…перед нами предстал глубокий ров, девятнадцати футов шириной, вырытый в песчаной почве на расстоянии броска камня от полосы прилива на небольшой полянке среди кокосовых пальм, растущих между берегом и лесной чащей. Ров был завален большими горящими бревнами и круглыми камнями величиной в человеческую голову… (Через четыре часа) ров оказался заполнен массой белого цвета, из-под которой вырывались маленькие языки белого пламени. Жар был таким сильным, что по сравнению с ним палящее солнце казалось прохладными…[104].
Затем, после того, как при посредстве особой процедуры несгоревшие поленья были убраны, в центре рве осталась конусообразная куча раскаленных камней. После этого они начали выкладывать камни ровным слоем: этот процесс продолжался добрых полчаса. Однако, как отмечает Томсон «любые подозрения относительно того, что камни в последний момент могли подменить, рассеялись, когда мы увидели беспрестанно вырывавшиеся из-под них языки пламени» («any doubt as to the beat of the stones at the end was set at rest by tongues of flame that played continually among them»[105]). Наконец началась церемония прохождения по раскаленным камням:
Глаза всех устремлены, в ожидании, на группу деревьев в прибрежной рощице (оттуда должны выйти исполнители обряда)… Слышится возглас Vutu! Vutu! и вереница из пятнадцати человек, выступающих попарно, увитых гирляндами и бахромой, выходит из рощи и направляется к краю рва. На лице пары, шествующей во главе процессии, появляется выражение, напоминающее страх, но она продолжает движение – может быть, потому, что в противном случае остальные заставили бы ее идти вперед. Вот они уже идут по камням и обходят ров вокруг, твердо и без колебаний (squarely and firmly) ставя ногу на каждый камень[106].
Затем присутствовавшие на церемонии аборигены начали бросать в ров купы листьев, и тогда исполнители обряда развернулись и принялись топтать эти листья, окутанные густым дымом, застившим свет дня[107]! Теперь печь была готова для приготовления корней masawe.
Прежде чем участники процессии приступили к своему подвигу, из рва извлекли один камень, и тогда европеец, присутствовавший на церемонии, набросил на него свой платок и продержал его там все время с того момента, как первый человек из числа участников процессии спустился в ров, и до того момента, как из него вышел последний. Все части платка, соприкасавшиеся с поверхностью камня, обуглились за пятнадцать-двадцать секунд, а на оставшихся появились ожоги желтого цвета[108]. Ступни четырех или пяти участников церемонии при осмотре оказались «чистыми, без каких-либо следов ожогов: неповрежденными остались и браслеты на лодыжках, сплетенные из сухих листьев из листьев древовидного папоротника». Все это, по словам одного влиятельного члена клана На Ивиланката, тоже было частью «чуда», потому что «сухие листья древовидного папоротника горят легче чем трут, а все видели, как из-под камней вырывались языки пламени»[109]. По словам того же аборигена, платок бы не сгорел, если бы его положили не на отдельный камень, а бросили в центр рва, потому что «белье, как человеческое произведение, причастно нуминозной силе человека (nume dell’uomo)». Этой силе мог бы причаститься и чужеземец, но только если бы при прохождении рва его сопровождал один из членов привилегированного клана[110].
Несколько лет спустя церемония прохождения через раскаленный ров в Мбенге стала предметом подробного описания в сообщении Т.М. Окена. Приведем здесь некоторые выдержки из этого документа:
…Аборигенам нужно было три дня для того, чтобы закончить свои приготовления, т. е. выкопать ров, вымостить его камнями и раскалить их в костре из горящих бревен и ветвей: вся эта процедура занимала от тридцати шести до сорока восьми часов. Также им нужно было набрать запасов еды, чтобы съесть их на пиру, который устраивался после мистической церемонии. За эти три дня ожидания мы не упускали ни одной возможности, чтобы извлечь из свидетельств о предыдущих церемониях этого рода любую информацию или выслушать любые интерпретации, которые местные жители могли нам сообщить, но результат был весьма скромный. Факты не подлежали сомнению, но объяснения их были недостаточными. Некоторые считали, что основные участники церемонии умащали тело особой мазью, защищавшей их от ожогов; другие – что хождение, на протяжении всей жизни, по раскаленным камням и коралловым рифам и песку так огрубило кожу ступней, что они обрели нечувствительность к огню. Однако все они были единогласно убеждены в отсутствии злого умысла, bona fides, у участников представления… Удивительное и незабываемое зрелище предстало перед нашим взором. (На месте проведения церемонии) собрались сотни фиджийцев, наряженные в соответствии с тем, чему научила их природа, и своим представлениям об искусстве: они были увиты праздничными гирляндами, а разные части их тел были украшены фантастическими liku-likus из травы, ярко-алыми или желтыми цветами