– Потому что я не вынесу его и по утрам тоже. – Соседка раздраженно дернула плечом. – Будешь моим громоотводом.
– Я могу быть только громоприводом, – предупредила Люся и скрылась в ванной комнате.
Отец любил, чтобы к завтраку все были одеты, причесаны и сияли бодростью духа. И всю жизнь Люся сначала собиралась, а потом садилась за стол, даже когда ютилась в общаге и на завтрак у нее была вчерашняя гречка, приправленная кетчупом. Привычка, что поделать.
Сегодня, когда встреча с Дедом-Дубом не входила в планы, можно было себе позволить и яркий макияж, и короткую юбку, и броские украшения. Две косы – тоже папина причуда, которой Люся следовала до сих пор, кольца, цепочки, стринги, чулки, пуш-ап, замша и шифон, эклектика и фьюжн… Порой казалось, что женщиной быть слишком сложно. А бронебойной женщиной – и вовсе тяжкий труд. Все это – доспехи на каждый день – весило сто тысяч тонн.
Когда Люся появилась на кухне, Ветров уже сидел за столом.
Начальник видовой полиции, бывший когда-то мальчиком-мажором с иллюзиями о вседозволенности, читал новости в телефоне. Глаза его побелели от ярости.
Вчера был его первый рабочий день в новой должности, и он обернулся грандиозным провалом: ведь это подчиненные Ветрова не допросили русалку как жертву. Это Ветров подписал решение о казни на рассвете.
Никогда в жизни у Люси не было возможности наблюдать, как объекты ее деликатной интернет-критики читают репортажи о себе в режиме реального времени.
– Доброе утро, – вежливо произнесла она, внимательно следя за сменой выражений на ветровском лице: слепая ярость – ледяное бешенство – холодное отвращение.
Что ж, всегда приятно иметь дело с человеком, который умеет держать себя в руках.
– Доброе, – отозвался он после короткой паузы. – Сорри, что заявился без спроса, с моей бабулей не поспоришь.
Какими мы становимся вежливыми, молча восхитилась Люся, после того как дважды схлопочем общественным осуждением по морде.
Нина Петровна хмыкнула, по-прежнему не отрываясь от телефона.
– Мы с Ниной Петровной не обсуждаем ваши семейные дела, – уведомила его Люся.
В присутствии марена она ощутила легкую дурноту, должно быть, от волнения и напряжения. Все-таки кухня была ее территорией, и присутствие здесь посторонних выводило из душевного равновесия. Поэтому она постаралась сесть как можно дальше от непрошеного визитера и силилась дышать ровно.
Сегодня – о радость! – вместо зеленого смузи был фруктовый: апельсин, киви и мята.
Ветров побарабанил пальцами по столу, без всякого выражения глядя на Люсю.
– И все-таки я задам личный вопрос, – проговорил он, не сумев подавить брезгливости, – вы что-то имеете против меня?
– Да с чего бы это, – отмахнулась Люся, – я вас вообще вижу второй раз в жизни! Вы всего лишь сюжет. Правда, если бы вчера вы не выгнали меня из своего кабинета, я попросила бы разрешения на интервью. И кто знает, может, вам не пришлось бы сегодня целый день оправдываться. Вот что бывает, когда старые обиды сильнее здравого смысла.
– То есть вы все это затеяли из мелкой мести?
– Да за кого меня принимает этот человек! – пожаловалась она своему бутерброду с тунцом и сыром. – Если бы я мстила каждому, кто указал мне на дверь, у меня вообще бы ни на что другое времени не осталось.
– И вместо того чтобы отправиться восвояси, – уточнил он, – вы отправились в СИЗО и сознательно ввели в заблуждение начальника учреждения.
– Ему следует более ответственно относиться к своим обязанностям.
– Следует, – отстраненно согласился Ветров.
Если бы Люся хотела, она могла бы, не вставая с места, рассказать, как ему повернуть ситуацию в свою пользу и выйти из нее народным героем. Да только Люся не хотела. И за Михайлова, начальника СИЗО, она особо не переживала – отделается устным выговором. Ветров был бы последним дураком, если бы объявил, что у него на режимном объекте проходной двор. И плевать, что едва успел принять должность. Начинать карьеру с признания своих слабостей – так себе вариант.
– Жду вас к девяти утра у себя в отделе для дачи свидетельских показаний. Не забудьте принести диктофонную запись. Надеюсь, обойдемся без повестки?
– Ой, даже не знаю. Вчера вы велели мне пойти вон. Так и сказали: не вздумайте здесь появляться. Так куда теперь бежать бедной девушке?
Он прищурился, разглядывая ее, как яму на дороге.
К счастью, завибрировал Люсин телефон – это главный прокурор региона Игорь Никитич Суслов открыл электронную почту.
– Осокина, – спросил он, не здороваясь, – скажи мне только вот что: почему всегда в семь утра? Почему нельзя ставить отправку на два часа дня, например? Прекрасное послеобеденное время!
– Потому что не надо откладывать до обеда то, что может вас обрадовать рано утром, – без заминки отрапортовала Люся.
– Обрадовать? – кисло переспросил прокурор. – Да у меня нервный тик от твоих писем! Я уже просыпаться боюсь! Ты же как дятел – стучишь без остановки.
– Это называется активная гражданская позиция!
