Глава 11
Всегда отдавал должное солдатской смекалке, а вечером пришлось восхищаться предусмотрительностью адмирала Грейга. Дело в том, что накануне нашего отплытия к Ялте, Алексей Самуилович отдал приказание, чтобы на шхуну погрузили два шатра, которые обычно ставят офицерскому составу во время походов. Как мне объяснил капитан-лейтенант Конотопцев, такого добра в Севастополе полно, а поставить шатры для опытных вояк не составляет проблемы. Да и не дело это, если члены царской семьи будут ночевать на борту, стоящей на рейде шхуны, явно не предполагающей размещение высокопоставленных персон.
В целом, я с командиром корабля согласен, да вот только, что с этого толку⁈ Места в шатре, который занял Великий князь и его гвардия, мне всё равно не хватило. В результате я попросил растянуть матросские гамаки для себя и своих людей прямо на палубе и завалился спать.
— Ваше сястьво, — сквозь сон услышал я шёпот одного из егерей, сопровождавших меня в вояже. — За бортом, в саженях ста от нас, в море ялик уходит с тремя людьми на борту.
— Может это рыбаки местные, — предположил я, зевая. — И вообще, как ты в такой темноте на воде что-то разглядел?
— Дык я же в карауле стою вместе с одним морячком. Тот, само собой ничего не видит, а у меня тепловизор есть, — объяснился мужчина. — Вот узрел и решил вам доложить. А рыбу местные только с поздней осени до самой весны промышляют. Нынче не сезон. Это мне моряк подсказал.
Разбуженный матросом-часовым капитан Конотопцев, на удивление спокойно выслушал мой доклад:
— Ваш человек прав — рыбу в это время ещё не ловят. Так что это, скорей всего, контрабандисты. Неплохо было бы их проверить, да вот только для шхуны ветра мало, а в шлюпках на вёслах мы ялик не догоним, особенно, если он под парусом.
— Мои люди могут с помощью Перлов ходить на шлюпках. И поверьте на слово, по скорости эти лодки дадут фору любому самому быстроходному кораблю. Так что, если у вас есть желание отличиться, готов посодействовать, — предложил я помощь, сознательно не уточняя, перед кем может выслужиться капитан. — Кстати, какое вознаграждение положено поимщикам контрабандистов?
Ох, как всё зашевелилось, стоило мне упомянуть про вознаграждение. Моментально на воду спустили две шлюпки, в каждую из которых уселось по полдюжины матросов вперемешку с моими егерями. Стоило только Максу и Коле занять места на корме каждой из лодок, как парни активировали свои воздушные Перлы, и шлюпки ринулись в погоню за яликом.
— Поимщикам контрабандистов полагается пятьдесят процентов от суммы, полученной после реализации конфиската, — объяснил мне капитан-лейтенант, всматривающийся в ночное море. — По десять процентов отчисляется в пенсионный капитал и накопление для увечных. Так что, ловля нарушителей границы это не только долг, но и вполне себе прибыльное дело.
Я лишь покачал головой, ощутив в груди лёгкое раздражение и одновременно восхищение.
Твою дивизию! Целых пятьдесят процентов с конфискованного имущества! Хотелось бы ошибаться и не подозревать понапрасну человека, но, кажется, я теперь знаю, на какие шиши в моей истории командир заурядного пехотного Балаклавского батальона полковник Ревелиотти умудрился стать одним из крупнейших землевладельцев Крыма. Ну что же, в этой реальности ему имение от Аутки до Гаспры не видать — пусть скупает себе земли в другом месте.
Если же задуматься, то спекуляция землёй — а именно ей занимался Ревелиотти, скупая по дешёвке земли у местных татар, а порой и вовсе рассчитываясь с ними старыми саблями и ятаганами — не делают чести дворянину и офицеру. Если б он в отставку подал, да в купеческую гильдию вошёл — я бы ещё понял. А так, при встрече я этому типу и руки не подам.
Прошло около часа, когда в ночной тишине моря раздался плеск воды и глухое покашливание матросов, возвращающихся с задания. Сначала показались силуэты шлюпок, едва различимые на фоне звёздного неба, потом — приглушённые голоса, а затем и сами лодки, аккуратно подошедшие к борту «Севастополя».
Матросы были довольны — не каждый день удаётся поучаствовать в настоящей погоне, да ещё и вернуться с трофеями.
Из ялика, который теперь был привязан к одной из шлюпок, вытаскивали троих мужчин — потрёпанных, но явно не простых рыбаков. Один из них, старший на вид, с длинной чёрной бородой и глазами, полными недоброго огня, даже не пытался скрывать своё раздражение. Двое других — молодые, чуть ли не юнцы — переминались с ноги на ногу, явно не понимая, как они оказались в таком положении.
— Ваше сиятельство, — доложил Макс, поднимаясь на палубу первым. — Взяли их на полном ходу. Шли под парусом в открытое море. Кое-как догнали.
— Как они объяснили свой выход в море? — спросил я, подходя ближе.
— Утверждали, что, рыбаки, — усмехнулся парень. — Даже сети показывали, да только те старые, дырявые и в воде не были как минимум год. Зато под сетями нашли вот это.
Максим кивнул в сторону четырёх мешков, которые матросы положили на палубу. В свете фонарей было трудно определить, что находится в мешках и мне пришлось подойти и раскрыть один из них.
