– У тебя красивая стрижка.
Много времени миновало, но у меня еще есть что сказать. Комплимент я пока оставляю без внимания – плевать на ее мнение. Перехожу сразу к главному:
– Ты многим нравишься, Эми, но для Генри ты не годишься. Ты никогда ему не подходила.
– Тебя здесь не было, – защищается она, – откуда тебе знать?
«Подходящий Генри человек не оставил бы его лежать на полу», – думаю я, но говорю лишь:
– Я знаю.
– Он тебе все еще нравится, – улыбается она, но это не вызывает у меня злости. И обиды не вызывает. Слова мимо цели.
– Он мой лучший друг. С сегодняшнего дня я работаю в книжном, так что буду за ним приглядывать.
Оборачиваюсь, чтобы поднять Генри и отвезти домой, но его уже нет на стуле.
Несколько раз обхожу клуб в поисках Генри. Кое-кто из школы меня узнает и останавливает, чтобы поболтать. Эмили, Азиза и Бет спрашивают, где я учусь. Я не рассказываю о проваленных экзаменах, потому что это неизбежно приведет к разговору о более печальных событиях. Не хотела бы я говорить о Кэле, перекрикивая музыку в клубе. Поэтому просто отвечаю, что взяла академический: хочу скопить денег. Но я поступила в университет и собираюсь изучать биологию морской среды. А у них все по плану: Эмили изучает звезды, Азиза интересуется экологическим законодательством, а Бет учится на факультете естественных наук и подумывает о медицине.
Прежде чем разговор заходит слишком далеко, я говорю, что ищу Генри. Но девочки его не видели, и потому я иду дальше. Иду быстро, избегая всех, кого узнаю, всех, кто оглядывается на меня. Через полчаса сдаюсь – наверное, он ушел домой. Захожу в женский туалет помыть руки и вдруг слышу, как в последней кабинке кто-то пьяным голосом читает стихи. Открываю дверь – Генри. Лежит на полу, голова между стеной и унитазом.
– Рэйчел, ну что ты в самом деле? У меня тут личное дело.
Сажусь на корточки.
– Хочешь, дам совет насчет личных дел? Не занимайся ими в женском туалете.
– В женском? – переспрашивает он.
– Что, дополнительные приспособления тебе ни о чем не говорят?
Он приподнимает голову и, щурясь, смотрит в противоположный угол.
– Это не почтовый ящик?
– Нет, Генри, не почтовый ящик, – говорю я, безуспешно пытаясь его поднять.
– Оставь меня здесь. Я умер.
– Генри, ты жив.
– Да, ты права. Но умереть – лучший выход. Эми с Грегом Смитом. Любовь всей моей жизни прямо сейчас целуется с болваном.
– Генри, если любовь всей твоей жизни целуется с болваном, возможно, пришло время пересмотреть свое отношение к ней.
Он едва заметно кивает. Берет меня за руку и с трудом встает. Мы немного отдыхаем, держась друг за друга, чтобы он поймал равновесие.
– От тебя пахнет яблоками…
– Генри, прекрати меня обнюхивать.
– От Эми слегка пахнет лимоном. Когда мы целовались…
– Тебе не обязательно разговаривать. Меня вполне устраивает тишина, – перебиваю я, и мы выходим из туалета.
– Иди отоспись, Шекспир! – кричит Катя, когда мы проходим мимо, а Генри машет ей рукой.
Эми наблюдает за нами с другого конца бара. Он не видит. Лола писала, что Эми начинает больше проявлять к Генри интерес, как только рядом с ним появляется девушка.
Ночь теплая: жар застрял между бетоном и небом. Генри висит на моем плече. Десять месяцев назад, когда я была в хорошей форме и проплывала в океане пять километров, я бы запросто дотащила его. Сейчас же руки у меня ноют.
В пятницу вечером на шоссе много машин, и, чтобы добраться до книжного, нам приходится идти до пешеходного перехода. Генри пытается разговаривать с каждым встречным. Ему есть что сказать об Эми и Этом Придурке. Я пытаюсь оттащить его, но попробуй сдвинь Генри с места, когда он не на шутку разошелся. Мы встретили парочку с догом, и он снова завел свою пластинку. Я сажусь на скамейку и отдыхаю, а он все говорит и говорит. Генри широко разводит руками, описывая степень своей любви к Эми, и сводит их, демонстрируя размер головного мозга Грега.
– А это, – говорит он, показывая на меня, – мой давно потерянный лучший друг Рэйчел Суити. Мы с ней долго не общались, а все потому, что она не скучала без меня. Она уехала из города, даже не разбудив меня. И оставила под дождем моего Геймана.
Пьяный Генри продолжает врать, а когда пара уходит, он плюхается на скамейку и то открывает, то закрывает правый глаз, будто пытается получше меня рассмотреть.
– Ты вернулась другой – дерзкой и утонченной. – Он кладет голову мне на плечо.
– Я не утонченная, – отвечаю я и провожу рукой по волосам.
– Ты стала похожа на Одри Хепберн. Если бы та занималась серфингом.
– Я не занимаюсь серфингом.
– Так и Одри Хепберн тоже. – Он встает со скамейки и ложится на тротуар. – Мне нужно немного отдохнуть.
Прохожий осторожно перешагивает через него. Генри жестом приглашает меня к себе. Я уже раздумывала, не оставить ли его здесь, но возвращаться к Роуз не особенно хочется, так что я ложусь рядом.
