В конечном итоге эти двое отстали: что с меня было взять?
Я молча, отрешенно наблюдал, как самолет неспешно выехал на взлетно-посадочную полосу, потом набрался сил, разогнался и улетел прочь.
— Не хочу, чтобы ты подумала…
Что это совсем ничего для меня не значит, — хотел наоборот сказать. Ведь значило. Но Соня перебила.
Я не сдержал себя, расхохотался в полный голос над забавной судьбой: впервые за долгие годы сделал шаг вперед сердцем, а встретила меня лишь пустота. Жизнь походила на сюр, что рисовал Дали в самые полоумные годы.
Рядом заплакал ребенок, наверное, я испугал его. Вспомнил, как, должно быть, выглядел с разбитым носом и отекшим глазом, заметил косые взгляды, шепот. Вытер рукавом запекшуюся кровь и наконец почувствовал боль. Не рвущую изнутри, а простую телесную. Эта боль немного отрезвила от сумасшествия, что творилось со мной.
Хорошо. Это хорошо, что я не успел. Что бы я ей сказал?
************
* Диптих — произведение изобразительного искусства из двух картин, рисунков и т. п., объединенных одной идеей, темой и сюжетом.
Глава 21 Ты в моих венах
На обратном пути я понял, что затея с надежным тылом и браком без чувств с треском провалилась. Если быть точнее, понял еще раньше, но нашел смелость признать только сейчас. С холодным расчетом я никогда не был на короткой ноге, жил эмоциями, и почему вдруг решил, что сумею?
Я сломал голову, пытаясь собрать из скупых букв слова, которых Инна была достойна. Тлен. Потерял одного из немногих людей, кому мог доверять, единственную женщину, кроме матери, в этом коротком списке. Пусть для кого-то мелочь — плюнул и пошел дальше, но для меня по масштабам трагедии это походило на падение Римской империи, твою ж!
— Ты ее не догнал? — голос Инны ворвался в мысли, не успел закрыть дверь номера за собой.
Встретил взгляд, полный надежды. Совершенно точно был шанс вернуть все на круги своя и жить, как прежде. Инна была готова — это читалось на ее покрасневших и дрожащих губах, в припухших глазах, что еще не просохли от слез, и сломленной позе.
Я пересек комнату и сел рядом на кровать, принимая правду — я не готов.
— Митя зайдет за ключами. Собирается ехать на машине домой, — зачем-то сказала она и внезапно затряслась.
Глотая всхлипы, задышала громко и неровно. Позволила себе несколько секунд слабости, а после быстро смахнула слезы и заговорила как ни в чем не бывало.
— Ты меня прости, я соврала. Нельзя было все это предлагать, потому что я люблю тебя.
Она улыбнулась с привкусом самого горького кофе.
— Я бы никогда не призналась. Я бы молчала, была бы согласна делить тебя с другими, если бы ты хотя бы в редкие минуты был мой. Но не после того, что увидела.
— Увидела что? — спросил тихо.
Вечно задавал вопросы, ответы на которые боялся или не хотел слышать, испытывал себя.
— Что все может быть по-другому. Что ты можешь быть другим. Я ведь и правда верила, что Лиля выжгла в тебе всю любовь, но… — она запнулась, я услышал смешок. — Я не согласна на полумеры. Так не смогу.
Я кивнул, Инна снова поникла, вздернутый подбородок опустился вниз. Ждала, что я брошусь ее разуверять? Знала же, что не буду. Тем более обсуждать Лилю и прочую ерунду про любовь.
— Сразу нужно было от этой девчонки избавляться. Видела же, какими глазами ты на нее смотрел. Думала, поимеешь ее и все пройдет.
Я тоже так думал, но сердце подсказывало, что ошибаюсь.
— У нас ничего не было, если тебе станет легче.
— Не станет. Не пришла бы, случилось.
— Прости.
Я редко извинялся, но сейчас понимал, что стоит. Мы оба оказались смертельно не правы.
— Ты любишь ее?
Вот в этом вся она, Инна. Всегда в лоб. Сейчас я вспомнил, почему выбрал ее.
— Она меня вдохновляет, — честно ответил.
Вдохновляет — более знакомое слово, уже долгие годы я мерил им все. Любил я слишком давно и разрушительно, чтобы назвать желание дышать рядом с Соней и ловить свет в ее волосах таким ядовитым словом, как «любовь».
— Вспомни, кто вдохновлял тебя в последний раз.
Имя бывшей жены стало всплывать слишком часто в моих буднях.
Инна сняла помолвочное кольцо, покрутила его в руке, а затем вложила мне в ладонь.
— На сотрудничестве это никак не отразится, но здесь заканчивай сам.
Забрала ключи от машины со стола и ушла.
Погано было на душе. Я встал, чтобы посмотреть в зеркало, нос нещадно ныл. Вид у меня был, как у бродяги со стажем. Умылся, достал из дорожного чемодана один из антисептиков, которыми болела Инна. Обработал ссадины на лице, костяшки пальцев, приложил к носу холодное пиво из мини-бара и завалился на кровать.
Когда я дрался в последний раз? До разбитой морды и переломов — лет в пятнадцать, по-моему, пока не ценил руки. В те времена, когда отец еще пытался вырастить из меня «нормального мужика», как не уставал повторять он. Я не дрался даже с ублюдком Славиком за Лилю.
