По большому счету, во всех этих рассуждениях человек представляется этаким Прометеем или доктором Франкенштейном, стремящимся перестроить природу по своему усмотрению. Из чего следует, что домашние животные вообще и собаки в частности — это существа видоизмененные, лишенные своей природной сущности, целенаправленно созданные руками человека.
Описанный тезис ярко окрашен антропоцентризмом, поскольку базируется на не лишенном высокомерия представлении о человеке как о существе, которое благодаря своему разуму и способности контролировать ситуацию возвышается над живой природой. Он довольно широко распространен и, тем не менее, не слишком убедителен. Прежде всего напомним, что разделение популяций общих для собак и волков предков на две линии стало возможным благодаря их контактам с гоминидами, чей технологический уровень и социальная организация свидетельствуют о чрезвычайно примитивном интеллекте, во всяком случае, когда речь идет об их рациональности и способности планировать. Трудно представить, что существа, которые жили на временных стоянках и отправлялись добывать пропитание будучи вооруженными лишь несколькими камнями или заточенными палками, к тому же не владеющие членораздельной речью, были способны спланировать столь сложное дело. Сегодня эта задача может казаться нам простой и вполне выполнимой. Однако совершенно очевидно, что древние гоминиды не могли обладать нашими знаниями по биологии, необходимыми для ее решения, нашим складом ума, представлениями о времени, природе, о жизни вообще, не могли видеть конечной цели этого эксперимента.
Кроме того, каким бы терпеливым и последовательным экспериментатором ни был человек, у него не могла не появиться весьма веская причина вовсе отказаться от этой затеи — хотя бы потому, что древние технологии были далеки от современных. Согласно не чуждой антропоцентризма теории намеренной доместикации, процесс этот представляется исключительно трудоемким. Последние 100 000 лет на земле обитают приблизительно 4 000 видов млекопитающих и 10 000 видов птиц. Из них человек по-настоящему одомашнил лишь несколько десятков[11]. И нельзя сказать, чтобы такие попытки не предпринимались. К примеру, известно, что египтяне пытались одомашнить, правда безуспешно, ибиса, гиену, антилопу и газель.
Конечно, были случаи и удачного одомашнивания, оставляющие человеку надежду на успех, благодаря которой он продолжает упорствовать в этом деле. Однако тот факт, что примеров успешного одомашнивания совсем немного, свидетельствует в пользу иной интерпретации этого процесса, прямо противоположной тезису о намеренной доместикации. Если процесс одомашнивания обусловлен не волей человека, может быть, для того, чтобы разобраться в этом вопросе, стоит просто-напросто обратиться к самому животному. Иными словами, поскольку мотивы и намерения первобытного человека и тем более древних гоминидов, живших в контакте с предком собаки, были слишком примитивны, чтобы служить толчком к одомашниванию, возможно, этот процесс объясняется действиями самих животных, их «эволюционной стратегией», выражаясь языком современной биологии.
Кто же кого приручил?
На первый взгляд такой неожиданный поворот в сторону противоположную тезису о намеренном одомашнивании может показаться наивным и малоубедительным. Можно ли говорить о стратегии, когда речь идет о животном, не будет ли это самой что ни на есть очевидной формой антропоморфизма? Разумеется, животные еще меньше способны на то, чтобы спланировать и выстроить свои отношения с человеком, чем упомянутые выше гоминиды. На самом деле современная эволюционная биология вкладывает иной смысл в понятие «стратегия», что позволяет объяснить одомашнивание как процесс, в котором животным отводится центральное место, не приписывая им ни сознательных намерений, ни особого умысла. В современной биологии это понятие служит лишь обозначением физических или поведенческих характеристик группы особей одного вида. Оно не предполагает какого-либо сознательного расчета со стороны особи, обладающей данными качествами: эти свойства определены генами, в большей или меньшей степени. Понятие «стратегия» означает биологический выбор — например, темное оперение птиц или агрессивность зверя по сравнению со светлым оперением других птиц или мирным поведением других зверей того же вида — в игре, где выигрышем служит количество потомков. Некоторые стратегии в плане выживания и воспроизведения оказываются эффективнее других. Особи, обладающие нужными качествами, имеют в среднем больше потомков, чем прочие. В итоге гены, отвечающие за выигрышные стратегии, со сменой поколений все больше и больше распространяются в популяции.
Рассмотрим одну из стратегий на примере популяции бабочек, обитающих в окружении растений с преимущественно темной листвой. В этой ситуации стратегия «темных крыльев» будет эффективнее стратегии «белых крыльев», поскольку особям с белыми крыльями труднее скрыться от хищников. Если в данной популяции в результате мутации проявится ген, определяющий более светлый цвет крыльев, он быстро исчезнет, поскольку имеющие его особи, по всей вероятности, оставят меньше потомков, чем другие бабочки этой популяции. И наоборот, ген, определяющий цвет крыльев, приближенный к цвету окружающей среды, распространится в популяции в течение нескольких поколений, и, по всей вероятности, носящие его особи дадут больше потомства, чем другие. Таков принцип действия естественного отбора в понимании Дарвина и современных неодарвинистов. Отбор основан на разной эффективности воспроизведения носителей различных стратегий, занимающих определенную экологическую нишу в рамках одной и той же популяции. Процесс приводит к адаптивному отбору морфологических и поведенческих качеств в пределах биологической популяции без какого-либо намерения, умысла или плана.
