— Че тебе надо, болван? — парень с презрением смотрел на Ивана. — Про дверь я не пошутил, если увижу на ней хоть царапину, будешь всю жизнь мне на ремонт сбрасывать бабло, понял?
— Не могли бы вы сделать музыку тише? — спокойно, сдерживая ярость, попросил Иван. — В вашем подъезде живете не только вы, проявите уважение!
— Чего проявить? — вытаращил от удивления глаза парень. — Уважение? К кому? К этим нищебродам и отребью? А пошли они, и ты катись отсюда, пока я тебя с лестницы не спустил!
— И еще, пожалуйста, уберите свой автомобиль, он препятствует доступу коммунальных служб к месту вывоза отходов!
— Ты глухо или больной? — Хозяин квартиры смотрел на Ивана с удивлением и злостью. — Да плевать мне на этот мусор! И не только на тот, что в баках, но и тот, что по соседству живет! Че они мне сделают? Знают же, кто мой отец! Пусть и сидят по своим норам, как крысы, и в мусоре копошатся! А ты, если еще хоть на минуту тут задержишься, получишь по роже! А потом за решетку отправишься, понял? Вали отсюда, если не дурак.
Дверь стала закрываться, и Иван быстро просунул ногу в щель, не давая наглому хаму закрыть ее.
— Слышь, ты че, охренел? — сразу же разъярился нарушитель тишины. — Давно по рогам не получал?
Иван был в очень плохом настроении, голова снова начала болеть, а звуки музыки, несущиеся из квартиры, вызывали тошноту и желание разбить колонки, из которых они выходили, причем желательно об голову владельца.
Иван протянул руку и схватил орущего парня за ухо. Пальцы у Вани стали просто железными, он резко выкрутил ухо нарушителя спокойствия.
— Ой, ой, ой, ой! — визгливо заверещал тот. — Больно же! Отпусти!
— Музыку выключи! — жестко сказал Иван, сильнее сжимая ухо.
— Как я ее выключу отсюда? — чуть не плача спросил парень. — Ай! Да отпусти ты!
— А мне плевать! — Иван готов был действительно оторвать наглому засранцу ухо. — Я сказал: выключи!
— Музыка, стоп! — заорал хозяин квартиры, и ревущие звуки в миг умолкли.
Иван невольно повертел головой, ему на мгновение показалось, что он оглох.
— Доволен? — злобно спросил парень. — Теперь отпусти меня!
— Да щас! — Иван потянул хама за ухо, и тот на цыпочках вышел из квартиры.
— Я же не одет! — кричал нарушитель спокойствия на весь подъезд.
— Ничего, на улице тепло, — холодно отвечал Иван.
Так, вдвоем они вышли из подъезда. Иван подтащил свою жертву к автомобилю и от души проехался лицом мажора по черному капоту.
— Вот, видишь, мусорные баки? — спросил он. — А вот тут объявление с просьбой не ставить тут машины? Видишь?!
— Вижу! — скрипя зубами от боли и унижения, ответил парень.
— А читать умеешь?
— Умею! Ай! — выкрикнул хозяин машины.
— А раз умеешь, то почему свой гроб на колесиках тут поставил? — Иван подвел парня к висящему на одном из баков объявлению и, словно котенка в лужу, несколько раз хорошенько приложил того лбом об объявление. Раздался глухой звон. Иван не мог точно поручиться, баки издали этот звук или голова его жертвы.
— Эй, ты! — раздался голос от подъезда. — Ну-ка, отпусти его!
Иван обернулся. У подъезда стояла толпа жильцов.
— В каком это смысле? — удивленно спросил он. — Я же для вас это делаю? Вам что нравится терпеть его выходки?
— Не твоего ума дело, что нам терпеть, а что — нет! — из толпы вперед вышел высокий мужчина с объемным животом, который предательски выглядывал из-под широкой майки и нависал над голубыми джинсовыми шортами, словно утес над морем. — Ты щас уйдешь отсюда и забудешь про это место навсегда, а нам тут еще жить!
— Вот именно! — Иван всплеснул руками и невольно выпустил ухо парня. Тот опрометью кинулся к подъезду.
— Ну, молись, падаль! — прокричал он у двери подъезда и бросился вверх по лестнице.
— Вам что, и правда это все нравится? — Иван не мог в это поверить.
— Может, и не нравится, — ответил пузатый мужчина, — только нам с ним жить дальше, так что лучше уж потерпеть, чем нажить себе врага с такими связями, деньгами и положением.
— Так почему вы ничего не делаете? — воскликнул Иван.
— А что тут сделать? — вздохнул его собеседник и остальные жильцы согласно закивали. — Чуть что он просто папаше звонит и все. Был бы человек, а за что его посадить всегда найдется. Вот и сидим, помалкиваем. А ты давай, вали отсюда и больше никогда тут не появляйся. Давай, давай. Неровен час он с пушкой вернется!
Иван постоял мгновение, сжимая и разжимая кулаки. Затем развернулся на пятках и бросился прочь от подъезда. Внутри него все полыхало и горело. Какой к черту коммунизм? Ничего с такими не сделаешь уже! Рабское мышление настолько прочно укоренилось в них, что вытравить его казалось делом абсолютно безнадежным.
Уже выскакивая из двора, он услышал возмущенные гневные крики от подъезда.
— Я тебя найду, сволочь! — в исступлении орал хозяин джипа. — Лучше тебе сквозь землю провалиться, чем попасться мне на глаза!
