Трудно поверить, что и народ неохотно признаёт гения. К тому же такое признание всегда весьма комично.
Трагедия гения в том, что его окружают «скромной, приятной славой».
Иисус. Мы играли вам на свирели, и вы не плясали.
Они. Мы пели вам печальные песни, и вы не рыдали.
Не нужно «отдавать свои голоса за тех, кто не защищает наших интересов». Любой республиканский строй утверждает ложь, будто вместо «наших интересов» устанавливаются «государственные интересы». Нужно помнить, что эта ложь не исчезает и при советской власти.
Взяв две слитые в одну идеи и тщательно исследовав точки их соприкосновения, вы сразу же обнаружите, как много заключено в них лжи. В этом причина того, что любое устойчивое выражение проблематично.
Не потому ли в нашем обществе всякий высказывающий рациональное суждение делает это на самом деле от нерациональности, потрясающей нерациональности.
Больше всего меня потрясает то, что Ленин был самым обычным героем.
Те, кто борется со случайностью, то есть Богом, всегда полны таинственного достоинства. Не составляют исключения и азартные игроки.
Испокон веку отсутствие среди увлечённых азартной игрой пессимистов показывает, как поразительно схожа азартная игра с жизнью человека.
Закон запрещает азартные игры не потому, что осуждает перераспределение богатства с их помощью, а лишь потому, что осуждает экономический дилетантизм.
Скептицизм зиждется на некой вере – вере, что нет сомнения в сомнении. Возможно, здесь кроется противоречие. Но скептицизм в то же время сомневается в том, что может существовать философия, основанная на вере.
Став правдивым, мы обнаружим, что не каждый способен на это. Вот почему мы испытываем страх, решив быть правдивым.
Я знал одну лгунью. Она была счастливее всех. Но все считали, что она лжёт, даже когда говорила правду, потому что лгала слишком искусно. Именно это в глазах окружающих было, несомненно, самой большой её трагедией.
Я тоже, как всякий художник, искусен во лжи. Но никогда не мог угнаться за лгуньей. Она помнила свою ложь многолетней давности, словно солгала пять минут назад.
Как ни прискорбно, но мне известно и другое. Бывает правда, о которой можно рассказать только с помощью лжи.
Господа, вы боитесь, что благодаря искусству молодёжь деградирует. Прошу вас, успокойтесь. Она деградирует не так быстро, как вы.
Господа, вы боитесь, что искусство отравляет народ. Но я прошу вас, успокойтесь. Уж вас-то искусству не отравить. Не отравить вас, не способных понять прелесть искусства двухтысячелетней давности.
Покорность – это романтическое раболепие.
Создавать что-либо не обязательно должно быть трудно. Но желать всегда трудно. Во всяком случае, желать то, что заслуживает быть созданным.
Желающие узнать свои достоинства и недостатки должны основываться на сделанном ими и посмотреть, что они собираются сделать в будущем.
Идеальный солдат должен безоговорочно подчиняться приказу командира. Безоговорочно подчиняться – значит безоговорочно отказаться от критики. Следовательно, идеальный солдат должен прежде всего потерять разум.
Идеальный солдат должен безоговорочно подчиняться приказу командира. Безоговорочно подчиняться – значит безоговорочно отказаться от того, чтобы брать на себя ответственность. Следовательно, идеальный солдат должен предпочитать безответственность.
Военное образование не более чем передача знаний в области военной терминологии. Другие знания и навыки могут быть получены и помимо военного образования. Действительно, разве в военных и военно-морских школах не работают специалисты в области механики, физики, прикладной химии, языка? Это само собой разумеется, а кроме того, там работают и специалисты по кэндо, дзюдо, плаванию. К тому же, если вдуматься, сама военная терминология, в отличие от научной, является общеупотребительной. Таким образом, можно с полным основанием утверждать, что военного образования в чистом виде фактически не существует. И нельзя выдвигать в качестве проблемы то, чего фактически не существует.
Нет ничего более бессмысленного, чем выражение «бережливость и воинственность». Воинственность – это расточительность в международном масштабе. Действительно, разве не расходуют великие державы огромные средства на вооружение? И если не хочешь выглядеть идиотом, лучше перефразировать это выражение так: «бережливость и расточительность».
