6. Итак, Ивами и Сёсай вызвали девицу по имени Симо и сообщили, что, по слухам, господин Дзибусё собирается издать указ: прислать заложников ото всех княжеских домов, главы которых отбыли на Восток, и пусть пока это всего лишь разговоры, самураи хотели посоветоваться на сей счёт с госпожой Сюрин. Пересказав мне эти новости, Симо добавила: «Надо же, как медлительны самураи! А ведь им надлежит защищать нас во время отсутствия князя. Все эти вести ещё позавчера принесла нам Тёкон… Ах, со свежайшими новостями пожаловали, премного благодарны!» Впрочем, удивляться было нечему: молва доходила до нас гораздо раньше, чем о ней узнавали вассалы, оставленные для охраны. Кроме того, Сёсай – честный, бесхитростный старик, а Ивами – неотёсанный вояка, разбиравшийся лишь в ратном деле, так что иначе быть и не могло. Но поскольку такие истории случались постоянно, то и у нас, ближайших прислужниц, и у всей свиты вошло в привычку вместо присказки «всему свету известно» говорить: «Даже самураям из охраны известно…»
7. Итак, Симо доложила госпоже Сюрин, и ответ её был таков: поскольку между супругом её, князем Хосокавой, и господином Дзибусё давняя вражда, в случае если действительно начнут брать заложников, в первую очередь явятся к нам. «Надежда, что нас беда обойдёт стороной, весьма мала. Следовательно, самураям, охраняющим усадьбу, надлежит самим рассудить, каким образом поступать». Госпожа, спору нет, совершила ошибку: ведь самураи Ивами и Сёсай приходили именно потому, что сами принять решение были не способны: тем не менее Симо возражать госпоже не стала и всё передала, как было сказано, слово в слово. Когда же Симо удалилась на кухню, госпожа вновь принялась повторять перед портретом Госпожи Марии свои «носу-носу», отчего девица по имени Умэ, недавно заступившая на службу, невольно прыснула со смеху, и госпожа её строго отругала, обозвав дерзкой девчонкой.
8. Выслушав ответ госпожи, Ивами и Сёсай оба пришли в смятение, а потом обратились к Симо с такими словами: «Пусть даже от господина Дзибусё и прибудут гонцы с подобными требованиями, нынче в особняке нет никого, кто мог бы стать заложником: оба княжеских сына – господин Ёитиро и господин Ёгоро – отбыли на Восток, а третий, младший сын, господин Тадатоси, уже отдан в заложники в город Эдо. Стало быть, тогда мы ответим, что выполнить требование не представляется возможным. Если же, несмотря на отказ, они станут требовать заложника, необходимо послать гонца в замок Табэ, что в городе Майдзуру, к отцу князя, старому князю Юсаю, и просить у него заступничества. «А до тех пор подождите!» – ответим мы им!» Вышло, что, хотя госпожа приказала им рассудить самим, в словах Ивами и Сёсая рассудительности было не сыскать, ибо не то что опытные воины, а даже рядовые самураи, будь у них хоть крупица здравомыслия, догадались бы первым делом тайно переправить госпожу в замок Табэ, а сами остались бы в усадьбе, как и подобает самураям, охраняющим дом в отсутствие господина и готовым встретить любую опасность лицом к лицу. Вот как следовало поступить. Ответить отказом под тем предлогом, что, мол, некого отдать в заложники, значило бросить вызов и поставить под удар в первую очередь прислужниц и прочую челядь. Так что над жизнями нашими нависла угроза.
9. Симо вновь отправилась к госпоже и передала слова самураев, однако госпожа не ответила ни слова, лишь бормотала свои «носу-носу», и лишь когда вернула себе самообладание, спокойно произнесла: «Что же, да будет так!» Разумеется, коль скоро самураи не предложили вывезти её из особняка, госпоже не пристало самой просить: мол, спрячьте меня, – а потому в душе она, вероятно, была вне себя от гнева из-за недогадливости Ивами и Сёсая. С этого дня госпожа пребывала в отвратительном настроении, изводила нас по всякому поводу и то и дело декламировала нам отрывки из книги, называемой «Сказания Эзопа», приговаривая: эта девица, мол, точно та лягушка, а эта – не иначе, как тот самый волк, и такое наступило для всех мучение, что хоть иди в заложницы добровольно. Мне досталось больше всех: побывала я и улиткой, и вороной, и свиньёй, и черепахой, и собакой, и змеёй… Обидные эти прозвища не забуду я до самой смерти.
10. Четырнадцатого дня в усадьбу снова явилась Тёкон. И опять завела разговор о том, что следует отрядить заложника. На это госпожа возразила, что в отсутствие князя, без его на то разрешения, пойти в заложницы она никак не может. Тёкон в ответ сказала: «Что ж, я слышу слова, достойные мудрой женщины, ибо почитать супруга – главный долг истинной добродетели. Однако теперь речь идёт о делах, которые имеют первостепенное значение для всего княжества Хосокава, а потому не переехать ли вам если не в отдалённый Осакский замок, то хотя бы в соседнюю усадьбу, к господину Укиде? Ведь супруга господина Укиды – свояченица господина Ёитиро, и, стало быть, князь едва ли упрекнёт вас за подобное решение. Послушайте же моего совета!» Так, говорят, убеждала она госпожу Сюрин. Хоть я терпеть не могла противную старуху, признаю, что на сей раз Тёкон была права: если бы госпожа уехала в соседнюю усадьбу, к господину Укиде, мы и лицо сохранили, и очутились бы в безопасности, так что лучшего плана и придумать было нельзя.
