя за какую-то Карину?
– Она к вам не приедет, – буркнула Ксения.
– А вдруг? Говори, который час.
– Двадцать сорок три.
Дина Самуиловна чертила стрелки. Ксения вдруг заметила, что свекровь раньше рисовала круглые часы – женские, а тут вдруг стала рисовать квадратные – мужские. Но виду Ксения не подала. Как не сказала Дине Самуиловне, что раньше она все цифры прописывала тщательно, а в последнее время ставила только основные зарубки – двенадцать, три, шесть, девять.
Ксении эти проверки давались с трудом. Она вспоминала, как учила Кирилла определять время, когда ему было лет шесть. Он никак не мог справиться – шесть, восемь, десять. Полночь, полдень. Шесть – это восемнадцать часов, восемь – двадцать. Можно сказать «без пятнадцати пять», можно «без четверти пять», можно «шестнадцать сорок пять». Как-то Ксения купила Кириллу модные детские часы, и сын их тут же бросил на пол, чуть не разбил. На часах не было цифр, только палочки побольше и поменьше. Ксения купила ему часы в детскую и повесила на стену. Они не шли, барахлили все время. То спешили, то отставали. Однажды Ксения нашла у Кирилла под подушкой батарейки. Каждый вечер он вытаскивал их из часов, а утром вставлял. Поэтому часы никогда не показывали правильное время.