Алина Игоревна ПотехинаМагия вернется в понедельник
Конфабуля́ции (лат. confābulārī – «болтать», «рассказывать») – ложные воспоминания, в которых факты, бывшие в действительности либо видоизменённые, переносятся в иное (часто в ближайшее) время и могут сочетаться с абсолютно вымышленными событиями.
Пролог
Громкое рычание мотора растворило тишину, оглушило, заставило мысли и тело замереть в испуге. Серебристый внедорожник заполнил собой всё пространство узкой дороги, вильнул в сторону двоих людей, которые попытались уклониться от траектории его движения.
Изнутри, из самой сердцевины души, вырвалась сила, дремавшая долгие годы, – необузданная, страшная. Визга тормозов не последовало. Медленный вдох. Протяжный выдох. Стук сердца в ушах. Магия прошила пространство, накатилась на внедорожник как огромная волна, заставила его остановиться перед людьми и, неизрасходованная до конца, откатилась назад. Воздух стал твёрдым, как камень. Сбоку послышался тяжёлый вздох. Магическая сила оттянулась в сторону звука, освободила дыхание. Смяла человеческое тело, как бумагу, переломала кости, высушила вены. Тёмно-карие глаза закатились. Их блеск потух навсегда. Автомобиль медленно развернулся и уехал. Руки вцепились в смятое тело – ещё тёплое, совсем недавно бывшее человеком. Другом.
Книга 1
1. Дарья
Почему я снова и снова возвращаюсь к тому, с чего начинала? К ожиданию с чашкой кофе, к потрёпанному чемодану, задвинутому под стол. Как будто жизнь моя несётся по кругу, обнуляясь на каждом витке, а я всё бегу-бегу-бегу и никак не могу осознать, что топчусь на месте.
«Может, стоило предупредить о приезде?» – подумала я, сидя за столом старой кофейни на берегу Фрешерского водохранилища. Я много слышала о ней в далёкие студенческие годы. Это прекрасное во всех отношениях заведение открыл далёкий предок моего университетского приятеля – господин Миляев. Про него ходило множество слухов: кто-то говорил, что Филипп Миляев был крайне эксцентричным мужчиной и устраивал сцены в общественных местах; другие рассказывали, что он довёл до сумасшествия свою жену; третьи полушёпотом травили байки про то, как Миляев убил свою супругу, с которой прожил долгую, но несчастливую жизнь. Подтверждений ни у одной из версий так и не появилось.
Когда в университете Лейла шёпотом поведала мне одну из страшных версий умерщвления жены Миляева, я воспользовалась своей дружбой с его внуком, Павлом, и попросила рассказать, что же было с ними не так. Пашка погрустнел и признался, что ждал, когда я пристану к нему с этими расспросами. Однако удивился, почему я решилась задать вопросы только спустя год после того, как узнала, что знаменитый Филипп Миляев – его дед. Паша показал мне несколько фотографий своего деда с женой – люди как люди. На фотографиях они держались за руки или обнимались, а ещё улыбались тепло и искренне. Что могло заставить людей рассказывать о них всякие гадости?
Пашка сказал, что ничего особенного в них не было. Жили хорошо, открыли кафе с гостиницей на отшибе. Это сейчас рядом с Фрешерским водохранилищем вырос городок, а во время строительства там был настоящий пустырь с деревней неподалёку. Странное местоположение кофейни дало толчок слухам, которые набрали обороты и как снежный ком покатились с пологого склона беспощадной человеческой болтливости.
Дела у Миляевых, как ни странно, пошли в гору, что только подстегнуло болтунов. Даже возник слух о том, что Филипп Миляев был магом, потому как принадлежал к древнему дворянскому роду. Все же знали, что дворяне – практически поголовно волшебники.
– Рысёнок, ну ты же понимаешь, что их успех не давал покоя завистникам, – cказал мне Пашка, опровергая эти слухи. – Даже если они были дворянами, что это меняет? Среди них половина была обычными людьми.
– Понимаю, но ведь не про всех болтают всякие глупости.
– Не про всех. Но тогда время такое было – аристократию лишали титулов и наград, а мой дед умудрился, лишившись практически всего имущества, построить кафе и снова разбогатеть. Естественно, многим неудачливым дворянам это не понравилось. Ему и кофейню-то власти дали открыть только потому, что строил он её в отдалённом от столицы захолустье и никто не верил в успех предприятия. Потом подкопаться ни к чему не смогли. А ведь копали не только власть имущие, но и бывшая аристократия.
– Жалко мне тебя, Пашка. Небось каждый второй предполагает твоё родство со знаменитым Миляевым и пристаёт с расспросами.
– Я привык уже. – Пашка невесело рассмеялся.
Больше мы к этой теме не возвращались. У меня, конечно, было много вопросов о семье Миляевых, но задать их я так и не решилась. Боялась потерять доверие и превратиться в очередную жадную до сплетен и слухов девушку. Пашка как будто ждал от меня расспросов ещё несколько дней, но потом успокоился, и наша дружба вернулась в привычную колею. Это было на третьем курсе университета, то есть семь лет назад. Как же быстро бежит время.