Ты любишь ее? — звенел в голове голос Инны.
Такое незвучное слово.
Я, сам того не ведая, повторил на холсте голубку, что спряталась у Сони под грудью. Запомнил шрам, изгибы которого изобразил на карте Старого мира — одном из самых удачных барельефов. Сорвался, когда семь лет тому назад девчонка не пришла, кинула меня. Да так яро, что прогнал из номера ту рыжую Венеру, точь-в-точь как у Боттичелли, которая подсела ко мне в ресторане и ни на миг не закрывала пухлый рот.
Соне и сейчас удалось повторить трюк.
И как за короткий срок она сумела опьянить меня светом? Я и не помнил, когда ощущал такое желание жить и творить, когда на холсты лилась радуга. Моими работами не переставали восхищаться, но уже давно это были лишь заученные движения рук, механика.
Ни холотропное дыхание, ни гипноз, ни трава — ничего не помогало надолго, имело лишь временный эффект. Но голубка подарила моим легким воздух. Я посчитал себя счастливчиком покруче, чем Пер Гюнт: тому понадобилось гораздо больше лет, чтобы понять, кто его дом.
Зачем тогда она сбежала и снова перекрыла кислород?
Я не заметил, как провалился в сон. Проспал несколько часов, после чего собрал вещи и купил билеты: Инне в Питер, себе для начала в Олесунн. Какой бы ни был настрой, обязательства никто не отменял, меня по-прежнему ждал незавершенный пегас. А еще… моя Зима.
Три дня за работой пролетели незаметно. Уже пару лишних часов я шлифовал рельефы крылатого коня, доводя до совершенства. Резкими, остервенелыми движениями рук пытался вытеснить голубку из мыслей, в которых та осела камнем. Хотел перестать гадать, почему маленькая дрянь сбежала и сколько в этом моей вины. Не выходило, твою ж! Швырнул наждачный лист на пол.
И зачем я согласился взять заказ? Ведь не планировал работать в этом месяце, тем более здесь, в Норвегии. Люди Сэмюэла убедили: давили на то, что никоим образом не помешают отдыху, покроют все сопутствующие расходы, а еще предложили баснословную сумму денег. Но я оставался непреклонен, пока не поговорил с хозяином поместья о холодных, бездушных стенах, которые требовалось оживить. Судьбоносная мышеловка сработала.
Когда перебесился, ко мне как раз заглянул Саня, что возглавлял строительные работы на втором этаже. Мы вдвоем осмотрели пегаса со всех ракурсов и пришли к выводу, что пора заканчивать, иначе в погоне за совершенством можно никогда не остановиться.
Сдавать плоды усердных трудов было всегда волнительно, каждый раз особенный. Но первые эмоции заказчика стоили бессонных ночей, срывов и выкуренных сигарет. Сэмюэл с открытым ртом и распахнутыми глазами осматривал стену.
Все-таки я сложил правильный портрет недавно разбогатевшего любителя роскоши, приехавшего в свои шестьдесят в место покоя и силы. Попал в точку, сделав первоначальную задумку вдвое масштабнее. Особенно в условиях неограниченного бюджета.
Мы простояли молча минут пятнадцать, прежде чем я решился заговорить.
— Мне нужен ваш человек, чтобы помочь с доставкой в Россию важной вещи, — произнес на английском. — Я бы не смел просить, но физически не справлюсь.
Глаза Сэмюэла опасно блеснули.
— Это то, о чем я думаю, да?
Он кивнул в сторону накрытого простыней барельефа, над которым я трудился с тех пор, как впервые встретил голубку.
— Я тут имел наглость заглянуть, пока вас не было, — он начинал хитрить, мне не нравилось. — Готов заплатить двойную цену пегаса.
— Это глупо, — отшутился я. — Вы меня переоцениваете. Это слишком большая сумма.
— Так продайте за меньшую, — рассмеялся Сэмюэл.
Хороший он был бизнесмен, но я знал, о чем говорю.
— Она не продается.
— У всего есть цена.
— Нет, это набросок.
— Но ваши руки все превращают в золото.
— Можете сколько угодно распыляться в комплиментах, я решение не изменю. Зима не продается, — для убедительности повысил голос.
— Ладно-ладно, не шумите, — он поднял руки вверх, — у меня есть потрясающий пегас и… облака.
Сэмюэл оценил широкий размах.
— Я рассчитывал на вашу помощь, — напомнил ему, улыбаясь.
— Хорошо, — согласился он, — получите расчет и найдете Стивена из охраны. Я его предупрежу. Он в вашем распоряжении.
— Благодарю.
Сэмюэл достал из бара бутылку виски и разлил по стаканам. Пить желания не было, но я знал, что отказываться не стоит.
— Э-эй! — Из соседних комнат донесся женский смех и английская речь. — Ау! Мы устали ждать и идем искать тебя!
Кому-то сегодня не придется скучать.
Мужчина отпил виски и снова повернулся ко мне.
— Присоединитесь к нам? Можем отметить с дамами.
Предложение ничего кроме неприятия не вызывало.
— Спасибо, но я откажусь.
Я очень надеялся, что вымотался и усну хотя бы на пару часов перед отлетом.
— Эх, и что же мне одному с ними делать.
Сэмюэл усмехнулся, явно напрашиваясь на лесть. Я подмигнул ему.
— Думаю, вы что-нибудь придумаете.