M&D — страница 74 из 131

И он оказался вовлеченным во всю эту хозяйственную деятельность – решал вопросы с областной налоговой инспекцией, разбирался с кредиторами и судебными приставами, отзывал инкассо, в общем, знал о работе предприятия не понаслышке. В конце октября Моничев напомнил ему об инвестиционном проекте с полиизоцианатами и посетовал на нехватку оборотных средств. Это отодвигает сроки сдачи в эксплуатацию производственной линии, что, в конечном счете, грозит убытками. Вот если бы взять кредит… Конечно, заводчане могут сами обратиться в банк, им не откажут. Но тогда им придется закладывать своё имущество, а кому это нравится? Собранию акционеров не подходит сравнение со слётом ангелов, и буря будет ещё та, когда встанет вопрос о том, какие активы заложить в банке. Да, «ВХК» – процветающее предприятие, ему ничто не угрожает, но пятилетний срок… В общем, нужна договоренность со службой безопасности какого-нибудь банка о том, чтобы технико-экономическое обоснование кредита не шибко сильно проверяли, особенно в части, касающейся оценки залогового имущества.

Будучи сам акционером, Иосиф Григорьевич разделял эти чаяния. И ему не улыбалось столкнуться с обесцениванием своих ценных бумаг в случае, если другие акционеры что-нибудь намутят в течение ближайших пяти лет. Он обратился к своей записной книжке, полистав её, нашёл среди своих знакомых руководителя службы безопасности «ЛОСС-Банка», с которым и договорился насчёт того, чтобы к просьбе Моничева отнеслись с предельным вниманием. Развалюшка – облупленные стены и дырявая крыша была оценена как дворец на Рублёвке, а находящаяся там груда металлолома – как новенький Боинг. Эксперты банка подтвердили, что всё это – не что иное, как «производственный цех с высокотехнологичным оборудованием», и приняли в качестве обеспечения по кредиту. Полтора месяца ушло на подготовку всех необходимых бумаг – бизнес-план, технико-экономическое обоснование, бухгалтерская отчетность, аудиторское заключение, страховка, и так далее. В конце декабря подписали договор кредитной линии, первый транш по которому – пять миллиона долларов – был перечислен на фирму «Allied Services» в счёт оплаты за оборудование для производства полиизоцианатов.

* * *

В загородном доме Иосифа Григорьевича вечеринка была в самом разгаре. Внезапно некая очень красивая женщина взгромоздилась на столик Арины Кондауровой и Елизаветы Каданниковой. Присутствующие, среди которых были Александр Капранов, Вячеслав Уваров, Николай Градовский, Юрий Солодовников, воззрились на озорницу, а та предложила всем поднять бокалы и поддержать её тост.

– Я знаю, что это уже говорилось много раз, – обратилась она к обширной аудитории, – но давайте ещё раз выпьем за самую красивую женщину в мире – Арину Кондаурову!

Двадцать семь человек тост с радостью поддержали, а Николай Моничев почувствовал некоторую неловкость. Дело в том, что на столе красовалась его жена Алла.

– Не могу поверить, что моя жена вытворяет такое! Впервые за пятнадцать лет она вышла из образа тихой мыши, и как вышла!

Но он зря нервничал: не только для Аллы, но и для всех остальных этот вечер был просто мега-праздником. Отмечали день рождения Арины, совпадавший с рождеством. Моничев отметил особый талант своей жены:

– Она отлично смешивает коктейли.

– И это всё, в чём она проявила себя за пятнадцать лет совместной жизни? – удивилась Арина.

Когда все стали хлопать, а Алла слезла вниз, Моничев облегченно вздохнул.

– В доме столько пространства, а эта клюшка другого места не нашла для выступления.

Этот дом, который Иосиф Григорьевич называл «симфонией дерева, стекла, свежего воздуха и света», значительно отличался от того, что был куплен два года назад. Пристройка, зимний сад, внутренняя и наружная отделка – казалось, архитектурным опытам конца не будет, и Иосифу Григорьевичу пришлось самому себе сказать «Хватит!», чтобы не увязнуть в долгострое.

Средства, затраченные на реконструкцию, ласкали взор. А результатом стремления хозяина создать такое место, в котором светлое вдохновение никогда не покидало бы его, явился лофт, вместивший собрание красивых, причудливых и просто занятных предметов. Сочетание всех этих разнообразных вещей совсем не казалось беспорядочным, а, напротив, выглядело искусно продуманным и простым одновременно. Во всём чувствовалась очаровательная импровизация. Пушистые ковры из овечьих шкур соседствовали с прямыми линиями коктейльного стола из тика и молочного стекла. Предметы дизайна Джо Понти и Casa Armani, венская ширма 30-х годов, китайский лакированный шкаф уравновешивались чисто декоративными предметами. Коробки, миски, подносы расположились в задуманном хозяйкой порядке, на стенах ассиметрично развешаны картины.

Две раздвижные стены из стали и стекла отделяли спальню от остальной части лофта и зрительно усложняли пространство. А ощущение высоты возникало благодаря стеллажам, заполненным книгами в белых переплетах. Вид у них немного нереальный в потоках солнечного света, льющегося через три огромных, от пола до потолка, окна. Гости признавались, что, когда заходят с улицы, у них создаётся впечатление, что попадают в засыпанный снегом сад. Иосиф Григорьевич много работал именно здесь, а не в кабинете. Лофт заполнялся солнечным светом в первой половине дня и отраженными золотыми лучами – во второй.

