— Ну, ладно, — решительно кивнула Виктория, после чего, словно бы почувствовав мое настроение, добавила: — Только быстро — и безо всяких там нежностей.
— Но почему…
— Или ничего не будет! — Задрав юбку, моя жестокая возлюбленная присела рядом со мной на диван и проворно стянула колготки вместе с трусиками. — Ты чего ждешь? — спросила она чуть погодя, ложась на спину и раздвигая ноги, полусогнутые в коленях. — Надевай презерватив и действуй!
— Но так сразу у меня не получится, — кое-как приспустив брюки и растерянно глядя на своего понурого друга, пробормотал я, — приласкай меня хоть немножко…
Виктория с недовольной миной на лице присела рядом, сделала несколько умелых пассов рукой и даже чуть-чуть поласкала языком, но результат оказался нулевым.
— Ничего у тебя сегодня не получится! — решительно заявила она, вставая с дивана и быстро одеваясь. — Пить надо меньше, сколько раз тебе говорила!
— Но, подожди…
— Нечего мне ждать — и незачем. А если уж очень захочется, то всегда можешь вызвать любую из наших девчонок — как уже много раз делал в мое отсутствие.
— Но я хочу только тебя!
— Поздно, господин Кандратов, поздно!
Я еще пытался ее как-то удержать, неуверенно хватал за руки, что-то пьяно лепетал, уже стоя в прихожей, но Виктория была неумолима. И только напоследок, когда я понуро облокотился на косяк распахнутой настежь двери, обернулась и крепко поцеловала меня в губы.
— Прощай, Серега, — и счастливо! Возможно, я тебе еще позвоню или напишу из Америки.
Это было не только слабое, но вообще никакое не утешение, поэтому я лишь тяжело вздохнул и, заперев за ней дверь, какое-то время еще прислушивался к стуку ее каблуков по лестничной площадке. Потом хлопнула дверца лифта — и все…
Я тяжело побрел обратно к любимому дивану, по пути все-таки заглянув в бар и захватив оттуда полупустую бутылку мартини — любимого напитка Виктории. Вообще-то мне сейчас больше всего хотелось выпить виски, однако я исходил из одного элементарного соображения. Когда вы расстаетесь с женщиной, которая вам долгое время была дорога, то надо немедленно ликвидировать все следы ее пребывания в вашей квартире, чтобы потом, периодически натыкаясь на забытые ею вещи, не впадать в самую чёрную меланхолию. Именно поэтому я решил сегодня же допить это чертово розовое мартини, думая про себя примерно следующее:
«Тихо, тихо, кыш, волна желания! Сегодня я лучше понежусь в волне опьянения — и пропади оно все пропадом!..»
Однако сделать это мне помешал телефонный звонок, с которого, торжественно выражаясь, и начался новый этап моей биографии — при том, что не успел еще толком закончиться прежний! Впрочем, именно эта стремительная смена событий и спасла меня от тяжелейшей депрессии, которая бы непременно наступила на следующее утро. Страшнее похмельной депрессии, наверное, только кома.
Звонила Катюха — та самая профессиональная содержанка из провинции, о которой я много рассказывал в предыдущей книге. В свое время она жила в нашей съемной квартире на «Савеловской» вместе с двумя другими девчонками, но потом забрала свои вещи и съехала, найдя себе очередного сожителя из числа постоянных клиентов. А поскольку тот, судя по всему, был человеком простодушным и влюбчивым, то решил наставить Катюху на путь истинный — вот бедолага! Короче, он пообещал на ней жениться с тем условием, что она бросит свое любимое ремесло и устроится на «приличную» работу.
И Катюха действительно устроилась в фирму, занимавшуюся срочной доставкой продуктов питания, и даже какое-то время там работала, просыпаясь в шесть утра, чтобы успеть к восьми в офис. Но, естественно, с ее привычкой к разгульной жизни долго так продолжаться не могло. Вскоре ей на мобильник позвонил один из постоянных клиентов, и она сразу из своей фирмы отправилась к нему домой, где «зависла» дней на пять. Затем последовали новые звонки от новых клиентов, в результате чего она вернулась к своему злополучному сожителю лишь спустя две недели после того, как рано утром «уехала на работу». Разумеется, этот простофиля элементарно не выдержал столь фантастического бл…ва и выставил ее вон.
Возвращаться ей было некуда — к тому времени мы с Викторией уже поселили на ее место другую девчонку, — поэтому Катюхе пришлось на свои деньги снять комнату у какой-то молодой супружеской пары, чтобы жить там со своим пятнадцатилетним сыном.
— Тебе чего? — хмуро поинтересовался я, услышав в трубке ее нежно-певучий «Привет».
— Как поживаешь?
— Хреново.
— А что случилось?
— Не твое дело. Тебе чего надо?
— Поговорить хотела.
— Со мной или с Викой?
— В принципе с вами обоими.
— Ну, с Викой это теперь уже вряд ли получится, а со мной — сколько угодно. Сможешь сейчас подъехать?
— Конечно.
— Тогда жду. — И я повесил трубку.
