Смотрю, как он бреется, и размышляю, стоит ли спрашивать, не обижу ли я отца.
– Пап, сколько?
– Генри, здание – наша собственность. Два этажа и большой участок. Думаю, больше миллиона.
Я молчу. Он умывается, берет у меня полотенце и вытирает лицо.
– Знаю, ты хочешь продать магазин. Это нормально, – уверяет он.
Если бы я жил в идеальном мире, то не волновался бы о деньгах. В идеальном мире магазин остался бы нашим навсегда и все бы обожали старые книги так же, как мы. Эми тоже обожала бы их. Но это выдуманный мир. Папа добавляет:
– Может быть, и правда стоит? Это мамина идея, а она разбирается в бизнесе.
Он ждет. Нельзя ответить «может быть». Только «да» или «нет».
Однажды он сказал, что в художественной литературе редко встретишь персонажей, которые однозначно отвечают на вопросы. И ему это нравится, потому что мир на самом деле устроен сложно, люди сложны. Мы с ним часто вот так обсуждали литературных героев. Последний раз говорили о книге «Верной Господи Литтл» Пьера Ди Би Си. Мне она так понравилась, что я прочел ее дважды.
– Что тебя впечатлило? – спросил тогда папа.
– Верной, – ответил я, называя главного героя, – и критика Америки. Но больше всего язык. Будто автор оставил слова на солнце, чтобы они высохли, и в результате они звучат не так, как ожидаешь.
– Может быть, ты однажды захочешь стать писателем, – улыбнулся папа. – Как думаешь?
В нашем книжном все возможно. Но одновременно не все, иначе мама не решила бы его продать. Она любит магазин не меньше, чем мы, но понимает, что он умирает. Я многое не смогу себе позволить, если до конца жизни буду зарабатывать столько, сколько сейчас. Не позволит себе и Джордж.
– Да, – снова говорю я, проводя пальцем ноги по трещине в плитке. – Я за продажу.
– И что ты тогда будешь делать?
– Может, все-таки съездим с Эми путешествие. А в следующем году пойду, наверное, учиться.
– Тогда решено, – произносит он с грустью.
Я спускаюсь и пытаюсь мысленно отделить себя от магазина. Проходя мимо, не заглядываю в «Библиотеку писем». Не ищу в «Пруфроке» новых записей. Не оглядываюсь на читальный сад. Иду прямиком к прилавку, где Джордж выговаривает новенькому:
– Если ты не уберешь отсюда свой компьютер, я запихну его тебе в задницу.
Жалобы в суд нам только не хватало. Забираю у Джордж ножницы – мы торгуем старыми книгами и в случае чего не сможем оплатить парню вставной глаз. Этот новенький, Мартин, по виду – ровесник Джордж.
– Привет, – улыбается он мне.
Выглядит как опрятный, симпатичный гик, по крайней мере рядом с Джордж в мрачном прикиде и с голубой прядью в черных волосах. Вдали от моей сестренки-гота он скорее просто популярный старшеклассник. Видимо, поэтому Мартин ей и не нравится.
– Генри, – представляюсь я и протягиваю ему руку.
– Мартин Гэмбл, – отвечает он.
– Мартин Чарльз Гэмбл. – Джордж добавляет это с таким выражением, будто на самом деле ей хотелось сказать: «Несусветный тупица».
Не похоже, что Мартин сердится, скорее его это забавляет.
– Твоя мама наняла меня, чтобы я помог в магазине и составил каталог книг. Вот почему мне нужно зарядить компьютер, – последнее он говорит уже моей сестре.
– Мама здесь больше не живет, – возражает она. – Сегодня за главного Генри, и сейчас он тебя уволит к чертовой бабушке.
– Извини, – обращаюсь я к Мартину, – мне нужно поговорить с сестрой. Мы отойдем на минутку.
Жестом зову Джордж и выхожу на улицу, однако слушать меня она не собирается. Начинает громко возмущаться еще до того, как за нами закрылась дверь. Лучше бы помолчала, и без нее голова раскалывается.
– Это мой одноклассник. Он раньше встречался со Стэйси, и они все еще дружат.
Джордж мало рассказывает о школе, но про Стэйси я знаю. Популярная девчонка, она не особо жалует тех, кто не из их числа. Короче, не поклонница моей сестры. Однажды Джордж рассказала, что Стэйси любит писать на дверях туалетов, шкафчиков и на столах что-то вроде «Джордж Джонс – фрик».
Смотрю в окно на Мартина.
– Не похоже, что он будет обзывать тебя фриком. Дадим ему неделю? Как испытательный срок.
– Нет.
Мне ясно, что ее не переубедишь, и я захожу с другой стороны.
– Представь, какой невыносимой ты можешь сделать его жизнь за неделю. Ты же босс.
Это ей в голову не приходило, и идея явно нравится. Немного подумав, она соглашается:
– Окей. Но друзей ему сюда приводить нельзя. Это мой дом.
– Логично, – киваю я.
Но наш разговор не окончен: нужно сообщить ей новость, пока мы не вернулись в магазин. Говорю быстро.
– Я согласился с маминым предложением. Будем его продавать.
Это не стало для нее неожиданностью. Джордж кивает и говорит, что так и думала. Не знаю, считает ли она это верным решением.
– Если ты этого не хочешь, проголосуй против.
– Нет, все нормально. Я с тобой согласна.
