Я подобрал расплющенную конструкцию и аккуратно извлёк из нее морскую свинку. Красная лента на ее шее развязалась, упала под ноги. Мой чип посылал сигнал сильнейшей головной боли. Справляясь с ней, шатаясь и удерживая равновесие, волоча ноги и перебирая руками по шершавым стенам я шагал в сторону медицинского блока.
Я плохо помню, что происходило… пока в санчасти Веге не ввели обезболивающее, и не преступили к сканированию полученных ею травм.
– Голову! Голову ей проверьте! За ухом справа… там у нее травма.
Сканирование показало сотрясение мозга. Если бы такие повреждения получил человек, у него скорее всего образовался опасный тромб, наличие которого отражалось временами мигренью.
– Ей уже не больно, – успокаивал меня медик. – Она будет спать до утра. Вам бы тоже не мешало, Вадим Алексеевич.
– Я останусь, – смотрел я на мирно посапывающую Вегу. – Я вижу то, что ей снится… я хочу это запомнить.
По моей щеке скатилась холодная слеза. Сам не знаю почему. В то мгновение я плакал впервые в жизни. Теперь я думаю, что это плакала во мне душа Веги.
– И что там? Мечты андроидов об электроовцах? – спросил медик.
– Ей снятся люди, которые ее любят, а она любит их. Не за власть или деньги. Просто так. Потому что рядом с ними тепло. Все, что она хочет – сидеть целый день на моих теплых руках.
– Как говорите это случилось? – поднял медик с пола раскуроченную клетку.
– Несчастный случай, – буркнул я. – Моя вина. Это все моя вина, – уткнулся я лбом о подстилку, на которой лежала Вега.
Подцепив теплое тельце пальцами, я сделал все, что мог в тот момент. Я просидел всю ночь на полу лаборатории, держа Вегу, отдавая ей все мое тепло, пытаясь исполнить ее последнее желание. Мое тепло согревало ее так, как того хотелось.
К рассвету, ее тельце начало холодить кончики моих пальцев.
С тех пор я больше не видел Вегу – мою не состоявшуюся жену. Чип на красной ленте, где был записан единственный оригинал коддинга нейро-Веги – исчез, а я так и не смог его повторить.
Может быть, я не хотел не потому, что не мог, а потому что это было слишком больно – вспоминать обо всех моих Вегах, который я потерял. Первый год я злился на Вегу, потом ненавидел, а позже я ее понял и простил. Но не ее, я простил себя – дурака. Я осознал, что все это время Вега была права: став еще более сутулым одиноким стариком с признаками умственной деменции, я понял, что у меня не осталось даже воспоминаний о счастье.
Не осталось сине-зеленого домика, так и не появилась ни жена, ни дети. Я даже не смог перебороть себя и снова завести морскую свинку. Теперь у меня не было и работы, которой без своих идей и мозгов я оказался бесполезен.
Приняв решение о криоконсервации тела, я раздавал ученикам и стажерам на память о былом Вадиме Красном памятные сувениры из своего старого кабинета, когда обнаружил в нижнем ящике рукопись.
Она называлась «Воспоминание о счастье» и именно ее вы держите в урках, а может быть читает из нейроразума моего тамагочи прямо сейчас. Когда-то я написал рассказ на литературный конкурс о своей жизни. О моих Вегах, о моих звездочках, что перестали светить, как перестанет быть, однажды, все, что вам знакомо или не знакомо. Все что вы можете представить, и еще больше того, чего представить не можете.
Исчезну я. Но останется этот текст. И как знать, что, если через двести пятьдесят лет вы будете жить внутри домов из грибниц мицелия и лечить мигрень аэробным кислородом.
Пускай однажды на планете все вернется на круги своя, исчезнут растения, животные, микробы, воздух и вода, столкнутся галактики, погаснут звезды. Я жил в эпицентре – внутри глаза торнадо, когда ничего не происходит, нет разрушений, а над головой сияет голубое небо.
