иметь влияние на его впечатлительную натуру.
Вскоре потом умер M-r Gindrot, на место его по
ступил M-r Winson 16, англичанин, и под его руковод
ством Мишель начал учиться по-английски. Сколько мне
помнится, это случилось в 1829 году, впрочем, не могу
с достоверностью приводить точные цифры; это так дав
но, более тридцати лет, я был ребенком, никогда ника
ких происшествий не записывал и не мог думать, чтобы
мне когда-нибудь пришлось доставлять материалы для
биографии Лермонтова. В одном могу ручаться, это
в верности как самих фактов, так и последователь
ности их.
Мишель начал учиться английскому языку по Бай
рону и через несколько месяцев стал свободно понимать
его; читал Мура и поэтические произведения Вальтера
Скотта (кроме этих трех, других поэтов Англии я у него
никогда не видал), но свободно объясняться по-анг-
36
лийски никогда не мог, французским же и немецким
языком владел как собственным. Изучение английского
языка замечательно тем, что с этого времени он начал
передразнивать Байрона.
Вообще большая часть произведений Лермонтова
этой эпохи, то есть с 1829 по 1833 год, носит отпечаток
скептицизма, мрачности и безнадежности, но в действи
тельности чувства эти были далеки от него. Он был ха
рактера скорее веселого, любил общество, особенно жен
ское, в котором почти вырос и которому нравился жи-
востию своего остроумия и склонностью к эпиграмме;
часто посещал театр, балы, маскарады; в жизни не знал
никаких лишений, ни неудач: бабушка в нем души не
чаяла и никогда ни в чем ему не отказывала; родные
и короткие знакомые носили его, так сказать, на руках;
особенно чувствительных утрат он не терпел; откуда же
такая мрачность, такая безнадежность? Не была ли это
скорее драпировка, чтобы казаться интереснее, так как
байронизм и разочарование были в то время в сильном
ходу, или маска, чтобы морочить обворожительных мос
ковских львиц? Маленькая слабость, очень извини
тельная в таком молодом человеке. Тактика эта, как
кажется, ему и удавалась, если судить по воспомина
ниям.Одно из них случилось мне прочесть в «Русском
вестнике» 17 года три тому назад. Автор этих «Воспоми
наний», называвшийся Катенькой, как видно из его рас
сказа, у нас же и в то время известный под именем
Miss Black-eyes * Сушкова, впоследствии Хвостова, ве
роятно, и не подозревает, что всем происшествиям был
свидетель, на которого, как на ребенка, никто не обра
щал внимания, но который много замечал, и понимал,
и помнит, между прочим, и то, что никогда ни Alexandrine W. 18, ни Catherine S. 19 в нашем соседстве, в Москве, не жили; что у бабушки не было брата,
служившего с Грибоедовым, и тот, о ком идет речь, был
военным губернатором (Николай Алексеевич Столыпин)
в Севастополе, где в 1830 году во время возмущения
и убит; что, наконец, Мишель не был косолап и глаза
его были вовсе не красные, а скорее прекрасные.
Будучи студентом, он был страстно влюблен, но не
в мисс Блэк-айз и даже не в кузину ее (да не прогне
вается на нас за это известие тень знаменитой поэтес
сы) 20, а в молоденькую, милую, умную, как день,
* Черноокая ( англ.) .
37
и в полном смысле восхитительную В. А. Лопухину 21,
это была натура пылкая, восторженная, поэтическая
и в высшей степени симпатичная. Как теперь помню ее
ласковый взгляд и светлую улыбку; ей было лет пят
надцать — шестнадцать; мы же были дети и сильно
дразнили ее; у ней на лбу чернелось маленькое родимое
пятнышко, и мы всегда приставали к ней, повторяя:
«У Вареньки родинка, Варенька уродинка», но она, до
брейшее создание, никогда не сердилась. Чувство к ней
Лермонтова было безотчетно, но истинно и сильно, и
едва ли не сохранил он его до самой смерти своей, не
смотря на некоторые последующие увлечения, но оно не
могло набросить (и не набросило) мрачной тени на его
существование, напротив: в начале своем оно возбудило
взаимность, впоследствии, в Петербурге, в гвардейской
школе, временно заглушено было новою обстановкой
и шумною жизнью юнкеров тогдашней школы, по всту
плении в свет новыми успехами в обществе и литера
туре; но мгновенно и сильно пробудилось оно при не
ожиданном известии о замужестве любимой женщины;
в то время о байронизме не было уже и помину.