А в этот праздничный вечер, в тёмное время суток, тёмные мысли овладели Иосифом Григорьевичем, и он поделился ими с Уваровым и Солодовниковым, – в кабинете, куда он привёл их, чтобы показать коллекцию оружия.

– Так много существует признаков мошенничества, но когда дело касается близких тебе людей, знания никак не применить.

Он открыл сейф и принялся выкладывать оттуда коробки на письменный стол.

– Внезапное улучшение материального состояния, анкетные данные, экстравагантный образ жизни, изменения в поведении, развод, новые молодые партнеры и партнерши, наводки и жалобы, и так далее. Всего этого не замечаешь, но когда дело доходит до дела, спохватываешься: я всё видел, но не придал этому значения.

Уваров покрутил барабан револьвера Military & Police, ему понравилось характерное потрескивание, и он крутнул еще раз:

– Взять твоего друга Моничева: налицо все признаки. Вспомни, какой это был рыхлый обрюзгший еблан, и что с ним стало.

У Солодовникова была идиосинкразия к Моничеву, и он выразил свои мысли более конкретно:

– Что, если затащить его в подвал, и немного поупражняться в стрельбе! Давно ли вы использовали свой арсенал по назначению, Иосиф Григорьевич?

– Ну, во-первых, Юра, у него стабильная семейная ситуация, он женат вот уже пятнадцать лет. Что касается стрельбища, ответ такой: кабанчик не нагулял ещё жирок.

Отложив револьвер, Уваров взял в руки японский кольт “New Nambu”.

– Балуешь ты его, и доверяешь чересчур. Деньги дал даже без расписки.

Речь шла о ста тысячах долларов, которые Иосиф Григорьевич ссудил Моничеву под процент. Половину этой суммы дала Арина.

Встав напротив зеркала, Солодовников копировал Роджера Мура:

– Мы тоже часто даём деньги под процент нашим клиентам, что тут такого.

Уварову всё равно всё не нравилось.

– Надо подстраховаться, ибо сказано: верь слову, но бери в залог ценности.

– А куда он денется?

– А куда, Григорьевич, деваются люди с большими деньгами?

Вернувшись к столу, Солодовников положил в коробку Beretta Cougar, взял Desert Eagle Mark VII, подержал, оценивая вес сначала в правой руке, затем перебросил в левую.

– Гантеля какая-то, а не пушка. Вы что-то говорили о беспокойстве насчёт близких, которые вдруг оказываются мошенниками.

Выложив последнюю коробку из сейфа, Иосиф Григорьевич уселся в кресло.

– Когда всё слишком хорошо, я начинаю беспокоиться.

Все трое переглянулись.

– Да ладно! – вырвалось у Уварова. – Что ещё может случиться? Думаешь, этот еблан тебя закажет? Выбрось из головы, кишка его тонка, не тот калибр.

– Да что ты, Слава, прицепился к мойше?! Я за него и не волнуюсь, я это вообще сказал, безотносительно к какому-то либо пиндосу.

Ещё долго после ухода гостей Иосиф Григорьевич, сидя в своём кабинете среди коробок с ручным огнестрельным оружием, раздумывал, может или не может существовать рядом с ним нехороший человек, способный на подставу. Он прекрасно разбирался в людях, но бывают ещё нелюди, мимикрирующие и приспосабливающиеся к человеческим условиям. Наконец, около двух часов ночи эти зоологические изыскания ему надоели, и он отправился в спальню.

Глава 79

То, что должно было случиться, случилось. В начале января позвонил Солодовников, и уже с первых слов Иосиф Григорьевич с мучительной отчетливостью снова ощутил толчки надвигающейся катастрофы, которые впервые почувствовал тогда, на дне рождения Арины. Да, в тот вечер он инстинктивно почувствовал неизбежность того, что предатель предаст, но почему не выразил это до того, как это предательство произойдёт?! Почему только теперь прояснилось то, что и так было ясно? Что можно ожидать от того, кто когда-то заказал компаньона и друга? Изменничество – это ведь не временное состояние, что-то вроде простуды, которую можно вылечить. Это диагноз на всю жизнь.

Моничев наслаждался жизнью не деликатно и боязливо, а грубо и совершенно открыто. Он неприлично много тратил, но почему это неприличие не резало глаз?

Множество «почему», и все без ответа.

На одну из закрытых вечеринок для приватного общения вызвали эскорт-girls, и среди них была та самая звезда Алла, влезшая на столик к Арине, 25-летняя кокотка, якобы 15 лет прожившая в законном браке с Моничевым. Узнав её, Солодовников попытался собрать у неё анамнез, но та, не уразумев серьёзность ситуации, ответила идиотическим гоготанием. Кстати собравшиеся мужчины все как один оказались джентльменами, умеющими найти подход к любой женщине. Удар по печени оказался комплиментом, от которого она растаяла по полу и в таком распластанном положении призналась, что Моничев пользовался её услугами, они там шоркались, но чаще он в оплаченное время таскал её по разным местам, заставляя одеваться как леди и представляя своей женой. А действительно, без боевой путанской раскраски и в приличной одежде она выглядела как леди. Но дело не в этом, это его личные вопросы – где его настоящая жена, и зачем ему понадобился весь этот маскарад. Моничев наврал, а кое-кто из «офисных» ссудил ему деньги под процент. Ему позвонили, но абонент был недоступен. Ни дома, ни по другим известным адресам его не оказалось.