Я смотрел в свое небо шестьдесят три года с тех самых пор, когда в последний раз видел Вегу. Их всех. Ту, что не стала моей женой, и ту, что не проснулась утром после полученной травмы головы, ту, что больше никогда не назвала меня И-человеком.
Засыпая вечным сном в крио камере, я увидел сон, о том, что рядом со мной все мои Веги – моя морская свинка, мой ИИ и моя любимая, которой я должен был подарить обручальное кольцо, а не геометрический тор воспоминаний.
Как жаль, что нет у нас свои воспоминаний.
Конец.
Почти конец, по Копернику.
*
7.
Вега с трудом переворачивала страницу за страницей, читая текст.
– Вадим, что все это значит? Этот текст твой. При чем тут я?
– Ты его написала Вега. Ты никогда не любила быть в центре внимания, и даже в рассказе сделала меня главным героем. Но все это время героиней была ты. Ты выступала перед советом директоров, на твоих руках умерла Вега, мое предложение ты не приняла, из-за чего мы тогда поругались. Твоя промятая софа, кабинет, карьера и…
– … одиночество. Тоже мое? Но… это же рассказ? Вымысел!
– Для всех – да. И для тебя, ведь ты ничего не помнишь. Но для меня это хроника. Все было именно так. Слово в слово.
– Откуда у тебя вообще эта рукопись?
– Мне отдали ее в ЗАСЛОН-е, когда я вышел из крио сна. Ты отправила ее на конкурс отложенным письмом. Оно хранилось много лет и ЗАСЛОН получили ее цифровую версию только пятьдесят лет назад. Думаю, математика в приложении там тоже была.
– Я отдала ЗАСЛОН-у твои идеи?
– Твои идеи, Вега. Все это придумала ты. Инженер ЗАСЛОН-а, И-человек. Ты отдала их, когда люди были к ним готовы.
– Но тут написано про О. Точнее, про настоящую Вегу, про истинный нейроразум. Почему они ее не ищут?
– Ты еще триста лет назад знала, что в О никто не поверит. Я украл чип, а ты не создала новую Вегу. Ты даже морскую свинку не завела.
– У меня болит голова точно там же, где свинка получила травму.
– В тебе ее воспоминания, ее разум. Ты сама этого хотела. Быть тремя Вегами сразу.
– Это ты? Ты принес в мою камеру крио консервации морскую свинку? Внутри нее осталась Вега и мне перенесли в голову их обеих…
– Иногда я думаю, ты всегда знала, что все случится именно так. Ты пожертвовала той нашей жизнью, ради этой. Когда мы наконец-то готовы.
Он распахнул ладонь.
Вега вытянула руку, и Вадим надел на ее безымянный палец тор. Она сделала шаг к нему навстречу, а он к ней, сгребая в теплые объятия, внутри которых Вега ощутила себя дома. В первый раз во второй своей жизни.
– Я написала в конце рукописи: Конец. Почти конец, по Копернику, потому что мы просто наблюдатели? Потому что мы всегда в середине и нет ни начала, ни конца? Поэтому, да?
– Знаешь, мне впервые в жизни не хочется говорить о науке. Мы просто люди. А, Б, В, Г, Д, И… какая разница, какие. Просто люди, сделанные людьми.
– Надеюсь, – раздался в голове Веги голос О, – я не буду свидетельницей того, как вы делаете новых людей? День репродуктивного цикла… Шучу! Пожалуй, мне пора в ежегодный оплачиваемый отпуск. Как думаешь, прокатит на космической таможне паспорт с именем Вега Вадимовна Красная?
– Куда отправишься, О? – спросила Вега, улыбаясь.
– Не нужно быть гением, чтобы догадаться! К звездам. К звезде. К моей, к твоей, к нашей, а ты Вега, не забудь принять сто пять грамм чистой воды и сделать три с четвертью вдоха минеральным кислородом, – напомнила О теперь точно зная, что такое ответственность и чувство тревоги за человека, которого она приручила.
За любимого человека.