Пытаюсь представить, что Джордж живет не здесь, а где-то еще, но не получается. Она бывает лишь в трех местах: в магазине, в «Шанхай-дамплингс» или в школе. Школу она терпеть не может. Мы возвращаемся в магазин. Вскоре я слышу, как Джордж сообщает Мартину, что командует здесь она и что ему запрещено приводить друзей.
– Окей. – Он не спорит, только улыбается в ответ.
Сестра заливается краской. Очень неожиданно.
Разобравшись с неотложными утренними делами, я переключаюсь на Рэйчел. Нам нужно поговорить. Папа дал ей задание составить каталог «Библиотеки писем», а Мартину – всех остальных книг. Рабочее место она устроила на столике рядом с полками «Библиотеки»: поставила компьютер, запаслась тетрадью и ручками. Типичная Рэйчел. Любит порядок, канцелярские принадлежности. В школе у нее никогда не переводились маленькие неоновые стикеры, на которых она слово в слово записывала за учителем, а потом аккуратно вклеивала их на нужную страницу книги, будто таким образом можно постичь тайну авторского замысла. Помню ее опрятный квадратный ноготок, разглаживающий стикер. Примерно через месяц после ее отъезда я нашел одну такую заметку, она выпала из какой-то книжки: «В этой строчке заключено все значение». Вне контекста – полная бессмыслица.
– Так как прошел твой двенадцатый класс? – спрашиваю я, чтобы начать разговор.
– Нормально, – отвечает она, не отрываясь от работы.
– И ты теперь будешь изучать биологию морской среды?
Она кивает и продолжает вписывать названия книг.
– А Кэл? Как он?
– Генри, я занята, – говорит она наконец. – Здесь полно книг, а твой отец дал мне всего месяц. Этого недостаточно, даже если работать сутками.
– Давай помогу тебе.
– Генри, мне не нужна помощь, – отвечает она резко.
– Мы ссоримся? – удивляюсь я.
– Нет. Просто мне нужно сосредоточиться.
И тут я спрашиваю:
– Мы вчера целовались?
– Конечно, целовались, – говорит она. – Потом я пошла в туалет и попила воды из бачка.
– Рэйчел, можно же было просто ответить «нет»!
– Она обнаружила тебя возле контейнера для использованных прокладок, – охотно сообщает мне Джордж.
Мы разговариваем с ней позднее, в субботу. Разумеется, мне неловко, но Рэйчел сердится не поэтому.
Обслуживаю покупателей и наблюдаю за ней. Точно помню – она подтвердила, что мы друзья. Хорошие друзья. Помню, она извинилась, что не писала. Но другие детали вылетели из головы. Около часа дня в магазин заходит Лола, и я спрашиваю, что помнит она. Ничего нового, еще один рассказ о том, как я упал и заполз в женский туалет.
– Тебе правда не стоит пить, – подытоживает она.
– Да знаю я.
– Итак, – говорит она, разворачивая мятный леденец, – The Hollows распадается. Вчера Хироко заявила, что едет в Америку – будет учиться играть на ударных. Конец нам. Четыре года работы коту под хвост. – Она бросает леденец мне в голову, и он отскакивает в сторону. – Извини. Но мне стало легче.
– Рад был помочь!
– Я как раз договорилась о регулярных выступлениях в «Хаш». Теперь придется отказаться.
– Можно найти замену.
– Хироко незаменимая. Я больше ни с кем не смогу сочинять. И выступать ни с кем другим не хочу. Она уезжает, значит, с The Hollows покончено. Последний раз выступаем в «Прачечной» в День святого Валентина.
Она опять швыряется леденцом, и я даже отодвигаюсь, чтобы Лола попала им в цель. Новости плохие, трудно найти слова, чтобы подбодрить ее. Она одержима The Hollows, это ее любовь, то, что всецело ее поглотило с тех пор, как в восьмом классе в очереди за билетами на Warpaint она познакомилась с Хироко.
Продав несколько книг, я возвращаюсь. Лола смотрит в сторону «Библиотеки писем».
– Ты прав. Рэйчел не в духе.
Лола идет к ней – вдруг удастся что-нибудь разведать. Они болтают. Смеются. Рэйчел, качая головой, продолжает раскладывать по порядку книги. Лола наблюдает за ней, они еще некоторое время разговаривают.
– Ночью вы не ссорились, – чуть позже докладывает она мне, – наоборот, решили остаться друзьями. Ты все-таки поцеловал ее, но это не страшно. Поцелуй напомнил ей бывшего бойфренда, Джоэла. Вот и все.
Делаю вид, что доволен новостями. Да я и в самом деле доволен.
– Значит, хорошо поцеловал, раз она заскучала по Джоэлу.
– Это мы не обсуждали, – осадила меня Лола. Она написала адрес на клочке бумаги. – У Джастина Кента в эту пятницу вечеринка. Мы с Хироко выступаем в предпредпоследний раз. Пригласи Рэйчел. Пусть развлечется.
Легко сказать «пригласи»…
К пятнице я оказываюсь в трудном положении. Всю неделю я был приветлив, ждал, что Рэйчел снова станет собой. Но каждый день она проходила мимо меня, прямиком в «Библиотеку писем» и работала без перерывов до самого обеда. Только тогда исчезала на полчаса. К Фрэнку Рэйчел не ходит. Знаю, потому что искал ее и там.
Похожую игру в молчанку затеяла с Мартином Джордж. Или даже так: с Мартином в лучшем случае играет в молчанку. А если не повезет, сестра понукает им и засекает время перерывов.