– Ну… вариантов много может быть разных, – наконец, выдавил он.
Устав ждать, она сказала то, что наверняка ему не понравится:
– Пойдем на набережную.
Он привычно закатил глаза:
– Зачем идти туда, где вся толпа?
– Там весело – салют, концерт, много народу. И почему ты вечно недоволен? Сегодня праздник, если что.
Она встала, сняла халат, и, раскрыв шкаф, стала выбирать одежду. Андрей залюбовался её фигурой.
– Праздник – у пролетариата. Народ живет по расписанию, а свободные люди сами назначают себе праздники и будни.
– Слышь, ты! Что-то ты много о себе возомнил! Ты такой же, как все, не строй из себя великого!
– А я и не строю – я и так великий.
Почувствовав его взгляд, она состроила снисходительную гримаску:
– Это уже не смешно.
И, приложив к телу черную шелковую блузку с тонкими бретельками, полюбовавшись своим отражением в зеркале, надела её. Он попытался убедить её.
– Мариам… Зачем мы туда пойдем? Представь, что там сейчас творится: бычьё в трениках и быдла в мини-юбках, от которых пахнет хуже, чем от коней – целевая аудитория пива «Балтика-9». Приличные заведения – «Пиранья» и «Август» – будут закрыты, все тошниловки окажутся переполненными, и нам крупно повезет, если наш заказ принесут до закрытия заведения.
Зря он сказал про мини – Мариам взяла с полки короткую джинсовую юбку и демонстративно её надела.
– Откуда в тебе столько гонора, что за презрительное отношение к людям! На себя-то посмотри – давно ли перестал лаптем щи хлебать!
В ней было гонора ничуть не меньше, особенно она любила измываться над официантами и гостиничными служащими, и поглумиться над целевой аудиторией пива «Балтика-9» тоже могла запросто, однако, вступив в полемику, выдерживала роль. Андрей мягко попросил её сменить наряд на менее откровенный – выбрать какую-нибудь длинную юбку и блузку не с открытыми плечами, а что-нибудь построже. Потому что в местах массового скопления малокультурных людей…
– Я иду со своим мужем – если что! – оборвала она его.
Надушившись, добавила:
– Пойдем, аристократ хренов.
То, что творилось на набережной, соответствовало описанию, которое дал Андрей. Они с трудом пробрались в кафе «Волга», содрогавшееся от индустриального грохота – настоящая трэш-твою-мать рок-скотобойня; и там им предложили два места за столом, за которым уже сидело четверо. Пришлось согласиться, других вариантов не было. Официантку ждали долго. Мариам еще дольше выбирала, затем попыталась, как обычно, помучить официантку – затеять обсуждение заказа минут на пятнадцать – но этот номер не прошел, та бесцеремонно потребовала, чтобы ткнули в меню пальцем, а когда Мариам призвала её к порядку, развернулась и убежала к другому столику. Пришлось Андрею идти за ней и тыкать в меню пальцем.
Целая вечность прошла, пока принесли заказ – холодное мясо и теплое шампанское, причем последнее доносили дольше всего, видимо, самое сложное блюдо.
– Почему такой кислый, посмотри вокруг, как всем весело – праздник? – прокричала Мариам, отрезая кусок мяса из его тарелки. – Я попробую.
Ещё несколько раз она пыталась завязать разговор, но, чтобы хоть что-то было понятно, нужно было лезть через стол, и кричать непосредственно в ухо собеседнику. И Андрей предпочел отмолчаться. Когда вышли на улицу, Мариам сказала обиженно, что если ему с ней неинтересно, то пусть поищет себе другую. Он наконец излил на неё раздражение:
– Сколько раз говорил на понятном тебе языке: мне не нравится, когда ты лазишь по чужой тарелке!
– А в чём дело, я только попробовала кусочек!
– Предупредила бы, и я бы заказал точно такую же порцию тебе – отдельно, а если нужно – две, три, десять порций, только чтобы ты не лазила в мою тарелку!
– Зачем тратить лишние деньги, если можно взять кусочек?
– Да как же «можно взять кусочек», когда нельзя, потому что мне это не нравится?!
– Какая ты сволочь – изгадил мне весь вечер, всё готов изгадить, даже праздник.
С этими словами Мариам ускорила шаг, Андрей автоматически сделал то же самое. Заметив, что он приближается, она чуть ли не пустилась бегом. Её фигура стремительно удалялась. Перебежав через дорогу, Мариам стала подниматься по лестнице, ведущей к ротонде. Их разделяло каких-то шесть метров и целая толпа народу. Работая локтями, Андрей старался протиснуться. Лестница загибалась вокруг ротонды, и он на время потерял жену из вида. Поднявшись, разглядел её черную головку уже в десяти метрах, и устремился за ней.
В сердцах он громко выругался – Мариам убегала иногда и просто так, без ссоры. Просто идёт по магазину или рынку, смотрит вперед, и ничего вокруг не видит. Может, что-то замечает – на витринах и прилавках, но только не идущего рядом спутника. Зазеваешься, глядь, а её нет. Приходится бегать, искать. Потом она оправдывается: «А я и не заметила, как ты пропал, и вообще, следить надо, ты же не один идешь – с женой».
Андрей двигался в толпе вдоль гранитного парапета, за которым начинался склон. Слева был палисадник, за ним – стена террасы. Гул толпы стал как-то громче и раскатывался от самой воды до ближайших домов по улице Чуйкова, развеселый, выражая единодушное желание пить, гулять и веселиться. Народ выражал восторг бешеными и дружными криками. На набережной царило народное веселье – грубое, неудержимое. Черная блузка Мариам мелькала в нескольких метрах, Андрей пытался докричаться до жены, но его голос сливался с голосом толпы. Кто-то распевал гимн. Вой был величественный и оглушительный. Цепи разноцветных фонариков и огни фейерверка внушали народу веселые мысли. Глазея на эстраду, на которой свадебно-похоронный оркестр отыгрывал ум-ца-ца, люди пускались в пляс. Это шумовое мракобесие годилось не только для танцев пьяных люмпенов, под него могли бы легко маршировать постояльцы клиник для душевнобольных.
Перед Андреем открылся просвет между людьми, он увидел Мариам с головы до ног, и рванулся к ней, пока толпа снова не сомкнулась перед ним. И в этот момент он заметил, как бритоголовый парень в красной майке широкой веслообразной пятерней схватил Мариам за то место чуть пониже спины, которое очень привлекает мужчин и заставляет их оглядываться и подолгу смотреть вслед его обладательнице. Другой рукой парень попытался обхватить её за талию, но Мариам, резко обернувшись, громко закричала, и стала наносить ему удары по лицу, царапая ногтями в кровь его физиономию.
В глазах Андрея потемнело, огненные волны захлестнули его; не чувствуя под собой земли, в доли секунды он оказался рядом с бритоголовым, в правой руке уже был выхваченный из-за пояса газовый пистолет – массивный револьвер РГ-9. В следующую секунду рукоятка пистолета грузно опустилась бритоголовому на затылок. Отовсюду давили, и Андрей чуть не повалился на асфальт вслед за ним. Чтобы не упасть, пришлось толкаться локтями. Мариам снова оттеснили, прямо перед собой он видел её испуганное лицо, отчаянно работая руками, она также пыталась пробиться к нему. Слева кто-то обхватил шею Андрея, а справа ещё кто-то попытался выхватить пистолет. Вывернувшись от обоих, он выстрелил в лицо тому, кто справа, а левого ударил в пах коленом и, отворачиваясь, произвел выстрел и в его сторону. В нос ударил резкий запах, глаза заслезились, земля под ногами качнулась. Всё преобразилось. Схватившиеся за носы, утирающие глаза люди отодвинулись, уплощаясь, стали настенными изображениями, распластались на парапете, потекли по склону. Образовалась пустота, и в ней было пятеро – три тела на асфальте, Мариам с побелевшим лицом, и он, Андрей, с массивным РГ-9 в правой руке. Он чувствовал, как кровь струится горячо по жилам. Засунув пистолет за пояс, схватил Мариам за руку:
– Бежим!
Люди возвращались в поле зрения. Они глядели на убегающую пару с почтением и смиренным желанием не быть избитыми или подстреленными. И освобождали проход.
Когда оказались в квартире и, закрыв за собой дверь, перевели дух, Андрей, глядя на раскрасневшуюся от бега жену, прорычал:
– Надо было не их, а тебя нахлобучить – чтоб не виляла своей жопой!
И, изобразив на лице лютую свирепость, грозно надвинулся на Мариам. Она в ужасе отшатнулась, и, закричав, бросилась в ванную и там закрылась.
«Зря напугал, – подумал он, – все-таки нет на свете более преданного существа, чем этот взбалмошный ребенок».
Он уже засыпал, когда она, осмелев, выбралась из укрытия, и, раздевшись, легла рядом. Он продолжал неподвижно лежать, отвернувшись, тогда она, обняв его талию, стала целовать его затылок, шею, плечи.
– Я больше так не буду. Прости, ну баба дура, что с меня взять.
Её рука скользнула ниже. Словно нежный теплый ручеек заструился по его телу. Слушая её жаркий шепот, разогревавший желания, Андрей тяжело задумался.
«Притвориться спящим? Нет, тут я больше себя наказываю, чем её».
Повернувшись к ней рывком, сжал её так, что у неё перехватило дыхание:
– А как ты думаешь, за что я тебя полюбил, – средоточие глупости!
Глава 25
Анализируя сложившуюся ситуацию, Андрей отметил, что самым предсказуемым оказался Реваз: как не собирался возвращать долг, так спустя четыре месяца «скромничает» с возвратом денег, взятых «на два дня».
Николай Ненашев некоторое время интересовался, как продвигается взыскание долга, Андрей в ответ лишь скорбно вздыхал: «Работаем в данном направлении…» Потом шеф перестал затрагивать эту тему, Андрей, со своей стороны, не напоминал ему о существовании дебитора под названием «Совинком». В конце сентября Краснов сообщил, что Ненашеву удалось списать эту сумму на рекламные образцы (продукция, раздаваемая бесплатно для продвижения). Альбертинелли объяснили, что на складе «Атикона» находится продукция с истекающим сроком годности, и разумнее всего списать долг, и отдать товар в клиники как promotion. В качестве примера была приведена беспрецедентная акция конкурентов – компания «Джонсон и Джонсон», погашая бюджетный долг, завалила больницы своей продукцией. Подсев на неё, конечный потребитель начнет заказывать товар в Джонсоне, когда бесплатная расходка закончится.