После университета наши с Пашкой дороги разошлись. Я уехала в столицу – покорять и завоёвывать, а Павел вернулся домой – сохранять и приумножать. Кофейня перешла к нему по наследству три года назад, после смерти его папы. Я хотела приехать на похороны, но Паша меня отговорил. Сказал, что делать здесь нечего, народу будет уймища, утешать его есть кому, и вообще, какой смысл переться на другой конец страны, чтобы попрощаться с человеком, которого я никогда не знала? Определённая логика в его словах была, поэтому я, не без облегчения, отказалась от поездки.
Мне хотелось увидеться с Пашкой, но я решила отложить визит до более приятных времён. Помимо всего прочего в связи со смертью Миляева-старшего снова всколыхнулась общественность, подняла с информационного дна старые слухи и в очередной раз принялась их мусолить.
Всё изменилось несколько дней назад, когда ко мне заявился странного вида господин. Ну, в общем-то, выглядел он вполне обычно, но что-то в нём меня насторожило. Он подсел ко мне за столик в кафе и начал издалека расспрашивать о времени, проведённом в университете.
Я тогда как раз уволилась из одной нечистой на руку конторы и пребывала в беспокойном раздрае, не зная, что мне теперь делать и куда податься. Так уж вышло, что врать я никогда не любила, а в моей профессии всегда высоко ценились именно вруны, но не будем об этом.
В тот день я забрала свои вещи из офиса и засела в кафе неподалёку, чтобы разложить по полочкам происходящее и попытаться наметить хоть какой-то план дальнейших действий. Миссия по покорению столицы в краткие сроки оказалась провальной, и я всерьёз задумалась о переезде в город поменьше и попроще. Мысль о том, чтобы вернуться домой, даже не проскользнула в моей голове.
Теперь о господине. Возраст на вид угадать не получилось, он мог быть как сорокалетним, так и шестидесятилетним. Гладко выбритый, в болотно-сером пиджаке и с чёрной кожаной папкой в руках. Он извинился за вторжение и назвал меня по имени. Я встрепенулась. Признаться честно, я испугалась. Подумала, что начальник решил меня подставить напоследок. Он, конечно, хорошо заплатил, но взял с меня обещание никому не рассказывать о его делишках.
Так вот – я испугалась. Но господин улыбнулся и сказал, что он просто хочет со мной пообщаться об одном человеке. Сначала мужчина спрашивал про университет. Хоть я и догадалась, что разговор зайдёт о ком-то из сокурсников, но о ком – так до конца и не понимала. Поэтому, когда он спросил, в каких отношениях я состояла с господином Миляевым, я растерялась. А потом мне пришлось применять на практике тот самый навык, который я применять не любила, а именно – аккуратно врать. То, что господин пришёл ко мне, уже говорило о том, что он в курсе нашей дружбы. Только вот компания у нас была немаленькая, а что нас с Павлом связывали более тесные, чем по-студенчески приятельские отношения, господину знать было необязательно.
В общем, я убедила этого странного человека, что мы, конечно, дружили, но чего-то особенного я о Пашке не знала. Обычный парень, усердный студент, но не более того. А после университета наши пути и вовсе разошлись, остались лишь воспоминания о юности и дежурные поздравления по праздникам. Господин, как мне показалось, огорчился и вскользь обронил, что другие советовали обратиться именно ко мне. На моё любопытство по этому поводу он не ответил, после чего извинился и откланялся.
Как только он вышел из кафе, я, не раздумывая, забронировала билет на ближайший рейс в Мадан и отправилась собирать вещи.
Сейчас, сидя в кофейне «Над Фрешерским водохранилищем», принадлежащей Павлу, я раздумывала, что сказать и зачем вообще я сюда приехала. Мы не виделись уже два года, и, признаться, я была смущена предстоящей встречей. Это даже навевало ностальгические чувства.
Когда мы познакомились на первом курсе университета, я стеснялась его на протяжении первых полутора месяцев. Познакомились мы так: я в очередной раз снесла его учебник сумкой, когда проходила мимо, и, в попытке поднять книгу быстрее, чем Павел заметит пропажу, стукнулась лбом об стол. Шишка вылезла знатная. В итоге Паша поднимал с пола сначала хохочущую до слёз меня, а потом и свой многострадальный учебник. Во время пары он несколько раз спрашивал, как я себя чувствую, а я жутко нервничала. Потом мы разговорились и на следующей паре снова сели вместе. Через две недели мы уже стабильно сидели на всех совместных занятиях за одним столом, ездили до общаги и обратно и помогали друг другу с домашкой. Это не мешало мне смущаться из-за его невозмутимости, особенно когда он устранял последствия моей неуклюжести.
Если быть откровенной, то у меня были неприятные подозрения о причине интереса к Павлу того странного господина. Я не могла отделаться от ощущения, что в этой истории замешаны магические искусства.