– Люсь, – Суслов стал серьезнее, – давай к девяти к нам для дачи свидетельских. И диктофонную запись прихвати.
– Не могу к девяти, ангажирована видовой полицией. Ах, на сегодня моя бальная книжечка вся заполнена.
– Ну тогда сразу после полиции. Но я тебя заранее предупреждаю: нет состава преступления у видовиков. Нет такого закона, чтобы они обязаны были умертвия допрашивать.
– Бесите, – вспылила Люся, – формалисты чертовы! А по-человечески нельзя? Нет приказа – можно яйца чесать?
Нина Петровна отложила телефон, выпрямилась, перегнулась через стол и легко стукнула пальцем по Люсиным губам.
– Можно чесать, а можно не чесать, – заржал прокурор. – Все, Осокина, до связи. Я твоему Носову сегодня одну фабулу отправлю, будут вопросы – пусть звонит.
– Он позвонит, – угрожающе согласилась Люся и сбросила вызов.
– Детонька, – ворчливо произнесла Нина Петровна, – кто ругается за завтраком, не получает пироженку.
– Из обезжиренного творога и кураги? Даже не знаю, как пережить такую потерю, – саркастически отозвалась Люся.
Ветров без всякого удовольствия жевал кашу из полбы и тыквы, делая вид, что оглох.
Но Люся не была бы Люсей, если бы позволила добыче наслаждаться своим завтраком безо всякой пользы для портала.
– Павел Викторович, – спросила она, – что будет дальше? Вы откроете дело?
– Дело возбуждается на территории совершения преступления… – скучным голосом начал было Ветров, и тут Люся замахала рукой, повелевая ему заткнуться, и снова схватилась за телефон.
– Костик? Подготовь, пожалуйста, «рыбу». Благодаря нашему порталу видовая полиция передала все материалы дела в город, где была убита Лена Афанасьева. Наши спецкоры уже выехали на место событий и будут держать вас в курсе… бла-бла-бла. Прокуратура начала проверку, бла-бла-бла. Опубликуем к обеду. А ты, мой друг, готов ли к командировке?
– Всегда готов, – откликнулся Носов. – Люся, ты видела? Мы в федеральной повестке! Мир разделился на тех, кто за права умертвий, и тех, кто против. Полыхают интернет-страницы, а ведь еще даже рабочий день не начался. Спорим, что сегодня штук десять депутатов заголосят о поправках к закону? Это пушка, Люся.
– Деньги на поездку Ольга тебе переведет, – закончила она свою мысль. – Надеюсь, тамошняя полиция, в отличие от нашей, настроена на сотрудничество.
Ветров едва заметно скривился.
– Не захотят – заставим, – ухмыльнулся Носов. – Не первый год замужем.
– Самый сексуальный – Дэниел Крейг, – неожиданно определилась Нина Петровна.
Лежа на диване в своем кабинете, Люся смотрела пресс-конференцию Ветрова.
Типичный изворотливый марен – ни стыда ни совести.
– Мы не можем принуждать сотрудников взаимодействовать с умертвиями, – говорил он. – Любой человек, даже если он носит погоны, имеет право на защиту от нечисти. Однако наше ведомство работает в плотном сотрудничестве с прессой, и материал был подготовлен совместными усилиями…
– Вот сволочь! – Люся едва не зашвырнула планшет в угол, но все же удержалась от порчи редакционного имущества.
Ветров не казался красивым или хотя бы обаятельным ни на экране, ни в жизни. Трагедия большинства маренов – будто в наказание за повышенную похотливость природа редко одаривала их приятной внешностью. Как правило, марены выглядели отталкивающими и безобразными, и колдун Черномор – горбатый карлик с головой обритой, высоким колпаком покрытой, – похитивший ладу Людмилу у яга Руслана, считался хрестоматийным представителем своего вида.
К счастью для себя, Ветров был обычного роста, без горба или лысины, но его крючковатый нос, лохматые брови, узкие глазки вряд ли могли усладить чей-то взор. Так что Люся страдала и по эстетическим причинам, не только от чужого коварства.
– Так тебе и надо, – сказала она Ветрову в планшете, – бодливой корове бог рог не дает. Спорим, тебе приходится платить за секс?
– Мы намеренно добавили публикации провокационный характер, чтобы вызвать широкий резонанс, поскольку считаем, что некоторые устои общества изрядно устарели…
– Тварь, – меланхолично заключила Люся, выключила трансляцию и закричала: – Оля! Ольга! Закажи мне самый большой, самый вредный на свете гамбургер! И позови мне Носова!
– Носов в командировке! – крикнула Ольга в ответ.
Ах да. И что, Люсе теперь самой, без ансамбля, гуглить про лютую коркору Марину Сергеевну Соловьеву, доктора наук?
Носов был непревзойденным мастером раскапывать клады, а Люся числилась в бомбовиках-затейниках.
Не вставая с дивана – нога ныла, и Люся считала, что после целого утра, проведенного в не слишком приятных кабинетах, имеет право возлежать под пледиком, – она слопала гамбургер, запила его сладким кофе и задумчиво покрутила в руках телефон.
Вот если ее сожрет эта коркора, то Люся обязательно станет русалкой и явится укорять Великого Моржа за свою трагическую смерть. Если от нее, конечно, хоть что-то останется.