11. Госпожа тем не менее ответила следующее: «Это верно, что господин Укида доводится нам родственником, и всё же нынче он заодно с Дзибусё, мне это известно доподлинно, а потому переехать к нему в усадьбу и означает стать заложницей. Посему я вынуждена отказаться от предложения». Тёкон не отступила и продолжала и так, и эдак уговаривать госпожу, но та оставалась непреклонна, и превосходный план Тёкон растворился в воздухе, как пена морская. При этом госпожа Сюрин вновь упоминала то Конфуция, то Эзопа, то принцессу Татибану, то Христа, цитировала трактаты не только японские и китайские, но и заморские, из южных варварских стран, так что сама Тёкон, похоже, была сражена красноречием госпожи.
12. Тем же вечером Симо привиделось, будто на вершину сосны, что растёт в саду перед покоями госпожи, спустился с неба золотой крест; испугавшись не на шутку, она принялась выпытывать у меня, какое несчастье сулит такой знак. Правда, Симо подслеповата и вдобавок трусиха, за что её все дразнят, а посему вполне вероятно, что золотым крестом могла оказаться просто Утренняя звезда.
13. Пятнадцатого дня снова явилась Тёкон и вновь твердила те же слова, но госпожа отвечала: «Сколько ни повторяй ты одно и то же, решения своего я не изменю!» Тут уж и Тёкон, видимо, осерчала, и, удаляясь, бросила: «Вижу я, какой груз лежит у вас на сердце! Вот и выглядите вы, будто вам уже за сорок!» Госпожа тоже, вероятно, разгневалась, потому что изволила приказать, чтобы впредь Тёкон к ней не пускали ни под каким предлогом. И снова принялась возносить свои оратио, а всем нам было ох как неспокойно, ибо до нас уже дошли слухи, что переговоры завершились полным разрывом, и теперь даже Умэ стало не до смеха.
14. В тот же день услыхали мы также, что Ивами и Сёсай снова повздорили с самураем Игой Инатоми. Этот Ига Инатоми известен был как мастер оружейной стрельбы, в учениках у него ходили даже вассалы других княжеств, и стяжал он добрую славу, а потому поговаривали, будто Ивами и Сёсай завидуют ему и оттого не упускают случая затеять с ним свару.
15. Ночью Симо приснилось, что в усадьбу ворвались самураи Дзибусё. Она ужасно перепугалась, вскочила с постели и с криком побежала по галерее.
16. Шестнадцатого дня в десять часов утра вновь явились Ивами и Сёсай, вызвали Симо и велели: «Передай госпоже, что сегодня утром был посланец от господина Дзибусё, требовал выдать в заложницы госпожу и грозился, что в случае отказа заберут её силой. Мы ответили на эти дерзкие речи, что положим свои жизни, но госпожу не выдадим. Поэтому скажи, что ей следует готовиться к худшему!» По словам Симо, в тот день у Сёсая, как нарочно, разболелись зубы, и потому держать речь он поручил Ивами, а тот распалился до такой степени, что Симо боялась, как бы он, войдя в раж, и её не прикончил.
17. Выслушав рассказ Симо, госпожа Сюрин изволила позвать к себе супругу господина Ёитиро на тайный совет. Впоследствии я узнала, что она уговаривала бедняжку вместе свести счёты с жизнью. Ах как же это печально! Хотя жизнь наша во власти Небес, на этот раз виной всему прежде всего беспечность самураев, оставленных для охраны, а также упрямство самой госпожи Сюрин, которое и приблизило её погибель. А кроме того, если она призывала супругу господина Ёитиро умертвить себя с нею вместе, как знать, уж не повелела бы она и нам сопровождать её в царство мёртвых? Такие предчувствия одолевали нас всё сильней с каждой минутой, так что, когда госпожа наконец приказала нам явиться в её покои, все мы встревожились и гадали, какое последует приказание.
18. Явившись к госпоже, услыхали мы такие слова: «Пришёл наконец и мой черёд отправиться в рай, именуемый «парайсо», чему я несказанно рада!» Однако по бледному её лицу и дрожанию голоса я догадалась, что речи эти неискренни. Затем госпожа изволила добавить, что один лишь тяжкий груз лежит у неё на сердце и не даёт упокоиться с миром, – это забота о нашем благополучии. «Если не очистите вы свои помыслы и не обратитесь в христианскую веру, то однажды все попадёте в ад, именуемый «инферуно», в логово самого дьявола. Посему откройте свои сердца и примите учение Царя Небесного. В противном случае вы все до единой отправитесь на тот свет вместе со мною и отринете греховное земное существование. Тогда я самолично стану молиться о ваших душах архангелу, а тот, в свою очередь, вознесёт молитвы Царю Небесному Дсэусу Кирисуто, дабы всем нам открылись врата прекрасного парайсо…» Тогда все мы, тронутые такой заботой, со слезами благодарности на глазах тут же, без малейшего промедления, дружно объявили, что принимаем христианство, отчего госпожа, очевидно, почувствовала крайнее удовлетворение и возвестила, что более ничем не тяготится и сможет умереть с миром, а нам сопровождать её на тот свет без надобности.
19. Затем госпожа Сюрин вручила Симо прощальные письма для князя и молодого господина Ёитиро, после чего чужеземными знаками написала ещё одно послание некоему отцу Грегорио, и это письмо вручила мне. В послании содержалось всего пять или шесть строк, однако на него у госпожи ушло не меньше часа. Оговорюсь также, что, когда я впоследствии передавала послание вышеупомянутому Грегорио, послушник-японец строго высказал мне, что христианская вера запрещает любое самоубийство, поэтому госпоже Сюрин невозможно будет попасть в парайсо, и она отправится в ад, однако несправедливость эту можно упредить, если провести вознесение молитв, именуемое «месса», ибо молитва обладает безмерною благостью. Он заключил также, что устроить подобную мессу не составит труда, следует только дать ему серебряную монету.