Он усмехнулся. Ладно, ближе к реальности. А текущая конкретная реальность выражалась в следующем: он неожиданно очутился в армии, в месте, отдаленно напоминающем санпропускник. Он понятия не имел, как здесь очутился, но ему сразу же стало ясно, что прочие гости тоже попали сюда неведомым образом и, как и он сам, все они пребывают в растерянности. В глазах голых парней, толкущихся в очереди в душ, он различал характерную, отупелую безучастность.
Человек в комбинезоне с закатанными рукавами по-свойски подмигнул ему и протянул бумажный стаканчик. На груди у него красовалась эмблема — красный крест под человеческой фигуркой с разведенными в стороны руками.
— Восстановитель, — произнес медик. — Пей, не бойся. Мертвого поднимет. До дна, дружище. Потом душ.
Он послушно проглотил теплую, приторно-сладкую жидкость и переступил через высокий порог. Душ оказался еще одной длинной комнатой, наполненной паром. Мокрые лысые головы отражали свет плафонов, и серые тени, как призрачные звери, путались под ногами. Тугие струи хлестали со всех сторон, сдирая озноб и пробуждая мысли. Ледяные иглы в мозгу начали таять. На лицах новобранцев медленно проявлялось выражение изумленного узнавания, словно у новорожденных, впервые увидевших свет.
С лязгом распахнулась железная дверь в противоположном конце комнаты. По ногам потянуло сквозняком.
— Седьмой взвод, выходим! — раздался из динамиков тот же резкий голос.
Он прислушался к своим ощущениям. Что-то было не так. Нет, пожалуй, ничего у него не болит и не кружится, однако предметы в глазах временами теряли четкость. Он крепко зажмурился и поморгал, пытаясь сфокусировать взгляд. «Бум-м, бум-м…» Сквозь плеск воды и шарканье ног доносились гулкие удары, будто кто-то размеренно лупил кувалдой по железу. Спустя мгновение он догадался, что это бухает его сердце. Возможно, так действует восстановительный коктейль, решил он.
Натужно гудела вентиляция. Никто не задавал вопросов, не проявлял агрессии и не собирался возмущаться. У входа в раздевалку — очередной норы с рядом клетушек-выгородок вдоль переборки — дежурили два солдата в такой же, как у сержанта, форме. Оба были вооружены парализаторами. За ними, наполовину скрытый высокой металлической стойкой, расположился седеющий унтер-офицер.
— Протяни руку!
«Бум-м, бум-м…» Он машинально подчинился. Запахи химии и глухие подземные звуки пробуждали в нем смутное беспокойство. Лицо унтер-офицера расплывалось, будто от слез. Он закрыл глаза и почувствовал, как в руку ему ткнули холодным металлом. Пискнул сканер. «Как бычков сортируют», — подумал он.
— Брук Алексис Адамс, номер MR-777-777, — сказал унтер. — Все показания в норме. Твой шкафчик номер двадцать. Одевайся. В проходе не толкайся. Не болтай. Жди команды на выход. Ясно?
— Ясно, унтер-офицер.
— Ну и номерок… Следующий!..
Брук. Конечно же, его зовут Брук. Как он мог забыть? Теперь, после живительного горячего душа, воспоминания о пережитой смерти казались ночным кошмаром. Какой только дряни не привидится после глубокого гипноза! Теперь он был уверен: эти выкрашенные белым бетонные стены — не порождение наркотического бреда. Да, его память была в отключке, но теперь он снова стал собой, обрел индивидуальность. Еще немного, и он вспомнит остальное. Внутри него нарастало нетерпение. Холодок неизвестности, как на пороге гулкой комнаты с непроницаемым мраком. Предвкушение. Казалось, в груди вибрирует туго натянутая струна.
Он облачился в тонкое темно-серое белье. Влез в комбинезон из необычной ткани — плотной и мягкой одновременно. Повел плечами, привыкая. Удовлетворенно хмыкнул. Присел на откидное сиденье, сунул ноги в ботинки, с легким щелчком зафиксировал клапаны. Не удержался, притопнул — обувь нигде не жала, ботинки плотно облегали ноги, словно вторая кожа. Что ж, подумал он, по крайней мере, в снаряжении здесь толк понимают.
И кто-то незнакомый внутри него удивился этому знанию.
В маленьком зеркале на дверце шкафчика он увидел узкое лицо с темно-серыми глазами, взирающими на мир с едва заметной тенью недоверия. Лоб его блестел от испарины.
«Бум-м, бум-м, бум-м», — грохотала кувалда.
— Седьмой взвод, на выход! — каркнул динамик. — Следуем за синим указателем.
В проходе зашаркали шаги. Брук захлопнул дверцу шкафчика и втиснулся в толчею светло-оливковых тел. Читая надписи на стене — буквенно-цифровые коды, смысла которых он не понимал, он силился вспомнить что-то важное. Что-то, от чего может зависеть его жизнь. Его била нервная дрожь. Сознание странно двоилось, словно он смотрел на себя со стороны.
— Поживей на выходе! — не унимался динамик. — Строимся в порядке номеров, номера нанесены на нагрудных табличках.
Откуда-то пахнуло запахом разогретой изоляции — так ночью пахнет воздух на станции городского монорельса.
Монорельса? В затуманенном мозгу возникло неожиданное видение: пульсирующий свет реклам и бурлящие толпы на улицах бесконечного города, словно пузырем, накрытым пленкой силового поля.
