— Чертяки! — воскликнул лекарь, испытывая нестерпимую боль в плече.
Нападавшие радостно взвыли, как двое хищников над пойманной жертвой. Казалось, еще миг, и одна из тех кривых выщербленных сабель подкосит его и повалит наземь.
Входные двери кто-то приоткрыл резким ударом. Вслед за тем комната наполнилась неистовым, отчаянным криком. Что-то в нем похоже было на вопль человека, с которого живьем сдирают кожу, а еще — на жуткий голос летучей мыши. Гепнер и разбойники обратили взоры на прибывшего и онемели от ужаса. Перед ними стоял голый мужчина с разверзнутым брюхом, откуда просматривались остатки внутренностей и пустота вокруг них. В поднятое кверху лицо вцепились костлявые руки, острыми пальцами раздирая остатки тронутой тлением кожи.
— Матерь Божья, — прошептал Доминик, хватаясь рукой за изрубленный стол, чтобы не упасть.
Наемники тем временем, также забыв про него, теснились с испуга к стене. Крик незнакомца медленно стихал. Он, став посреди комнаты, отнял от лица руки и начал осматриваться вокруг своим единственным выпяченным глазом. Гепнер, почувствовав, что сбываются его самые ужасные подозрения, стиснул рукоятку и выпрямился, приготовившись к новой обороны. Взгляды их встретились и на миг замерли. С незнакомцем неожиданно произошло нечто странное: он еще сильнее заорал и бросился к окну. Надавив на стекло всем телом, он среди множества осколков сорвался вниз.
Напуганные кони долгожданного экипажа встали на дыбы и порывисто обошли тело, что так неожиданно выпало из окна. Христоф спрыгнул на брусчатку и бросился к дому. В следующий миг он ворвался в комнату, где разбойники, очнувшись, снова взялись за дело. Помочь Доминику несколькими быстрыми и безжалостными ударами было для него делом нескольких секунд. Наемники, умирая, распластались на полу.
— Слава Богу, — выдохнул Доминик, — вы как раз вовремя.
— Все в порядке? — спросил курьер.
— Со мною да, — ответил лекарь и бросился к дверям, за которыми осталась Ляна.
Девушка, бледная как смерть, бессильно упала в его объятия и зарыдала.
— Надо спешить, — напомнил Христоф, — неведомо, перед чем еще не остановится епископ.
Лекарь кивнул и, подхватив Ляну на руки, двинулся за ним. Следом, все время ойкая и читая молитвы, засеменила Вирця, вынужденная полностью полагаться на свои ноги, поскольку терять сознание имели право лишь вельможные пани.
Возле кареты Христоф остановился и удивленно глянул на пустую брусчатку. Тело, что лежало там, бесследно исчезло.
— Куда вы дели того несчастного? — спросил он у гайдуков, заметив, что те были так же бледны, как вынесенная из дома панна.
— Никуда, — растерянно ответили те.
— Хотите сказать, он встал и ушел сам?
Гайдуки утвердительно закивали головами.
— Черт бы вас, наглецов, побрал…
Объяснившись с ними таким способом, он сел в карету, оказавшись рядом с Вирцею, чем заставил ее стыдливо опустить глаза и погрузиться в самые сладкие мечты.
Экипаж сдвинулся с места, и грохот колес слился с цоканьем подков шестерых коней гайдуков, что ехали рядом, окружив карету полукругом. Рядом с дверцами шел курьерский конь, грустно поглядывая на своего хозяина. Видимо, ему было невдомек, чем деревянная скамья лучше его крепкой и проверенной спины.
Карета и всадники через Краковские ворота покинули город. Двинулись быстрее, постепенно минуя укутанное во тьму предместье, и попали в конце концов в лес.
— Готовьтесь, — спокойно молвил Христоф, доставая арбалет, предусмотрительно положенный под скамью.
— Вы ожидаете засады? — спросил Доминик.
— Скорее наоборот, пан Гепнер, засада ожидает нас, — ответил курьер.
— Вы знали про нее и все равно двинулись по этой дороге? — с упреком в голосе произнесла Ляна.
— Пани, — с тем же спокойствием в голосе продолжил он, — мы не избежим нападения, даже если у наших коней сейчас вырастут крылья. Епископ — не дурак, и его люди стерегут все дороги к Высокому Замку…
Сказав это, он заложил болт в арбалетный желоб и взялся молча и методично крутить коловорот. Справившись, Христоф замер, жадно рассматривая темный пейзаж.
— Кажется, тут, — сказал он, — приготовьтесь…
Гепнер кивнул и вытянул готовое к поединку оружие. Тем временем курьер открыл дверцу и мигом оказался на спине своего коня. Приложив арбалет к плечу, он тихо скомандовал гайдукам:
— Цельтесь в тот холм, что впереди. Увидите, что за «ягоды» на тех кустах.
Семь тонких и острых, словно иглы, стрел, со свистом рассекая воздух, помчались впереди всадников и впились в темную цель. В ответ донеслись отчаянные крики и проклятия. Несколько черных тел с серыми пятнами лиц скатились с холма на дорогу.
— Еще раз! — воскликнул Христоф, второй раз заряжая и сразу же прицеливаясь.
Снова семь стрел пронзили воздух, но теперь в цель попала всего одна. И еще один неудачник, отчаянно взмахнув руками, упал вниз. Словно в ответ, впереди появился отряд всадников…
— Ну вот, — сказал курьер, цепляя арбалет к седлу, — действо началось.
