Когда она ушла, ему показалось, будто внутри него развернулась туго сжатая пружина, оставив ему чувство расслабленности и опустошенности, и теперь он с каким-то странным спокойствием и отрешенностью задумался над возможностью — теперь более сильной — что его жизнь под угрозой.
Когда вечерний полумрак растаял, Эдмунд зажег на скамье одинокую свечу и уселся, глядя на ее пламя и потягивая темное вино из фляги. Он не обернулся, когда в комнату вошел Ноэль, но когда мальчик пододвинул к нему другой стул и сел рядом, предложил ему фляжку. Ноэль взял ее, но отхлебнул довольно робко.
— Я уже достаточно взрослый, чтобы пить? — сдержанно поинтересовался он.
— Достаточно, — заверил его Эдмунд. — Но помни о воздержанности и никогда не пей в одиночку. Традиционный отцовский совет, как мне кажется.
Ноэль наклонился вперед и погладил тонкими пальцами трубку микроскопа.
— Чего ты боишься? — спросил он.
Эдмунд вздохнул. — Выходит, ты достаточно взрослый и для этого?
— Мне кажется, тебе надо обо всем мне рассказать.
Эдмунд посмотрел на бронзовый инструмент. — Было бы лучше сохранять подобные вещи в глубокой тайне. Какой-то человек, механик, снедаемый, как я думаю, желанием угодить вампирам, решил блеснуть своим хитроумием. Бездумно. И теперь все эти игры с линзами с неизбежностью вошли в моду.
— Когда твое зрение начнет слабеть, ты будешь рад очкам, заметил Ноэль. — В любом случае, я не вижу в этой новой игрушке никакой опасности.
Эдмунд улыбнулся. — Новые игрушки, — пробормотал он. — Часы, чтобы показывать время, мельницы, чтобы молоть зерно, линзы для помощи человеческому зрению. Созданные людьми-мастерами для удовольствия своих хозяев. Мне кажется, нам полностью удалось доказать вампирам, насколько мы умны — и сколько еще предстоит узнать по сравнению с тем, что мы уже знаем.
— Ты думаешь, вампиры начинают нас бояться?
Эдмунд глотнул вина из фляги и снова протянул ее сыну. — Их власть опирается на страх и предрассудки, — тихо сказал он. Они живут долго, лишь немного страдая от смертельных для нас болезней, и обладают поразительной способностью к регенерации. Но они не бессмертны, и люди несравненно многочисленнее их. Страх дает им безопасность, но страх покоится на невежестве, и под маской высокомерности и презрения их гложет страх того, что может случиться, если люди утратят сверхъестественное благоговение перед вампирами. Их очень трудно убить, но даже смерти они боятся меньше, чем этого.
— Но ведь были восстания против власти вампиров. И всегда восставшие терпели поражение.
Эдмунд кивнул, признавая довод. — В Великой Нормандии живет три миллиона человек, — сказал он, — и меньше пяти тысяч вампиров. Во всей империи Гаул всего сорок тысяч вампиров, и примерно столько же в империи Бизантия. Не знаю, сколько их в ханстве Валахия и Китае, но наверняка не очень много. В Африке один вампир приходится на три или четыре тысячи человек. Если люди перестанут видеть в них демонов и полубогов, непобедимые силы зла, их империя станет хрупкой. Века жизни каждого из них дают им мудрость, но мне кажется, что долгожительство пагубно отражается на созидательном мышлении — они учатся, но не ИЗОБРЕТАЮТ. Люди остаются истинными хозяевами искусств и наук сил, меняющих мир. Они пытались взять все под свой контроль — и обратить в свою пользу — но это до сих пор остается занозой в их боку.
— Но они обладают властью, — настойчиво сказал Ноэль. — Они ВАМПИРЫ.
Эдмунд пожал плечами. — Их долголетие реально, и сила регенерации тоже. Но разве их магия делает их такими? Я не знаю наверняка, какова в этом заслуга их песнопений и ритуалов, и не думаю, что даже ОНИ это знают — они цепляются за свои обряды, потому что не могут их отбросить — но какая сила превращает человека в вампира, не знает никто. Сила дьявола? Не думаю. Я не верю в дьявола — мне кажется, это что-то в крови. По-моему, вампиризм может быть чем-то вроде болезни, но такой, что делает человека сильнее, а не слабее, защищает его от смерти вместо того, чтобы убивать. И если дело именно в ЭТОМ… теперь ты понял, почему леди Кармилла спрашивала, смотрел ли я на кровь в микроскоп?
Ноэль смотрел на инструмент секунд двадцать, обдумывая слова отца, потом рассмеялся.
— Если бы мы ВСЕ смогли стать вампирами, — весело сказал он, — нам пришлось бы пить кровь друг у друга.
Эдмунд не мог позволить себе подобной иронии. Для него возможности, вытекающие из раскрытия секрета природы вампиров, были куда более близкими и совершенно мрачными.
— Неверно, что им НУЖНО пить людскую кровь, — сказал он сыну. — Они не питаются ею. Она дает им… что-то вроде наслаждения, непонятного для нас. И это часть мистики, делающей их столь ужасными… и потому столь могущественными. — Он смутился и смолк. Он не знал, сколько известно Ноэлю о его источниках информации. Он никогда не говорил с женой о днях его связи с леди Кармиллой, но невозможно оградить уши мальчика от сплетен и слухов.
Ноэль снова взял фляжку, и на этот раз сделал более долгий глоток. — Я слышал, — холодно произнес он, — что и люди тоже находят удовольствие… когда пьют их кровь.
— Нет, — спокойно ответил Эдмунд. — Это ложь. Если только не считать небольшого удовольствия от сознания принесенной жертвы. Удовольствие, которое получает мужчина от женщины-вампира, точно такое же, как и от женщины обычной. Возможно, для девушек, развлекающих вампиров-мужчин, дело обстоит по другому, но я подозреваю, что тут всего лишь возбуждение от надежды, что они сами могут стать вампирами.
Ноэль смутился и наверняка оставил бы эту тему, но Эдмунд неожиданно понял, что сам не хочет прекращать разговор. У парня есть право знать все, и как знать, вдруг когда-нибудь ему ПОТРЕБУЕТСЯ это знание.
— Это не совсем правильно, — поправил себя Эдмунд. — Когда леди Кармилла пробовала мою кровь, это приносило мне своеобразное удовольствие. Мне это нравилось, потому что нравилось ЕЙ. Есть определенное возбуждение от того, что любишь женщину-вампира, и это непохоже на любовь с обычной женщиной… даже хотя шанс любовнику женщины-вампира самому стать вампиром настолько ничтожен, что не стоит и упоминания.
Ноэль покраснел, не зная, как реагировать на откровенность отца. Наконец он решил, что лучше всего будет изобразить чисто академический интерес.
— Почему женщин-вампиров намного больше, чем мужчин? — спросил он.
— Никто точно не знает. По крайней мере, этого не знают люди. Я могу рассказать тебе то, во что верю сам, и что узнал из слухов и собственных размышлений, но ты должен понимать, что об этом опасно даже думать, тем более говорить.
Ноэль кивнул.
— Вампиры держат свою историю в секрете, — сказал Эдмунд, и пытаются держать под своим контролем историю людей, но то, что я тебе сейчас расскажу, скорее всего правда. Вампиризм пришел на запад Европы в пятом веке, вместе с возглавляемыми вампиром ордами Атиллы. Атилла, должно быть, хорошо знал, как создавать новых вампиров — он обратил Этиуса, ставшего правителем империи Гаул, и Теодосия II, императора Востока, позднее убитого. Большинство ныне живущих вампиров наверняка обращенные. Я слышал, что у женщин-вампиров рождались дети-вампиры, но это редчайшие случаи. Мужчины-вампир, кажется, намного менее мужественны по сравнению с обычными мужчинами — говорят, они совокупляются очень редко. Тем не менее, они часто берут в супруги женщин, которые нередко тоже становятся вампир. Вампиры обычно утверждают, что это дар, сознательно высвобождаемый магией, но я не уверен, что они умеют управлять этим процессом. Мне кажется, что семя мужчины-вампира содержит какой-то особый вид семян, переносящий вампиризм подобно тому, как семя мужчин делает женщин беременными — и столь же случайно. Вот почему мужчины — любовники вампирш не становятся вампирами.
Ноэль обдумал сказанное и спросил:
— Тогда откуда же берутся мужчины-вампиры?
— Их обращают другие мужчины-вампиры, — ответил Эдмунд. — Так, как Атилла обратил Этиуса и Теодосия. — Он не стал пояснять, и лишь подождал, пока Ноэль осмыслит намек. На лице мальчика появилось отвращение, и теперь Эдмунд не знал, радоваться ли ему, или огорчаться от того, что сын смог понять сказанное.
— Поскольку подобное случается довольно редко, — продолжил Эдмунд, — вампирам легко делать вид, будто они обладают какой-то магией. Но некоторые женщины никогда не беременеют, хотя годами живут со своими мужьями. Говорят, однако, что человек может также стать вампиром, отведав его крови — и если знает подходящее магическое заклинание. Подобные слухи вампиры недолюбливают и сулят ужасные кары тому, кто будет пойман за таким экспериментом. Дамы при нашем дворе, конечно же, по большей части однократные любовницы архидюка и его кузенов. И невежливо будет размышлять об обращении архидюка, хотя он, несомненно, знаком с Этиусом.
Ноэль протянул руку ладонью вниз и несколько раз провел ей над пламенем свечи, заставив его качнуться из стороны в сторону, потом посмотрел на микроскоп.
— А ты СМОТРЕЛ на кровь? — спросил он.
— Смотрел, — ответил Эдмунд. — И на семя. На человеческие, конечно.
— И что?
Эдмунд покачал головой. — Жидкости эти явно неоднородные, сказал он, — но инструмент недостаточно хорош для настоящего детального рассмотрения. Там есть маленькие корпускулы — те, что в семени имеют длинные извивающиеся хвостики — но есть еще много… гораздо больше… того, что следовало бы рассмотреть, будь у меня возможность. Но завтра инструмент заберут. И вряд ли у меня появится шанс сделать другой.
— Но ведь тебе не угрожает никакая опасность! Ты важный человек, и твоя лояльность никогда не подвергалась сомнению. Люди думают, что ты и сам почти что вампир. Черный маг. Девушки на кухне боятся меня, потому что я твой сын, и даже крестятся, завидев меня.
Эдмунд горько усмехнулся. — Не сомневаюсь, что они подозревают меня в сношениях с дьяволом и избегают моего взгляда, опасаясь сглаза. Но к вампирам это не имеет никакого отношения. Для них я всего лишь человек, и как бы они ни ценили мое умение, они убьют меня, не задумываясь, если заподозрят, что я обладаю опасными знаниями.