С другой стороны, нельзя ей говорить лишнего, пока этот Командор не заставит ее подписать кучу бумажек. Задачка…
Валерий Иванович еще раз посмотрел на спящего ребенка. Мелкий совсем. Выглядит не на одиннадцать-двенадцать, а на десять или даже помладше. И вот такой рвал у кого-то сердце?.. У другого ребенка, судя по всему?
Пожилой врач покачал головой. Ну что ж, от его собственных рук погибло людей куда больше — в том числе тогда, когда он был сам, считай, пацаном, немногим старше этого вот.
Он подошел к шкафу, достал с верхней полки противошоковое одеяло, подошел к кушетке и укрыл мальчика. Можно бы отнести его в ординаторскую, небось, легкий совсем. Но если нужно провести его маму, чтобы встретилась с сыном до того, как Командор замаринует ее часа на три заполнять разнообразные анкеты, то проще сюда.
Он взял коробочку с пробирками, выключил свет и вышел из лаборатории, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Мальчик за его спиной всхрапнул, перевернулся на бок и сунул сложенные руки под щеку.
Маму я, конечно, проспал. То есть не «конечно». Когда я услышал ее голос сквозь сон, то честно намеревался проснуться. Даже сказал что-то вроде: «Мама, я сейчас встану, подожди».
Но Афина только засмеялась.
— Давай-ка я лучше помогу тебе перебраться на нормальную кровать, а там спи, сколько хочешь. Позже поговорим.
Потом меня действительно куда-то отвели… или даже отнесли… нет, все-таки отвели, помню, что мама поддерживала меня за плечи. От нее слегка пахло знакомыми духами, которые она использует только по праздникам, и типичными «самолетными» запахами.
Потом меня завели еще куда-то, где была кровать — госпитальная, но не кушетка, с нормальным матрасом и даже чистым постельным бельем. На него-то я и рухнул. Мама накрыла меня одеялом и даже поцеловала в висок сухими губами. Смутно знакомый мужской голос — тот анестезиолог — сказал: «Прошу прощения, можно я задам вам странный вопрос о вашем сыне?» И мамин голос: «Задать вы можете, но я не обещаю, что отвечу». А потом снова врач: «Вы когда-нибудь видели, как он летает?» «Да, разумеется». «Своими глазами или на видео?» «Своими, конечно, он на встречу со мной прилетал и улетал… А в чем, собственно, дело?» «Да ни в чем, я же говорил, что странный вопрос. Просто мысль дурацкая мелькнула».
Прямо сквозь сон я подумал: блин, походу, анестезиолог о чем-то догадался — ну да, он же кровь у меня брал… Наверное, она как-то не так себя вела, эта кровь, как у детей-волшебников… О чем Аркадий думал, когда поручил это ему… Надо будет сказать…
Но даже это побуждение проснуться меня не заставило.
По-настоящему я проснулся, кажется, уже в середине дня. Точно не поймешь: по затянутому небом тучами не видно, где солнце, а часов в поле зрения не обнаружилось. Я лежал на боку в отдельной госпитальной палате, одиночной, маленькой, больше похожей на комнату в небогатой гостинице. Простенькая кровать, простенькая тумбочка, голое окно с поднятыми жалюзи, в которое видна — вот совпадение! — та самая парковка, декоративные туи и живая изгородь, где я несколько дней назад забирал маскировочную куртку.
Сев, я широко зевнул. Непривычно было чувствовать себя таким… небодрым. Обычно-то под Проклятьем я просыпался, сразу готовый к подвигам и беготне. А тут… ладно, идеальное здоровье меня так сразу не оставит, это понятно. Но вот это ощущение, что ты проспал то ли недостаточно, то ли наоборот, на несколько часов больше, чем нужно — о нем я успел прочно позабыть. И о желании срочно умыться и почистить зубы с утра, потому что во рту какая-то фигня творится, а не потому что просто привычка.
Так, тут есть собственный санузел, или придется идти в коридор? О, и зубную щетку где взять?
Только я об этом подумал, как дверь без стука отворилась и в палату вошла Леонида Романова с задумчивым выражением на крайне уставшем лице и прозрачным несессером в руках. В несессере я увидел дезодорант, тюбик с зубной пастой, зубную щетку и расческу. Под мышкой у нее были зажаты полотенце и какая-то пластиковая папка. Живем!
Увидев меня, докторша слегка вздрогнула.
— Кирилл! Уже проснулись? Вы еще десять минут назад так глубоко спали, я не хотела вас будить.
— Проснулся, — я снова зевнул, как бы противореча своим словам, но на сей раз не забыл закрыть рот.
— Тут за дверью туалет, можете воспользоваться. У меня к вам разговор, но это десять минут точно подождет. Вот смену белья не принесла. Аркадий обещал кого-то прислать с одеждой. Он просил вас по возможности не выходить из здания госпиталя.
— Как он?
— Неожиданно, — сказала Романова с еще более задумчивым выражением лица. — Я столько лет его наблюдаю, но… — женщина нахмурилась, потом мотнула головой. — Ладно, вы меня не о том спрашиваете. Здоров. Или, точнее сказать, стремительно возвращается к физиологическому оптимуму. Возможно, слишком стремительно, я понятия не имею, что у него будет такими темпами с суставами! Но сердечные ритмы в норме, показатели крови в норме, внутренние органы в норме, пищеварение… ну, я не назову это нормой, но, во всяком случае, оно точно работает.
