Я слышал, что в Японии побывал Ибаньес. Пробыл он всего несколько дней и ограничился прогулкой по улицам. Среди книг о нём наибольшей известностью пользуется «V. Blasco-Ibanez, Ses romans et le roman de sa vie». Camille Pitollet[45]. Но мне не удалось её прочесть. Пару лет назад я узнал об этой книге в одном из европейских журналов.
«Я пишу романы, потому что не писать не могу… Юношеские годы я провёл в тюрьмах. Меня сажали по меньшей мере раз тридцать. Иногда сидел подолгу. Бывало, в стычках меня жестоко избивали. Я подвергался таким физическим мукам, какие только может испытать человек. Бывало, оказывался на самом дне бедности. А однажды меня даже избрали депутатом парламента. Был другом турецкого султана, жил в роскошном дворце. Потом стал промышленником и вертел миллионами. В Америке построил деревню. Я рассказываю об этом, чтобы показать, что могу создавать романы, основывающиеся на жизни. Чтобы показать, что я не пишу их чернилами на бумаге, а создаю всей своей жизнью».
Это слова самого Ибаньеса, приводимые в книге Питолле. Прочтя их, я всё равно не думаю, что выдающийся мастер Ибаньес действительно, как он говорит, создавал свои романы «всей своей жизнью». Я убеждён, что он просто создаёт себе рекламу.
Плывя в Шанхай, я разговорился с капитаном нашего судна «Тикуго-мару». Мы беседовали о насилиях, чинимых партией «Сэйюкай», о «справедливости» Ллойд Джорджа. Держа в руках мою визитную карточку, он с интересом посмотрел на меня, слегка наклонив голову.
«Странная фамилия Акута-гава. О-о, газета “Осака майнити”, ваша специальность политика и экономика?»
Я ответил ему первое, что пришло в голову.
Через некоторое время мы заговорили о большевизме. Я назвал чью-то статью, как раз в этом месяце появившуюся в «Тюо корон», но капитан, к сожалению, не был читателем этого журнала.
«“Тюо корон”, конечно, хороший журнал, но…»
Заявив это, капитан продолжал с кислой миной:
«Слишком много всяких романов там печатается, просто покупать его не хочется. Может, лучше перестать публиковать их?»
Я изобразил на лице сочувствие:
«Вы правы. Романы – бич журнала. Я сам всё время думаю, как хорошо, если бы их там не было».
После этого разговора я почувствовал к капитану особое расположение.
«Лёжа в постели, рассказываю жене, что терпеть поражение в сумо недопустимо». Это трёхстишие о сумо великого Бусона. Существуют самые разные толкования слов «терпеть поражение недопустимо». Как видно из «Лекций о трёхстишиях Бусона», Хэкигодо Кёси, а за ним и Кимура Каку считают, что эти слова обращены в будущее, как бы констатируя факт: «Поражение в сумо, которое должно состояться завтра, недопустимо, и об этом сумо, потерпеть поражение в котором недопустимо, я рассказываю жене, лёжа в постели» – так объясняют они это выражение. Я же всегда, и раньше, и теперь, обращал эти слова в прошлое.
«Сегодня потерпел недопустимое поражение в сумо. И вот теперь рассказываю об этом жене, лёжа в постели» – так я понимаю выражение, употреблённое Бусоном. Если бы эти слова были обращены в будущее, то акценты во фразе были бы расставлены по-другому и построена она была бы иначе. Причём это не вопрос грамматики, а вопрос художественного восприятия: как понимать «недопустимо терпеть поражение». В «Лекциях о трёхстишиях Бусона» Масаока Сики и Найто Мэйсэй тоже толкуют эти слова как обращённые в прошлое.
«Страшно хорошо», «страшно холодно» – всего лишь несколько лет назад слово «страшно» стало употребляться в Токио в таком значении. Разумеется, было бы неверно утверждать, что слово «страшно» в Токио вообще не употреблялось. Но раньше оно всегда несло в себе некое отрицательное значение – например, «страшно неподходящий», «страшный беспорядок».
Употребление этого слова в положительном смысле, ставшее таким модным, родилось как диалектное в провинции Микава. Примеры такого употребления жителями Микавы слова «страшно» можно увидеть в поэтическом сборнике «Сарумино», вышедшем в четвёртом году Гэнроку.
Осенний ветер.
Как страшно ласкает он
Мисканта ветви.
Прошло более двухсот лет, пока слово «страшно» в таком значении пришло из провинции Микава в Эдо. Ничего не поделаешь: «Страшно запоздало».