В домашней жизни своей Лермонтов был почти
всегда весел, ровного характера, занимался часто музы
кой, а больше рисованием, преимущественно в баталь
ном жанре, также играли мы часто в шахматы и в воен
ную игру, для которой у меня всегда было в готовности
несколько планов. Все это неоспоримо убеждает меня
в мысли, что байронизм был не больше как драпировка;
что никаких мрачных мучений, ни жертв, ни измен, ни
ядов лобзанья в действительности не было; что все сти
хотворения Лермонтова, относящиеся ко времени его
пребывания в Москве, только детские шалости, ничего
не объясняют и не выражают; почему и всякое сужде
ние о характере и состоянии души поэта, на них осно
ванное, приведет к неверному заключению, к тому же,
кроме двух или трех, они не выдерживают снисходи-
тельнейшей критики, никогда автором их не назнача
лись к печати, а сохранились от auto da-fé случайно, не
прибавляя ничего к литературной славе Лермонтова,
напротив, могут только навести скуку на читателя, и
всем, кому дорога память покойного поэта, надо очень,
очень жалеть, что творения эти появились в печати.
По выпуске из пансиона Мишель поступил в Мос
ковский университет, кажется, в 1831 году 22. К этому
времени относится начало его поэмы «Демон», которую
38
так много и долго он впоследствии переделывал; в пер
воначальном виде ее действие происходило в Испании
и героиней была монахиня; 23 также большая часть его
произведений с байроническим направлением и очень
много мелких, написанных по разным случаям, так как
он, с поступлением в университет, стал посещать мос
ковский grand-monde *24. Г. Дудышкин, в статье своей
«Ученические тетради Лермонтова», приводит некото
рые из этих стихотворений, недоумевая, к чему их
отнести; мне известно, что они были написаны по случаю
одного маскарада в Благородном собрании, куда Лер
монтов явился в костюме астролога, с огромной книгой
судеб под мышкой, в этой книге должность кабали
стических знаков исправляли китайские буквы, выре
занные мною из черной бумаги, срисованные в колос
сальном виде с чайного ящика и вклеенные на каждой
странице; под буквами вписаны были приведенные
г. Дудышкиным стихи, назначенные разным знакомым,
которых было вероятие встретить в маскараде, где это
могло быть и кстати и очень мило, но какой смысл
могут иметь эти очень слабые стишки в собрании сочи
нений поэта? 25
Тот же писатель и в той же статье предполагает, что
Miss Alexandrine — лицо, играющее важную роль в эти
годы жизни Лермонтова. Это отчасти справедливо,
только не в том смысле, какой, кажется, желает намек
нуть автор. Miss Alexandrine, то есть Александра Ми
хайловна Верещагина, кузина его, принимала в нем
большое участие, она отлично умела пользоваться не
много саркастическим направлением ума своего и иро
нией, чтобы овладеть этой беспокойною натурой и
направлять ее, шутя и смеясь, к прекрасному и благород
ному; все письма Александры Михайловны к Лермон
тову доказывают ее дружбу к нему <...> 26. Между тем,
как о девушке, страстно и долго им любимой, во всем
собрании трудно найти малейший намек.
В Москве же Лермонтовым были написаны поэмы:
«Литвинка», «Беглец», «Измаил-Бей», «Два брата»,
«Хаджи Абрек», «Боярин Орша» 27 и очень слабое дра
матическое произведение с немецким заглавием «Menschen und Leidenschaften» **. Не понимаю, каким обра
зом оно оказалось налицо; я был уверен, что мы сожгли
* большой свет ( фр.) .
**«Люди и страсти» ( нем.) .
39
эту трагедию вместе с другими плохими стихами, ко
торых была целая куча.
Развлекаемый светскими удовольствиями, Лермон
тов, однако же, занимался лекциями, но не долго про
был в университете; вследствие какой-то истории с од
ним из профессоров, в которую он случайно и против
воли был замешан, ему надо было оставить Московский
университет, и в конце 1832 года он отправился с ба
бушкой в Петербург 28, чтобы поступить в тамошний, но
вместо университета он поступил в Школу гвардейских
подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, в лейб-гвар
дии Гусарский полк. Через год, то есть в начале 1834,
я тоже прибыл в Петербург для поступления в Артилле
рийское училище и опять поселился у бабушки. В Ми
шеле я нашел опять большую перемену. Он сформиро
вался физически; был мал ростом, но стал шире в пле
чах и плотнее, лицом по-прежнему смугл и нехорош
собой; но у него был умный взгляд, хорошо очерчен
ные губы, черные и мягкие волосы, очень красивые
и нежные руки; ноги кривые (правую, ниже колена, он
переломил в школе, в манеже, и ее дурно срастили).
Я привез ему поклон от Вареньки. В его отсутствие
мы с ней часто о нем говорили; он нам обоим, хотя не
одинаково, но равно был дорог. При прощанье, протяги
вая руку, с влажными глазами, но с улыбкой, она ска
зала мне:
— Поклонись ему от меня; скажи, что я покойна,