Если бы я точно не знал, что все мои сундуки для эссенции находятся на месте, то увиденное в мешке принял бы за свой ларец. Недолго думая, я достал из кармана нож прадеда и хотел уже активировать огненный резак, чтобы разрезать дужку небольшого навесного замка, как меня тронул за плечо один из егерей.
— Ваше сиятельство, может что-то из этого подойдёт? — отдал он мне связку ключей. — Это мы у бородатого изъяли.
— Нашим легче, — пробормотал я, подобрал ключ и открыл крышку сундучка.
— Эссенция, — с явным неудовольствием в голосе констатировал капитан-лейтенант, взглянувший на ларец через моё плечо. — Скорее всего, где-то в море контрабандистов османский корабль дожидается. Лучше бы эти неудачники золото везли или другие какие-нибудь драгоценности.
— Ветвь Света. А почему столько скепсиса в голосе? — не понял я возмущений Конотопцева. — Удачно же задержание провели.
— С золотом или серебром всё понятно — грамм стоит столько-то, стало быть, призовой команде полагается столько-то. А сколько стоит эссенция? Вы хоть раз видели её в свободной продаже? — попытался капитан объяснить причину своего раздражения. — Да и не факт, что казна её будет продавать, чтобы выплатить нам призовые.
— Ну, это мы ещё посмотрим, — закрыл я крышку ларца и повесил на него замок. — Вы не против, если до утра мешки с сундучками в вашей каюте побудут?
— С чего бы мне быть против, — проворчал офицер. — Кстати, надо бы и этих гавриков в трюме до утра запереть. Думаю, Великому князю будет интересно узнать, что пока он спал, наши люди успели контрабандистов поймать. Но не будить же его теперь из-за этого.
Тут я Конотопцевым полностью согласен — допрос и до утра подождёт. Впрочем, как и судьба приза. Думаю, что Императрица найдёт способ, как отблагодарить участников задержания «контрабасов».
А ещё меня радует, как капитан-лейтенант не стал перетягивать одеяло на себя и прямо сказал, что в поимке участвовали именно «наши люди».
Утро пришло мягким и ласковым. Солнце окрасило бухту в золотистые тона, морской воздух уже не был прохладным, как ночью, а стал тёплым и чуть пряным — словно сама степь выдохнула на побережье.
В шатре Императрицы был накрыт завтрак: чай в серебряных подстаканниках, свежий хлеб, масло и джем, привезённый ещё из Киева. Рядом, на складном столике, дымила кофеварка — крепкий, ароматный напиток, без которого я уже не мог себе представить ни один важный разговор.
Николай Павлович, облачённый в полевой мундир без парадных регалий, сидел немного поодаль, задумчиво помешивая ложкой в чашке. Мария Фёдоровна, наоборот, была собранной и даже слегка воодушевлённой.
— Александр Сергеевич, — начала она, когда я уселся за стол, — мне доложили о вашем ночном предприятии. Полагаю, вы снова нас удивите?
— Не без того, Ваше Императорское Величество, — ответил я, принимая из рук фрейлины чашку кофе. — Всё началось с того, что мои люди заметили подозрительную лодку. В результате — погоня, задержание и три пассажира ялика, которые теперь ждут своего часа в трюме «Севастополя».
— Контрабандисты? — спросила Императрица, чуть приподняв бровь.
— Именно так, — подтвердил Николай Павлович. — И не просто какие-то бедные рыбаки, а люди с явным опытом. Даже эссенцию из ветви Света везли.
Мария Фёдоровна помолчала, потягивая чай. Затем произнесла:
— Ничего удивительного. Чёрное море всегда было широкой дорогой, по которой ходили не только торговцы, но и те, кто предпочитает обходить таможни стороной. Что с пленными?
— Находятся в трюме шхуны, — ответил я. — Думаю, что лучше всего допросить их по возвращению в Севастополь, дабы не терять время.
— Пожалуй, вы правы? — улыбнулась Императрица. — Сейчас мне хочется насладиться этим утром, а не забивать голову какими-то преступниками. А потом — посмотрим землю, которую собирается выкупить Императорский дом.
Легко сказать — посмотрим землю, если она находится в двух верстах от лагеря, который разбили для Императрицы и Великого князя. А мне пришлось переться по еле заметной тропе от Крестовой горы почти до самого Ласточкиного гнезда. Именно этот участок побережья мне был предложен на рассмотрение. Правда Крестовая гора величается ныне Урьянда, а Ласточкиного гнезда на мысе Ай-Тодор и в помине нет, но моим ногам от этого легче не стало.
Доволен ли я будущим участком? Афанасий уверяет, что Колодцев мне досталось много, чему нельзя не радоваться. А если в целом, то я предпочёл бы более пологий спуск к морю. Но как говорится, дареному коню в зубы не смотрят. К тому же у меня имеются отличные ландшафтные дизайнеры. Боюсь, если этих двух братьев вовремя не одёргивать, они тут такого наворотят, что даже мне страшно представить.
Шутка ли, если стоило им увидеть одиноко стоящую скалу метрах в двадцати от берега, как они в один голос заявили, что можно к скале провести стеклянный мост, а на ней самой построить беседку. Романтики, блин.