Использование подобной эволюционной модели применительно к доместикации позволило некоторым биологам и антропологам пересмотреть свои взгляды на природу этого процесса. Взглянув на процесс одомашнивания с точки зрения интересов животных или растений, ученые задались вопросом, каким образом «приобретение» некоторых качеств, адаптированных к человеку, могло стать для них эффективной эволюционной стратегией, открывающей перед биологическим видом неисчерпаемый источник ресурсов: все то, что мог предложить человек, использующий эти виды животных и растений или употребляющий их в пищу. Следуя подобной логике, антрополог Дэвид Риндос предложил оригинальное объяснение доместикации некоторых растений. Принято считать, что на заре истории особо сообразительные представители человеческого рода, желая увеличить урожайность растений, собранных в окружающей их среде, начали пересаживать их на специально предназначенные для этого поля. По мнению ученого, изначально у человека не было намерений выращивать эти растения, все происходило несколько иначе. Гораздо более вероятно, что сами дикие растения некоторым образом спровоцировали свое постепенное окультуривание, рассеивая семена среди отходов вокруг стоянок первобытных охотников-собирателей, которые впоследствии стали находить простое и доступное пропитание в непосредственной близости от своих жилищ. Одним словом, стремление к увеличению урожайности вовсе не было основополагающим принципом окультуривания растений — во всяком случае на заре человеческого рода, в самом начале процесса одомашнивания диких видов, — оно пришло уже постфактум (Rindos, 1984).
Аналогичной точки зрения придерживается Будянски в отношении собак. Он утверждает, что предки собак эволюционировали заметнее других живых существ, следуя стратегии, использующей некоторые наши слабости. По его мнению, будучи настоящими приматами, привязанными к своему потомству, которое требует нашей заботы довольно длительное время, мы склонны испытывать нежность и сострадание к беззащитным малышам на толстых лапах, которые смотрят на нас большими круглыми глазами и жалобно пищат — именно так и выглядят маленькие щенки. Приобретя настолько выразительные черты, собаки научились в некотором роде нами манипулировать, чтобы снискать наше расположение. И мы все еще думаем, что сами их выбрали и переделали под свои фантазии и потребности? Как бы не так, мы попались в собственные сети! Подобно дальнему родственнику, жаждущему наследства богатой незамужней тетушки, собаки, не навязывая нам своего присутствия, имели время тщательно подготовиться к визиту и нарядились так, чтобы нам понравиться. Доказательством успешности этой стратегии может служить тот факт, что сегодня в мире насчитывается не более 100–150 тысяч волков, тогда как собак — приблизительно 400 миллионов (Coppinger et Coppinger, 2001). И если чью-то нелегкую жизнь мы все еще называем «собачьей» — не стоит ли с научной точностью и безо всякой склонности к антропоморфизму определить то, что собой представляет «приятная» жизнь для собак. Учитывая полномочия, которыми сегодня обладают четвероногие друзья человека в наших домах, и принимая во внимание многочисленные неприятности, связанные с их присутствием, можно констатировать, что иногда они чувствуют себя там настоящими хозяевами. А уже после этого можно задаваться вопросом, кто же кого приручил на самом деле: мы собак или они нас.
А может быть, это просто игра слов? Возможно, утверждение, что собака изменилась таким образом, чтобы стать более привлекательной для человека, — не более чем остроумная метафора того, что человек сам изменил собаку согласно своим требованиям? Но разве и то и другое определение не объясняет в равной степени эволюцию, произошедшую с собакой в ответ на потребности человека? В конечном счете, оба этих очевидным образом противоположных тезиса могут представлять собой всего лишь два способа взглянуть на один и тот же феномен под разным углом зрения; иными словами — очередную вариацию на тему стакана, который наполовину пуст или наполовину полон.
На самом же деле между этими двумя подходами существуют коренные различия. «Интенционалистская» точка зрения по определению предполагает, что толчком к началу процесса доместикации послужила сознательная воля человека. Поэтому вовсе не обязательно искать те механизмы этого процесса, которые не применялись бы человеком сознательно. Кроме того, согласно данному подходу все изменения, произошедшие с собакой в ходе эволюции, следует рассматривать как приобретенные в ответ на нужды человека — во всяком случае именно так их должен воспринимать сам человек. При этом отвергаются любые намеки на то, что новые качества могли быть нейтральными или даже негативными для нашего вида и в то же время полезными для самого одомашненного вида. И наконец, это означает, что человек с самого начала обладал сознательными намерениями, складом ума, когнитивными способностями и техническими навыками, необходимыми для того, чтобы спланировать и успешно осуществить подобный проект, что, как и было сказано выше, весьма маловероятно.