Наши руки соприкасаются. Я не разрешаю себе радоваться. Я собиралась игнорировать Генри лишь до тех пор, пока он не напишет, что просит прощения, что ему лестно мое признание, но взаимностью он ответить не может. Я хотела простить его, как только он скажет правду.
– Почему? – Генри снова задает этот вопрос. – Ведь мы были лучшими друзьями. И я совершенно точно знаю, что ты писала Лоле. – Он поворачивает голову, мы лежим лицо к лицу. – Почему?
– А ты как думаешь?
– Ты не скучала без меня, – говорит он. Генри не умеет врать, и даже если бы умел, сейчас он слишком пьян. Похоже, он действительно ничего не понимает.
– Ты не получал письма… – предполагаю я и сама не верю, что такое возможно, ведь он каждый день перечитывает «Пруфрока». А если и не перечитывал – я ведь оставила записку в другой книге.
– Какое письмо? – спрашивает он, и теперь я уверена: письмо пропало.
Как? Понятия не имею. Но оно пропало. Вспоминаю все письма, которые Генри писал мне. Как, должно быть, он ждал ответа! А я отвечала только Лоле.
– Какое письмо? – настаивает он.
Я почти сдаюсь, но вовремя себя останавливаю. Какой смысл? Это только смутит нас обоих.
– Просто прощальное письмо. Я оставила его на прилавке в книжном, но оно, наверное, потерялось.
– Что в нем было?
– Прощальное письмо, Генри.
– Но почему ты не отвечала на мои письма?
– Была занята. Встретила парня по имени Джоэл.
– Вы с ним были лучшими друзьями? – обиженно спрашивает он.
– Генри, мне очень жаль, что так вышло. Новая школа, новые друзья… Мне стыдно, правда. Прости меня.
– Ты хоть немного скучала по мне?
– Скучала, – отвечаю я, пытаясь не расплакаться. Твержу себе: не смей проговориться, как тебе мучительно не хватало его на похоронах. Как отчаянно хотелось, чтобы он оказался там и держал тебя за руку.
– Так мы снова друзья?
Я киваю.
– Хорошие друзья, – уточняет он.
– Хорошие друзья, – подтверждаю я и в доказательство – ему оно, кажется, необходимо – говорю, что согласна работать в книжном.
– Конечно, согласна, – бормочет он. – Работа пока еще есть.
– Ты о чем?
– Мы продаем магазин. Получу деньги и поеду с Эми в путешествие, а когда вернусь – сниму отдельное жилье. И больше не придется целоваться с ней в отделе саморазвития.
– Вы целуетесь в этой каморке? – изумляюсь я.
– Пойду учиться и кем-нибудь стану.
«Ты – это ты, тебе не нужно кем-то становиться», – думаю я, а вслух произношу:
– В таком решении нужно быть уверенным на сто процентов.
И он говорит, что совершенно уверен в Эми. Пора вставать, а Генри опять начинает читать стихи. Раньше я сталкивалась с ними только в школе и то благодаря ему, так что некоторое время жила без поэзии. В последний раз он читал мне «Любовную песнь Дж. Альфреда Пруфрока». А сегодня – что-то незнакомое.
Генри роняет тяжелые пьяные слова – читает, и мир стихотворения возникает у меня перед глазами. Там идет дождь, солнце прячется, а человек изо всех сил старается полюбить хмурые дни.
– Это «Темный август», – прерывается Генри. – Дерек Уолкотт.
Стихотворение не о Кэле, не об утонувшем мальчике, но кажется, будто именно об этом.
– Все катится к чертям, горы дымятся, – тихо, устало продолжает он. – Ты же знаешь, я люблю тебя, но мне не под силу справиться с дождем?
– Ты все еще разыскиваешь ту книгу для Фредерика? – спрашиваю я, и он утвердительно мычит: Генри верит в невозможное, как верил Кэл.
Прошу его прочесть стихотворение еще раз. Я чувствую – в нем хранится тайна, которую мне необходимо разгадать. Возможно, совет, как снова начать жить. Но строки в итоге лишь причиняют мне боль, а где именно болит – не знаю.
Мимо проносятся машины. Лежа на тротуаре с Генри, я утрачиваю чувство времени. Все это могло случиться и три года назад, когда Кэл был жив.
– Мне нужно домой, – говорю я.
Но Генри слишком пьян, чтобы понять всю горечь этой фразы, понять, почему дома у меня больше нет.
В магазине светло, он озарен мягким сиянием. Я всегда любила сюда приходить. Мне нравились полированные полы и темное дерево книжных полок, корешки аккуратно стоящих книг. Нравилось, что здесь всегда можно было найти Генри. Звоню и в ожидании заглядываю в окно. Вот место, на котором всегда читала Джордж, а у нее на коленях обычно лежал кот по кличке Рэй Брэдбери. В витрине новые издания: Зэди Смит, Джеффри Евгенидис, Джонатан Сафран Фоер, Фиона Вуд, Симмон Хауэл, Нэм Ле[22] – я ни одной не читала. Приглядываюсь к книге в центре витрины – «Облачный атлас» Дэвида Митчелла. Розовая обложка, на ней – маленькая печатная машинка, вокруг которой разлетаются листки, постепенно образующие собой облака. Меня охватывает необъяснимое чувство – наверное, грусть от непостоянства этого мира.
У двери появляются Майкл и Фредерик.
– Повезло вам, что я здесь в «Скрэббл» играю, – говорит Фредерик, поддерживая Генри.