— Жрет много? — предположил я, вспомнив слова анестезиолога и собственный опыт.
И тут же почувствовал, что сам ужасно хочу есть.
— Не то слово, — фыркнула Романова. — Но, во всяком случае, мои опасения насчет того, что магический орган попытается вернуть его в детство, не оправдались.
— А вы всерьез опасались?
— Ну, ваше объяснение показалось мне логичным, но я до последнего ждала катастрофического подвоха, о котором ни вы, ни я, ни Валерий Иванович просто не подумали… И не факт, что он нас еще не ждет.
— Да вы оптимистка.
— Я зав отделения трансплантологии в военном госпитале, вам лучше даже не представлять всех глубин моего оптимизма, — она неожиданно мне улыбнулась. — Серьезно, сходите умойтесь, а то вы так сонно моргаете, что я сама сейчас засну.
— Вы совсем не спали?
— Покемарила пару часов в ординаторской. Сейчас доскажу вам, что собиралась, и пойду домой. Я тут рядом живу, — она тоже зевнула.
Я воспользовался ее советом, размышляя про себя — ого, в тридцать лет зав отделения! У Романовой, выходит, в самом деле высокая должность. По крайней мере, если судить по реалиям моего первого мира. Может статься, она меня в самом деле могла бы не пустить на территорию больницы, как угрожала при первой нашей встрече, если бы захотела.
А так-то молодец, конечно. Рискнула провести совершенно дикую операцию с неизвестно откуда взявшимся органом, полагаясь на слова ни хрена не понимающего в медицине мальчишки. Что у нее за разговор-то такой ко мне? Опять какие-то ограничения будет вводить, чтобы я бывшего бессердечника ненароком не расстроил?
Но Романова, которая ждала меня, сидя на единственном стуле, меня огорошила.
— Одна из причин, по которым я не спала, было то, что я сама анализировала ваши ткани, — сказала она мне. — И вот мое профессиональное заключение: регенерация ребенка-волшебника больше на вас не работает.
— Ну да, — фыркнул я. — А то я сам не заметил!
Даже не обязательно прокалывать палец, чтобы проверить, и так чувствуется. Еще мороз меня стал морозить, и жара донимать: чувствовал, например, вчера, как в коридоре жарко, пока куртку не снял.
— Мало ли что вы не заметили, регенерация могла идти раза в три медленнее, например, — Романова пожала плечами. — Но она не идет совсем. Точнее, идет с нормальной человеческой скоростью и в нормальных человеческих границах. У Весёлова она тоже отключилась тринадцать лет назад, когда он разорвал связь с Проклятьем.
— По нему было видно, — кивнул я.
— Да. Если вкратце, он пытался разными способами эту проблему решить. Я так понимаю, надеялся избавиться от части ограничений с запуском регенерации. В те годы я с ним очень мало общалась. Ничего не получилось, но кое-что он все-таки накопал. Просил вам передать.
С этими словами она протянула мне тонкую пластиковую папку. Да не такую, в которую подшивают документы, а обычный «конвертик», куда школьники складывают свои тетрадки и карандаши.
Открыв ее и заглянув, я увидел там буквально два листочка бумаги.
— Это все?
— Это выжимка и инструкции, — кивнула Леонида Романова. — Сами отчеты о его экспериментах — это много-много килобайтов информации. Но там в основном отрицательные результаты. Я их сама лично лопатила несколько лет назад, выбрала все полезное и постаралась переписать максимально доходчивым языком. Аркадий имеет скверную привычку зарываться в редкую терминологию до полной нечитаемости, что особенно странно для человека без медицинского образования.
— Но ему это не помогло? — я помахал папкой.
— С его слов, ему не хватило энергии для правильной силы воздействия на нужные точки на теле. И в теле. Кроме того, из того, что я поняла, даже положительный результат будет все равно хуже, чем работа Проклятья. Речь не идет о полном и мгновенном восстановлении и омоложении организма, просто о стимуляции регенеративных процессов. И работать будет не автоматически, придется постоянно этим заниматься. Как чистить зубы.
— Ясно, — я кивнул.
— У меня к вам огромнейшая просьба, — сказала доктор Романова очень, очень прочувствованным тоном. — Пожалуйста, не экспериментируйте с этой медициной в одиночку! И вообще, воздержитесь от воздействия магией на свое тело самостоятельно! Только под наблюдением врачей!— я вспомнил вечерний инцидент на крыше, поежился и подумал: «Какое своевременное предупреждение!»
— Например, вот Валерий Иванович, — продолжала Романова. — Он ко мне уже подходил с расспросами касательно вас. Я сказала, что отлично может сам с вами поработать, только пусть сначала обновит подписки у Командора. Можете к нему обратиться. Он сегодня после обеда здесь.
Она снова зевнула.
— Слушайте, а мне вот просто любопытно, — сказал я. — Почему Аркадий вас по имени-отчеству зовет, а вы его просто по имени? А Клавдия Рашидовна тоже по имени-отчеству? Это потому что вы врач, а она медсестра?