В словаре «Гэнкай» слово «кошка» толкуется так: «Кошка… небольшое домашнее животное. Широко известна. Ласкова, легко приручается. Держат её потому, что хорошо ловит мышей. Но имеет склонность к воровству. Внешне похожа на тигра, но в длину не достигает и двух сяку…»
Действительно, кошка часто тащит со стола сасими. Но если утверждать, что кошка имеет «склонность к воровству», то есть все основания говорить, что собака имеет склонность к разврату, ласточка – врываться в дом, змея – к запугиванию, бабочка – к странствиям, акула – к убийству. Исходя из этого, составителя словаря «Гэнкай» Оцуки Фумихико можно назвать старым учёным, склонным к злостной клевете на птиц, зверей, рыб и моллюсков.
В Японии число изданий указывается наобум. Мне рассказывали, что один довольно крупный издатель, преподнося министерству внутренних дел отпечатанную всего в двух экземплярах книгу, считал эти экземпляры первым изданием. Даже если эта история и выдумана, всё равно происходит издевательство над читателями нашей страны, покупающими книги, когда в целях рекламы широковещательно объявляют: пятидесятое издание, сотое издание.
Совершенно не заслуживает доверия и число изданий, указываемых во Франции. Например, в последние годы жизни Золя двести экземпляров его романа считались одним изданием. Но это порочная практика. И мы, конечно, не должны её импортировать, как духи или театральные сумочки. Издательство «Меркюр» на каждой выпускаемой книге ставит номер экземпляра. Нам сложно учить «Меркюр», но, несомненно, важнейшая задача профсоюза японских издателей – чётко определить, сколько экземпляров составляют одно издание, чтобы называть их число без обмана. Однако я думаю, что этот очевидный способ прекрасно известен достаточно умным руководителям профсоюза издателей. Не прибегают они к нему, видимо, забыв горький урок: если хочешь иметь хорошую книгу, выбирай такую, которая имеет мало изданий.
Хаякава Котаро в конце своей книги «Повести, собранные в Ёкояме провинции Санею» приводит песни-заклинания.
Песня-заклинание против воровства: «Спите, балки, прошу, стропила, пусть всё, что должно случиться, привидится во сне».
Песня-заклинание против огня: «Застывшие опоры, ледяные стропила, лежащие на снежных брусьях, крыша, залитая дождём, покрытая инеем».
Во всех песнях люди древности видели свою жизнь в «доме» и отождествляли с ним своё благополучие. Это чувство давным-давно умерло в нас. А те, кто родится после нас, прочитав эти песни-заклинания, вообще останутся равнодушными. А может быть, эти песни заставят их, настроивших железобетонных жилищ, вспомнить притулившиеся у горы крытые тростником домишки.
Продолжаю рекламу. «Повести, собранные в Ёкояме провинции Санею» Хаякавы – это самое интересное собрание преданий после «Повествований, собранных в Тоно» Кунио Янагиты. Они вышли в издательстве «Кёдо кэнкюся» и стоят всего семьдесят сэнов. Я не знаком с Хаякавой и, разумеется, рекламирую «Повести» не по его просьбе.
Примечание. Лет сорок – пятьдесят назад подобные песни-заклинания существовали и в Токио: «Спите, балки, прошу, стропила, слушайте и вы, брусья, на рассвете в шесть часов поднимите меня».
«Страшно» в положительном смысле не токийское словечко. Раньше в Токио оно употреблялось лишь в отрицательном смысле: «страшно неподходящий», – но с недавнего времени стало употребляться и в положительном. Например, «страшно красивый», «страшно вкусный». Я уже говорил, что «страшно» в положительном смысле употребляется в «Сарумино». После этого Симаги Акахико обратил моё внимание на то, что «страшно» входит и в другие словосочетания.
Осенний ветер.
Как страшно ласкает он
Мисканта ветви.
Недавно, читая подряд всё, что попадало под руку, я наткнулся на такое «страшно» в разделе «Весна» из сборника трёхстиший «Весна, лето, осень, зима. Продолжение».
Как страшно многолики
Куклы хина,
Которых можно в городе купить.
Судя по подписи, Сиин, живший в эпоху Гэнроку, был родом из провинции Микава. Интересно, из какой провинции был Каё, живший в эпоху Мэйдзи?
Вряд ли нужно говорить, как много выдающихся поэтов были учениками Басё. Если же говорить о том, кто наиболее полно повторил путь Басё, то нужно в первую очередь назвать Найто Дзёсо. Во всяком случае, никто из учеников Басё не передал так, как он, в своих трёхстишиях саби, которое мы находим у Басё. Недавно я прочёл «Сборник Дзёсо», составленный Нодой Бэттэиро, и это чувство во мне окрепло ещё больше (вступление опускаю).
Грязное деревянное изголовье.
Снег ещё не стаявший
В горах Ибуки.
Охара,
Кружатся, кружатся бабочки.
Луна в тумане.
Ветер в долине.
Бредут по Аоте странники,
Гости моей хижины.
Горная деревушка
На маленькой ширме.
Прохладно на сердце.
Растревоженные громом
Порхают, порхают
Бабочки-медведицы.
Светлячки вылетают