Иван выскочил из подворотен на узкую улочку, ведущую прямо к Дому культуры, бросил взгляд на часы. Он уже опаздывал.
Город жил своей жизнью. Собачники выгуливали своих питомцев, мамы с детишками в колясках, неспешно прогуливались под тенистыми деревьями, что росли вдоль тротуара.
Иван ускорил шаг. Сквер уже близок. Рядом с ним уже стояла машина скорой помощи, дежурили пожарные, и, конечно же, половину улицы заняли автомобили полиции, много автомобилей. Иван взглянул на памятник. Возле пятиметровой обшарпанной, но тем не менее, не утратившей величие статуи собралось около дюжины пожилых людей, они стояли, сцепив согнутые в локтях руки, и смотрели на мужчину в деловом костюме, с мегафоном в руках.
Иван вспомнил детство, вспомнил, как гулял в этом сквере вместе с дедушкой, а тот рассказывал ему всякие истории из жизни вождя, как тот сидел в тюрьме, несправедливо осужденный, как писал письма на свободу молоком, чтобы охрана не могла их прочесть, как ел чернильницы, что сам же лепил из хлеба. Маленького Ваню поражали эти истории, поражала та сила ума, что жила в вожде. Он смотрел на высоченную статую, и ему казалось, что именно это и останется в мире незыблемым, что вот оно — настоящее, самая настоящая жизнь.
Чуть в стороне от статуи Иван заметил бульдозер и скучающего рядом с ним водителя спецтехники в оранжевом комбинезоне. Выходит, шишки из администрации уже все решили, а значит, что всем участникам митинга грозит опасность. Из полицейских автомобилей выбирались люди в черной форме, со шлемами на головах и прозрачными пластиковыми щитами в руках.
— Вот же черт! — вполголоса выругался Иван и собирался было уже скрыться в толпе зевак, как вдруг услышал знакомый голос.
— Иван!? Иван, это вы? — Пожилая женщина с похорон махала ему свободной рукой. — Вы все-таки пришли! А тут многие не верили и сомневались! А я знала и верила, что вы придете!
Ивану пришлось пробираться сквозь толпу, чтобы оказаться рядом с женщиной.
— Видите, не так нас и много, — словно извиняясь, произнесла женщина, — но это не значит, что мы отступим! Они хотят снести последнюю статую вождя в городе! Это неправильно! Статуя — не только символ коммунизма, но и памятник истории! Он часть города, часть людей, что жили и живут здесь!
Последние слова женщина почти выкрикнула, и единомышленники подержали ее нестройным гулом.
Иван вздохнул и выбрался из толпы, оказавшись непосредственно возле памятника.
— Да черт с ним! — выругался он и решительно встал в цепь митингующих, сцепившись локтями с пожилым мужчиной в брюках и клетчатой рубашке и своей новой знакомой.
— Татьяна Михайловна это я, — представилась женщина, — спасибо вам, что пришли, что не остались равнодушным.
Раздался хрип и треск помех. Мужчина с мегафоном прокашлялся и заговорил.
— Уважаемые пенсионеры, — его взгляд упал на Ивана, и он ненадолго запнулся, — да, пенсионеры и те, кто к ним присоединился. Пожалуйста, отойдите от статуи! Спецтехника готова приступить к работе. Во избежание травм отойдите в сторону!
— Или что? — выкрикнул кто-то из цепи. — Переедете нас? А, мы старики, но мы еще молоды душой и готовы к подвигам! Каждый из нас готов стоять до последнего! Как стояли наши отцы, деды и прадеды!
— Вы не имеете права сносить статую! — закричала Татьяна Михайловна. — Это последний памятник архитектуры в городе, который связан с Советским прошлым страны! Вам, может, и не нравится наше прошлое, но та статуя символизирует мощь и силу человеческого духа! Мы не уйдем и не сдадимся!
— Черт с вами! — прокричал мужчина в мегафон. — В таком случае, я вынужден вас огорчить! Со мной отряд ОМОНа, и все, кто будет сопротивляться, будут задержаны и отправлены в ближайший полицейский участок!
— Врешь! Не возьмешь! — закричал кто-то в цепи, и все остальные подхватили этот клич.
— Не возьмешь! Не возьмешь! — сканировали митингующие, Иван почувствовал, как его рот открывается, и он присоединяется к хору голосов. Он чувствовал единение с этими людьми. То, чего ему так не хватало в настоящий момент. После происшествия по дороге он совершенно разочаровался в людях и этом мире, но сейчас, стоя в цепи, чувствуя прикосновения совершенно чужих ему людей, он вдруг ощутил душевный подъем, он так бы хотел проснуться в мире, где все люди похожи на Татьяну Михайловну или на его дедушку.
ОМОН выдвинулся из-за спины мужчины с мегафоном и медленно направился в сторону протестующих, стуча дубинками по щитам. Иван почувствовал, как стали подгибаться ноги. Асфальт слово стал мягким и, как болото, постепенно затягивал его.
— Стоим! — кричала Татьяна Михайловна. — Стоим! Пока мы вместе — мы непобедимы!
Первый полицейский выбросил вперед руку в черной перчатке и схватил одного из пенсионеров за руку. Резким рывком он подтащил мужчину к себе. Тот отчаянно сопротивлялся и все норовил ударить здоровенного омоновца. Однако бить закованного в черную броню здоровяка было все равно, что колотить голыми руками по бетонной стене.