Кажется, в предыдущих «Записках» я забыл описать ее внешность, поэтому теперь, как смогу, восполню этот пробел. Росту она была среднего, имела пышный, хотя и несколько обвисший к тридцати с лишним годам, бюст, увенчанный крупными сосками, и весьма красивые ножки с высоким подъемом.
Кстати, о ножках! По моему глубокому убеждению, мир держится не на трех китах и уж тем более не на гигантской черепахе, а на стройных женских ножках! Страшно представить себе, чего бы оказалось лишено человечество без этого предмета восхищения и преклонения. Кто бы тогда написал:
Ах, долго я забыть не мог
Две ножки… Грустный, охладелый,
Я все их помню, и во сне
Они тревожат сердце мне.
Между прочим, в первой главе «Евгения Онегина» воспеванию женских ножек посвящено аж целых пять строф — с XXX по XXXIV — это я специально проверял.
От природы Катюха была шатенкой, но обычно красилась в блондинку — и это ей было весьма к лицу, если только не ленилась периодически подкрашивать отросшие корни волос.
Что касается непосредственно лица, то она не была безупречной красавицей, хотя, несомненно, имела очень привлекательную внешность — что называется, на «твердую четверку». Лоб у нее был слегка низковат — в полном соответствии с интеллектом, — а на носу имелась легкая горбинка — результат одного из бурных событий молодости, когда ее чуть было не угробил ревнивый любовник. Глаза темно-зеленые, многоопытные, но главное украшение лица — это очень красивые, яркие и чувственные губы.
Впрочем, никакое описание внешности ничего не скажет о ее главном козыре, которым она ухитрялась соблазнять мужиков самого разного возраста — от семнадцати до восьмидесяти, и социального положения — от бывшего премьер-министра до юного девственника, решившего купить себе первую в жизни женщину. А главное ее достоинство состояло в обаянии — вот только не знаю, природном или выработанном в результате богатейшего опыта общения с мужчинами. В любом случае ее обаяние выглядело совершенно естественным, а что еще больше всего ценится в век всевозможных пластических операций, как не естественное обаяние?
Легкий и веселый нрав, искренняя симпатия и интерес к людям, абсолютная бесшабашность и заводной темперамент делали Катюху подлинной «королевой общения». Одно только то, как она умела знакомиться и произносить слово «Привет» — с самой неподражаемой, но мгновенно располагающей к себе интонацией, — делало ее поистине неотразимой и давало преимущество перед самыми свежими и симпатичными девчонками.
Что касается недостатков, то к ним относились совершенная безалаберность, необязательность (позвонив с утра, она могла сказать: «Перезвоню позже» — и исчезнуть на неделю!), чудовищный эгоизм и — что самое скверное! — способность в любой момент «загреметь» в запой, во время которого она изрядно утомляла собутыльников, по нескольку раз пересказывая одни и те же истории, при том, что ее жизнь была чрезвычайно богата на приключения.
Сегодня я думал найти в ней собеседника, чтобы поговорить по душам и пожаловаться на свои несчастья, однако к тому времени, когда она подъехала, передумал. В конце концов, я — ее непосредственный начальник, поэтому стоит ли ронять свой авторитет?
— Пить будешь? — первым делом спросил я, когда она сняла свою темно-коричневую кожаную куртку и, оставшись в розовом свитере и черных, расшитых бисером, джинсах, босиком прошла в гостиную.
— А что у тебя имеется? — немедленно заинтересовалась Катюха.
— Посмотри сама. Я лично допиваю розовое мартини, хотя от сладкого меня с души воротит.
С интересом порывшись в моем баре, Катюха выбрала для себя початую бутылку текилы.
— Ты чего такой мрачный? — спросила она, когда все уже было готово для первого тоста. — С Викой поссорился?
— Заткнись — и пей! — скомандовал я, вяло чокаясь с ее рюмкой и залпом выпивая свой бокал. — Так о чем ты там хотела поговорить?
— Сына у меня ограбили! — гневно пожаловалась она. — Представляешь, возвращался домой поздно вечером и оказался в вагоне метро совершенно один. А на следующей станции вошли двое здоровенных парней, приставили ему с обоих боков по «волыне» и отняли мобильник, часы и тысячу рублей денег. Эй, Серега, ты чего кривишься-то?
— Это он сам тебе так рассказал? — давясь от невольного приступа смеха, прохрипел я.
— Ну да. — И Катюха обиженно надула свои чудные губы, накрашенные розовой помадой — явно в тон свитеру. — А что тут смешного? А если бы твоего сына так ограбили?
— У меня нет детей, а вот твой чудный сынуля большой выдумщик! Нет, я, конечно, понимаю его юношеское самолюбие и желание выглядеть в материнских глазах вполне достойно. Но ты сама посуди — зачем этим здоровенным парням угрожать твоему хлипкому заморышу пистолетами? Он у тебя что — каратист или вооружен до зубов? Да ему «козу» из двух пальцев сделаешь — так он сам добровольно все отдаст! «Волынами» ему угрожали, поди ты! Вот ведь герой нашелся!
Катюха сердито нахмурилась, и тут я понял, что переборщил. В конце концов, надо же уважать чувства матери — да еще такой очаровательной! Тем более что она действительно была очень привязана к своему Федору и не жалела на него никаких денег.