гибискуса, окутаны шлейфами, сплетенными из тонких растительных волокон, великолепным густыми прядями свисающих с шеи и опоясывающих грудь: этот наряд открывал глазу их гладкую и коричневую кожу. Кроме того, некоторые из них были облачены в sulus из белого хлопка, т. е. особого рода кусок ткани, накинутый на спину. Все были возбуждены, хлопотали и суетились, как подобает дикарям, наполняя лес звуками своего шумного веселья… Перед нами виднелась большая жаровня, и потоки жара исходили от груды собранных в ней углей, все еще ярко пылавших под настилом камней. Условия работы для нас, свидетелей этого зрелища, были поистине обескураживающими. Беспощадное полуденное солнце и столь же чудовищный жар, исходящий от углей… были столь мучительны, что терпеть их было просто невозможно. Несмотря на это фотографы заняли свои места, а остальные члены нашей группы начали вести свои записи. Lovo, или ров, имел форму круга диаметром в двадцать пять или тридцать футов; в глубину он достигал восьми футов. Очертания его напоминали блюдце с округлыми бортиками и плоским дном, вымощенным раскаленными камнями. У краев рва и с его наветренной стороны столбик термометра достиг отметки в 114°. И вдруг словно бы разверзлись врата преисподней, и воздух наполнился дикими воплями: туземцы толпой окружили ров и весьма искусно и ловко принялись вытаскивать из него горящие головешки, относя их затем на некоторое расстояние. Множество несгораемых лиан, примотанных к шестам, были искусно наброшены на горящие поленья при помощи такого приема, который вблизи напоминает технику, используемую охотниками за головами в Новой Гвинее, чтобы ловить добычу. На головешку накидывается одна или две петли, а затем ее вытаскивает наружу совместными силами группа туземцев, которые все это время пели ритмические песни. Таким образом камни, лежавшие на дне рва, обнажаются, а из щелей между камнями становятся видны языки пламени. Диаметр участка, этими камнями выложенного, составлял около десяти футов, однако его быстро расширили до приблизительно пятнадцати посредством следующего изобретательного метода… Группа крепко сложенных дикарей, оперируя сплетенным из лианы канатом… заранее привязанным к нижней части шеста… разложили камни на большей площади и выровняли их. После этого мы подвесили наш термометр при помощи простого приспособления над центром каменного развала на высоте пяти или шести футов над ним, но нам пришлось вытащить его обратно почти сразу же, потому что спайки на нем начали плавиться, и аппарат вышел из строя. Однако он успел зафиксировать температуру в 282° по Фарингейту, и нет сомнений, что, если бы не поломка, отметка в 400° была бы преодолена… Во время всех этих дикарских ритуалов их главные герои, члены клана На Галита, оставались невидимыми. Для того, разумеется, чтобы произвести более сильное впечатление, они спрятались в глубине леса, ожидая сигнала и наиболее эффектного момента. Наконец они появились в количестве семи или восьми человек под громкий визг толпы. Дойдя до края (рва), они друг за другом бесстрашно спустились в него, не выказывая, как мне казалось, ни малейших признаков спешки (хотя у других членов нашей группы и сложилось впечатление, что они торопились): сначала они перешли его поперек, а потом обошли кругом и вышли из рва в том же месте, в каком в него заходили. Человек, шедший в процессии первым, задержался во рву дольше, чем остальные, на двадцать восемь или двадцать девять секунд. Почти сразу же вслед за тем в ров были брошены мягкие и мясистые листья гибискуса, собранные специально для этой цели, и ров немедленно заполнился облаками шипящего пара… Непосредственно перед торжественным событием этого дня я получил разрешение осмотреть одного или двух человек из числа проходящих через огонь до того, как они спустились в ров… При осмотре обоих я не обнаружил ничего особенного. Что касается одежды, то их шеи и талия были обвиты легкими гирляндами; пульс был ровным, а на коже, руках и ногах не было никаких следов ожога. Я убедился в этом с помощью осязания, обоняния и вкуса, не побрезговав использовать язык для подтверждения. Подошвы ног были достаточно мягкими и эластичными, они вовсе не загрубели и сохраняли чувствительность… Этот тщательный осмотр был повторен после того, как туземцы покинули ров, и результат был таков же… Никаких заклинаний или других религиозных церемоний мы не наблюдали. Хотя в прошлом заклинания и использовались, после принятия христианства они постепенно вышли из употребления. Когда мы обратились за разъяснениями к нескольким туземцам, они ответили, пожав плечами: «Они могут совершить это чудо. Мы не можем. Вы это видели, мы это видели…». Каким бы ни было происхождение этой способности, не подлежит сомнению тот примечательный факт, что наделен ею ограниченный круг лиц. Меня также заверили, что любой может невредимым пересечь этот ров, если его возьмет за руку один из членов клана. Туземцы утверждали это со всей уверенностью