Струна со звоном лопнула. Чужие мысли осыпались шелухой, память включилась, будто с глаз сорвали повязку, и он впервые увидел свет; волна образов накатила девятым валом, врезала так, что он на мгновение замер, ухватившись за стену. Ферма на Диких землях, первый пистолет и первый собственноручно убитый ящер, смерть родителей и воспитательные беседы тети Агаты, управляющий банком с выражением лживого участия на морде, запах волос Марины, постер во всю стену, на котором выряженный в хаки белокурый бог, напоминавший центуриона времен расцвета Римской империи, восклицает: «Защити человечество — вступай в Объединенные силы!»
Он стиснул зубы и двинулся вверх по ступеням, туда, где слышались звуки настоящей жизни и куда указывали синие световые росчерки.
— Брук Алексис Адамс, — повторил он, словно споря с кем-то незримым.
Глава 10
Дайна опустилась на стул и откинула со лба прядь черных волос. В ее облике ощущалось что-то очень женственное, очень привлекательное. Может быть, все дело было в том, как она держалась?
Через тонкие стены просачивались звуки лагеря — неясные голоса, хруст щебня под ногами, звонкие удары по металлу.
— Так, внимание сюда, задохлики! — донесся издали рык старшего сержанта. — Включили мозги! Повторять не буду! Движение всегда начинать с левой ноги… Левая сторона — это там, где сердце. Вот ты, чучело, покажи, где у тебя левая нога! Ты что, мутант? Или идиот? Вот теперь правильно. Запомни ее, урод.
— Командир батальона разрешил мне присутствовать на контрольном занятии, — сказала Дайна. — Вы ведь не против?
— Нет, конечно, нет, — ответил Твид. Он, как мальчишка, стеснялся смотреть ей в глаза.
Его волнение она поняла по-своему.
— Не беспокойтесь, я имею необходимый допуск, — заверила она. — И не буду вмешиваться в процесс. Я просто посижу в сторонке.
— О, тогда все в порядке, — сказал Твид и улыбнулся.
Его хроническая икота потеряла всякое значение, отошла в прошлое и обрела статус рядового события, такого, как осенний дождь, ночной туман или утреннее солнце.
Он заметил, что девушка восприняла его улыбку как знак внимания.
— Взво-од! Шагом… арш! — рыкнул старший сержант.
— Я видела, как солдат уводят куда-то под землю. Мне показалось, они очень напуганы, — сказала Дайна.
— Их вели в гипнобокс. Под землей проще обеспечить звукоизоляцию. А страх при первом сеансе кодирования естественен. После он проходит.
Она изучающе посмотрела на него.
— Наверное, это очень увлекательно — наблюдать за рождением новой личности. Только что перед тобой один человек — мягкий, разболтанный, боязливый. И вдруг он преображается. Становится другим. Вы согласны?
— Не знаю, — честно признался Твид. — Мне как-то не приходило в голову посмотреть на это с такой точки зрения.
— Правда? — спросила она. Но не стала уточнять, с какой точки зрения он смотрит на то, чем занимается.
— У меня много дел, — пожаловался Твид. — Новобранцы идут потоком, и часто приходится засиживаться допоздна. Конечно, все делают компьютеры, но по правилам результаты должен проверить человек. В моем терминале скопилась куча непроверенных файлов. Я просто не успеваю их читать. К вечеру жутко устаешь от всех этих графиков. — Он грустно улыбнулся. — В последнее время я чувствую себя усталым уже с самого утра.
— Левой, левой! — вопил сержант. — Держать интервал! Левой! Резче, свогачь! Резче!..
— А чем именно вы занимаетесь? — спросила Дайна.
— Тестированием.
— Вы не могли бы уточнить?
— В новобранцев запихивают тонны всякой дряни, а я даю рекомендации по их дальнейшему обучению.
— Еще подробнее, если можно.
— Ну, мальчишки ложатся в гипнобокс, их усыпляют и охлаждают в специальном растворе, потом подвергают гипнокодированию посредством комплексного воздействия бета-, гамма- и мю-волн. Потом их приводят сюда, и я вселяю ужас в их сердца.
Он подумал, что еще никогда так не говорил. Почему-то с этой едва знакомой девушкой он мог делиться любыми мыслями, какие приходили ему в голову. Его не смущало даже то, что она записывала их разговор, — он заметил, как она прикоснулась к едва заметной мушке микрофона за ухом.
— Почему ужас?
— Потому что я должен проверить, насколько хорошо усвоены полученные знания. Потому что от качества усвоения материала будет зависеть жизнь солдата. Я — вооруженное компьютером пугало. Моделирую ситуации, при которых солдату приходится тяжко. Пугаю мальчишек до полусмерти. Заставляю потеть от ужаса. Делаю все, чтобы из глубин подсознания выползли их навыки. Иногда после моей проверки они делают в штаны. Иногда падают в обморок. Пускай. Лишь бы перед этим они поступили так, как их учили. Грамотно выбрали укрытие. Успели нажать на кнопку пуска. Вызвать поддержку. Внятно передать свои координаты. Не утопили свой джип или артиллерийский тягач. Правильно наложили повязку раненому. — Он невесело усмехнулся. — Большинство из них уже к концу этой недели возненавидят меня лютой ненавистью. Сильнее, чем своих сержантов.