— Не были бы вы, панове, так добры пропустить нас? — громко обратился он к ним.
В темноте захохотали и посоветовали поцеловать кого-нибудь в задницу.
— Как некстати, — заметил Христоф.
— Пане, их больше чуть ли не втрое, — сказал кто-то из гайдуков.
— Половину я беру на себя, — спокойно ответил тот, — а с остальными — уж как-то сами. Разве я ошибся, когда взял себе в подмогу самых отважных смельчаков Львова?
— Нет, пане, не ошиблись, — прозвучал ответ.
— Тогда по черту вам каждому!
Напротив вдруг зажглись факелы, и причудливые тени стремглав кинулись на них. Христоф поднял коня на дыбы, и первый из нападавших, натолкнувшись на копыта, вылетел из седла. Второму достался удар мечом, третьему — крепким, словно камень, кулаком… Пример курьера переняли семеро других. Напуганные кони рвались прочь, и всадники постепенно спешивались. Окружив кольцом карету, защитники бились, словно львы, подбодряясь тем, что упорно стояли на ногах, пока их враги отступали и падали.
Так продолжалось до тех пор, пока пламя факела не блеснуло на застывшей дьявольской улыбке, что, словно призрак, возникла из темноты. За ней появилась еще одна, и еще одна… Десять фигур в улыбающихся шлемах, переступая через конские и человеческие трупы и держа наготове оружие, постепенно приближались к все еще неподвижному строю гайдуков.
— Черт! — выругался Христоф сквозь стиснутые зубы. — Что за шуты?
— Взгляните, — сказал Доминик, — те, что с нами бились, отступают…
— Или уступают место, — предположил курьер, — в любом случае, панове, имеем возможность передохнуть. Я предложил бы вам по кружечке винца, но боюсь, что ближайший кабак далеко…
— Я сказал бы, до ада значительно ближе, — добавил тот самый гайдук.
— Ага, а там, говорят, пьют смолу, — подхватил другой.
— Согласен, неподходящее место, — сказал Христоф, — тогда отправим туда этих весельчаков.
Мужчины дружно засмеялись, однако в тот же миг должны были отбивать новое нападение. Кольцо сразу сузился. Похоже, под теми вычурными шлемами и длинными черными плащами скрывались искусные фехтовальщики и безжалостные убийцы. Когда Христофу удалось в итоге проткнуть одного из них, взамен послышался предсмертный крик двух гайдуков. Было понятно, что шестеро изнуренных, хоть и храбрых защитников не смогут выстоять. Упало еще двое, потом двое последних, и остались только Гепнер и Христоф. Они защищали карету с разных сторон и могли только мысленно молиться друг за друга.
— Лекаря должны взять живым! — воскликнул вдруг курьер. — Слышите, живым!.. Иначе епископ раньше меня поснимает вам головы!
Клинок, в это время направлявшийся Доминику в грудь, остановился и сердито рубанул землю у его ног. Гепнер облегченно вздохнул. В мыслях он был готов подарить Христофу за его смекалку все, что тот только пожелает. Лишь бы не упасть…
— Стойте, нечестивцы! — послышался неожиданно крик, в котором все узнали голос епископа. Его худощавая, завернутая в рясу фигура чернела на холме.
— Гм, с чего бы это? — тихо проговорил курьер. — Сам хочет помериться силой, что ли?
Неизвестные в «чертовых личинах» замерли, ожидая, пока епископ с плохо скрытой поспешностью спустится вниз.
Взглянув на четырех мертвых «весельчаков», что лежали около Христофа, Либер заметил:
— А лекарь убил лишь одного…
— Видите ли, отче, он влюблен. А влюбленные — милосердны, — ответил курьер.
— Вы же не продержитесь, — сухо сказал епископ.
— Шутов только пятеро, — Христоф пожал плечами и сделал вид, что внимательно рассматривает свое окровавленное оружие.
— Хватит вам, — скривился епископ, — вы бьетесь почти час. Кроме того, имеете раненую руку. Сами понимаете, что в конце концов погибнете…
— Ничего не поделаешь, отче. Но пока, заметьте, я жив-живехонек.
— А вам, Доминик, — вел дальше Либер, переходя к другой стороне кареты, — я предлагаю спасти и друга, и любимую…
— Как? — тяжело выдохнув воздух, спросил тот.
— Сдайтесь.
— Не верьте ему! — предупредил Христоф.
— Выбор за вами, — повторил слуга церкви.
— Какого черта? Преимущество на его стороне! — не унимался курьер.
— Я не хочу больше крови, — лицемерно сказал Либер.
— Я… я согласен… — сказал Гепнер, — но пусть ваши люди уберутся подальше от кареты…
«Чертовы личины» мигом отступили.
— Дальше! — воскликнул лекарь. — Чтобы я успел вернуться, если вы обманываете нас!..
Неизвестные, казалось, совсем растворились в темноте. Доминик опустил саблю и двинулся к епископу. Через миг несколько пар рук крепко схватили и, связав, перекинули через седло. Кто-то вовсю хлопнул коня, и все стихло.
От факелов местами загорелись сухие ветки и прошлогодняя пожухлая трава, освещая ужасную картину с кучей мертвых тел. Христоф прислушивался к груди каждого из шести гайдуков, однако ни одно сердце уже не билось. Послышался женский крик: Ляна, которая только что выглянула из кареты, сразу бессильно повисла на дверцах. Мужчина за несколько шагов оказался рядом и, подхватив ее, усадил обратно, бросив служанке: