ь его, но Ребозо воспротивился.
— Пусть поищет, — сказал он. — Дай время.
Не успел он договорить, как пес задрал голову и победно гавкнул, после чего рванул по следу во всю прыть. Он так рвался вперед, что хозяин едва поспевал за ним. Ребозо прокричал приказ, и с полдесятка солдат бросились за собакой и ее хозяином. По подъемному мосту уже бежали новые воины, а с ними и младший колдун в черном как смоль балахоне.
Отряд, отправленный в погоню, громко протопал по склону замкового холма, выбежал на равнину, догнал ищейку. Вскоре все они скрылись под покровом леса.
Весь день и всю ночь шли поиски. Ребозо отдавал распоряжения, посылал за свежими ищейками, возглавлял отряды гвардейцев. Погоня получилась долгой и тяжелой — ведь Ачерезе бежал быстро, он даже не останавливался поспать. Может быть, страх гнал его вперед. Порой он петлял, порой переплывал поток шириной ярдов в сто, залезал на деревья и перебирался с ветки на ветку. Но там, где его не могли найти по запаху собаки, могли отыскать колдуны.
И в конце концов Ачерезе, израненного, всего в крови, привели к канцлеру. Тот кивнул. Глаза Ребозо сверкали.
— На допрос его, — распорядился он.
— Нет! Нет! — закричал Ачерезе.
Он кричал всю дорогу, пока его вели к камере пыток, кричал, когда его привязывали к дыбе. Агония и страх смешались в его хриплом крике.
Ребозо стоял за спиной у короля, смотрел на Ачерезе и сам дрожал от страха.
— За что ты убил моего сына? — рявкнул Маледикто.
— Я не делал этого! Я этого не делал!
— Еще, — прошипел Маледикто, а Ребозо, стуча зубами и широко раскрыв глаза, кивнул палачу.
Тот ухмыльнулся и поднес к коже Ачерезе каленое железо. Ачерезе кричал и кричал, а потом его крики перешли в слова:
— Я... его только... там... нашел, я не убивал...... Ай-яй-яй-я-а!
— Признавайся! — ревел король. — Мы знаем, что ты это сделал, почему ты отрицаешь это?
— Но я не делал этого! — завывал Ачерезе. — Я его только нашел... — Ия-а-а-а-а-а!
Так это и продолжалось, пока вконец измученный и обессиленный Ачерезе не сказал им то, что они хотели услышать.
— Да-да! — прокричал он. — Я сделал это! Я украл кинжал и заколол его, это я, я! Только пусть мне не будет так больно!
— Продолжить пытки! — распорядился Маледикто и с угрюмым удовлетворением стал смотреть, как корчится и извивается на дыбе конюх.
Сверкая глазами, король слушал, как вопли Ачерезе сменяются мольбами о пощаде. Король дрожал от восторга, когда надтреснутый голос несчастного все еще пытался что-то произнести. Но когда залитый кровью, избитый Ачерезе забормотал молитвы и призвал на помощь Бога, Маледикто прошипел:
— Убей его!
Опустилось лезвие меча, и агония Ачерезе прекратилась. Король Маледикто стоял и смотрел на изуродованный труп с мрачной радостью, но вдруг выражение его лица сильно изменилось: опустились брови, поникли плечи, залегли морщины тоски. Он отвернулся угрюмый и грозный. Ребозо проводил короля взглядом. Перемена в настроении владыки испугала и удивила его. Канцлер поспешил вслед за Маледикто.
Но король захлопнул за собой дверь, ведущую в его покои, и принялся осыпать проклятиями слуг, требуя, чтобы все убирались к черту. Ребозо отвернулся и, вздохнув, побрел прочь. В королевской семье был еще один человек, которому следовало бы узнать о случившемся. Нет, то была не жена Маледикто — ее давно казнили за супружескую измену, которой сама она и не ведала, нет, то была и не жена принца — она умерла при родах. То был сын принца, внук Маледикто, — на сегодняшний день самый вероятный наследник престола.
Ребозо отправился в покои мальчика, располагавшиеся в дальнем крыле замка. Подойдя к двери, он собрался с духом, отдышался и постарался настроить себя на нужный лад — так, чтобы сочувствие сочеталось с твердостью, мягкость с жесткостью. Как только канцлер решил, что придал своему лицу нужное выражение и достиг требуемого расположения духа, он отправился к мальчику, чтобы сообщить ему, что он остался круглым сиротой.
Принц Бонкорро, конечно, расплакался. Ведь ему было всего только десять лет. И он никак не мог понять, как же такое могло произойти.
— Но почему? Почему? — хныкал он. — Почему Бог забрал моего папу? Он был такой хороший, он так старался делать то, что угодно Богу!
Ребозо вздрогнул, но все-таки нашелся:
— Значит, для него отыскали дела в Раю.
— Но для него и тут дел хватает! Тут много работы, тут жутко много работы! И эта работа очень важна для Бога! Разве Бог мог подумать, что мой папочка не справится? Разве он не старался изо всех сил?
Ну что на это ответишь?
— Может быть, и нет, ваше высочество. Королям приходится делать много такого, что посчиталось бы грехом для простолюдина.
— Это что же? — Слезы у мальчика мгновенно высохли, и он так посмотрел на канцлера, словно тот и был повинен в смерти его отца.