Думать, что мы, японцы, ещё две тысячи лет назад были верны императору и почитали родителей, всё равно что думать, будто бог Сарудахико употреблял косметику. Может быть, вообще пересмотреть все исторические факты?
Японские пираты доказали, что и мы, японцы, вполне способны быть на равных с великими державами. В грабежах, резне, разврате мы нисколько не уступали испанцам, португальцам, голландцам, англичанам, приплывшим к нам в поисках «Золотого острова».
Меня часто спрашивают: «Вам, конечно, нравятся “Записки от скуки”?» Но, как это ни прискорбно, они никогда не доставляли мне удовольствия. Честно говоря, я не понимаю, что снискало этому произведению столь большую известность, хотя и признаю, что оно вполне подходит как учебник для средней школы.
Один из симптомов любви – неотступная мысль, скольких она любила в прошлом, и чувство смутной ревности к этим воображаемым «скольким».
Ещё один симптом любви – острое желание находить похожих на неё.
Мысль о смерти, которую вызывает любовь, как мне кажется, имеет в своей основе теорию эволюции. Самки пауков и пчёл сразу же после оплодотворения жалят и убивают самцов. Слушая оперу «Кармен» в исполнении итальянской труппы, я в каждом движении Кармен видел пчелу.
Любя женщину, мы нередко вступаем в связь с другой, которая служит ей заменой. И часто делаем это совсем не потому, что любимая отвергла нас. Иногда малодушие, иногда эстетика не позволяют нам ограничиться одной женщиной для наших жестоких развлечений.
Женитьба – эффективное средство регулирования чувственности. Но она не может служить столь же эффективным средством регулирования любви.
Женившись, когда ему было за двадцать, он после этого ни разу не влюблялся. Как это вульгарно!
От любовных приключений нас спасает не рассудок, а скорее слишком большая занятость. Чтобы полностью отдаваться любви, прежде всего необходимо время. Вспомните любовников прошлого: Вертера, Ромео, Тристана – всё это люди праздные.
Настоящему мужчине работа всегда была дороже любви. Если сомневаетесь в этом, прочтите письма Бальзака. Он писал графине Ганской: «Если б это письмо обратить в рукопись, сколько франков оно стоило бы!»
Давным-давно к нам домой приходила парикмахерша, у неё была дочь. Я до сих пор помню бледное личико этой девочки лет двенадцати. Парикмахерша строго следила за её манерами. Она наказывала дочь всякий раз, когда та лежала на татами, не подложив под голову валик. А недавно мне рассказали, что незадолго до землетрясения эта девушка стала гейшей. Узнав об этом, я, естественно, пожалел девушку, но в то же время не мог сдержать улыбку. Став гейшей, она, несомненно, следуя строгим поучениям матери, подкладывает под голову валик.
Свободы хотят все. Но так кажется только со стороны. На самом же деле в глубине души свободы не хочет никто. Разве не доказывается это тем, что даже бандит, который, нисколько не колеблясь, лишит жизни любого, будет утверждать, что убил человека только во имя блага государства? Однако свобода – это отсутствие всяких ограничений, то есть возможность считать ниже своего достоинства разделить ответственность за что бы то ни было, будь то Бог, будь то нравственность, будь то общественные традиции.
Свобода подобна горному воздуху. Для слабых она непереносима.
Видеть свободу – всё равно что зрить лик Божий.
Свободомыслие, свободная любовь, свободная торговля – в бокал каждой из этих «свобод» влито довольно много воды, к тому же воды несвежей.
Чтобы считаться человеком, у которого слово не расходится с делом, нужно достичь совершенства в умении оправдываться.
Даже если бы существовал мудрец, не обманувший в своей жизни ни одного человека, нет мудреца, не обманывавшего человечество. Самая действенная уловка буддийского священника – духовный макиавеллизм.
Рьяные поборники искусства для искусства в большинстве своём импотенты в искусстве, подобно тому, как рьяные националисты в большинстве своём люди, лишённые родины. Никому из нас не нужно то, что мы уже имеем.