— Ну... убийство, например, — промямлил Ребозо. — То есть я хотел сказать — казни. Когда король казнит людей, совершивших ужасные, злобные поступки — ну, например, если они убивали других людей. Если бы таких людей не казнили, они бы вновь и вновь совершали ужасные поступки. А бывает, что других людей приходится убивать в бою. Пусть король и не всегда делает это сам, но он отдает такие приказы, ваше высочество.
— Так... — Бонкорро смерил старого канцлера взглядом с головы до ног, и того бросило в дрожь. — Ты хочешь сказать, что мой папа был слишком хорошим, слишком добрым, слишком мягким для того, чтобы быть королем?
Ребозо пожал плечами и небрежно махнул рукой.
— Не мне об этом судить, ваше высочество. В таких делах мало кто разбирается — это не в нашей власти, выше нашего понимания.
Но мальчик смотрел так, словно подобные мысли противны самой его сути. Ребозо поспешил продолжить:
— Знаете, ваш дедушка сейчас в страшной ярости. Он наказал того человека, который убил вашего отца, и...
— Наказал? — воскликнул Бонкорро. — Его поймали? Почему он это сделал?
— Кто знает, ваше высочество? — Ребозо чувствовал, что выдержка ему вот-вот изменит. — Зависть, страсть, безумие. — Ваш дед не стал ждать и выслушивать объяснения. Убийца мертв. Какая теперь разница?
— Большая, — возразил Бонкорро. — Для принца, который хочет жить.
У Ребозо мурашки по спине побежали — так это было сказано. Мальчик казался слишком взрослым для своих лет. Но, с другой стороны, от таких событий как раз и взрослеют — иной раз и мгновенно.
— Если вы хотите жить, ваше высочество, — вкрадчиво проговорил Ребозо, — было бы лучше, если бы вы несколько месяцев отсутствовали в замке. Дед ваш во гневе, а теперь еще и затосковал. Не могу представить, что он выкинет в следующую минуту.
— Не хочешь же ты сказать, что он сошел с ума?
— Я так не думаю, — медленно проговорил Ребозо, — но наверняка не знаю. И мне было бы гораздо спокойнее, ваше высочество, если бы вы спрятались.
— Но где? — Бонкорро принялся испуганно озираться, вдруг став беспомощным и растерянным. — Куда мне идти?
Ребозо неожиданно улыбнулся:
— Не в гардероб, ваше высочество, и не под кровать. Я имел в виду другое. Я хотел бы спрятать вас вне замка, вне нашей столицы Венарры. Я знаком с одним бароном, у него свое поместье. Он человек добрый и законопослушный и никогда не обидит принца. Он позаботится о том, чтобы вас никто не нашел, даже если его величество прикажет вас разыскать. Но он такого приказа не отдаст: я позабочусь о том, чтобы он не узнал, где вы находитесь.
Бонкорро нахмурился.
— А как ты это сделаешь?
— Я солгу, ваше высочество. О нет, не глядите на меня с таким укором. Это будет ложь во спасение, и это будет гораздо лучше, нежели оставить вас здесь, где ваш дед в любой момент может ударить вас, подвернись вы ему под руку.
Бонкорро поежился. Он видал Маледикто во гневе.
— Но он же колдун! Разве он не отыщет меня где угодно?
— Я тоже колдун, — спокойно отозвался Ребозо. — И замету ваши следы с помощью моего искусства — да так, что даже ему не под силу будет найти их. Это мой долг перед вами и перед ним.
— Ну да, конечно, — рассудительно кивнул Бонкорро. — Странно только, что тебе надо врать ему, чтобы сохранить ему верность.
— Придет день, и он поблагодарит меня за это, — заверил принца Ребозо. — А теперь пойдемте, ваше высочество, болтать некогда. Никто не знает, когда на вашего деда снова нападет приступ ярости. Нам нужно успеть уйти, пока он не вспомнил о вас.
Глаза принца Бонкорро широко открылись от страха.
— Он точно вспомнит! Как же мы... Ребозо?!
— А вот так. — Ребозо развернул просторный темный плащ и накинул на плечи мальчика. — Набросьте капюшон.
Бонкорро торопливо натянул на голову капюшон, постаравшись получше спрятать лицо. Теперь он мог видеть только прямо перед собой.
Ребозо надел похожий плащ и тоже натянул на голову капюшон.
— Ну вот, — сказал он. — Два беглеца, одинаково одетых, верно? И кто теперь скажет, что вы принц, а не сын дровосека? А теперь поспешим, мой мальчик! Уйдем через задние ворота!
Ров они переплыли в маленьком ялике, спрятанном за воротами. Бонкорро дрожал от страха, ожидая, что вот-вот на поверхности появится чудище с громадными глазами, но Ребозо пробормотал заклинание, и глаза, если и появлялись над водой, тут же сонно захлопывались и тонули. Маленькая лодочка скользила по темной маслянистой воде без весел и паруса, и Бонкорро гадал, как это канцлеру удается управлять ею.
А управлял Ребозо лодкой с помощью колдовства, конечно.
И Бонкорро решил, что ему следует выучиться колдовству, иначе так всю жизнь и придется зависеть от чужих милостей. Но только, конечно же, он не станет учиться черной магии — он не позволит Сатане овладеть собою так, как дедом. Он никогда не будет таким злобным, таким порочным! Мальчик знал, что Ребозо не такой. И еще он понимал: кто бы ни вонзил клинок под ребро его отцу, приказ об этом отдал сам король Маледикто. У Бонкорро не было доказательств, но он в них и не нуждался. Он не раз слышал, как дед и отец ссорились, слышал, как старик кричал на наследника и прокли