Зачем мне Литвинов в частности и паровые двигатели в целом?
Во-первых, Литвинов, обогнал время почти на столетие и конструировал паровые двигатели, интуитивно используя законы термодинамики, которые ещё даже не сформулированы. Достаточно сказать, что этот гениальный самоучка первый в мировой практике изобрёл монокомпаунд — машину двойного действия, получившую высокую оценку в столице, но так и не принятой в производство. Я, в отличие от государства, в состоянии предоставить изобретателю всё необходимое, чтобы его труды не пылились в архивах, когда стране нужны десятки тысяч двигателей во всех отраслях промышленности.
И здесь мы переходим ко второй части вопроса — зачем нужен паровой или другой двигатель, если имеется магия.
Всё очень просто — как не старайся, но на потребности страны не хватит ни эссенции, ни перлов, ни их пользователей.
Магия — это всего лишь навсего костыль, которым не каждый может пользоваться. А освоить работу с паровым двигателем и его обслуживание, как показал мой личный опыт, способен даже деревенский пацан, никогда в жизни не видевший артефактов.
Другими словами, магия нужна там, где без неё пока ещё нельзя обойтись. Но в промышленности паровой двигатель надёжнее.
Ну и не будем сбрасывать со счетов, что прибыль двигателестроение приносит тоже не малую. Шутка ли, если один паровой двигатель Берда мощностью десять лошадиных сил стоит порядка десяти тысяч ассигнациями.
Тем временем генерал продолжал здороваться с прибывающими, и я уже собирался оставить его на растерзание гостей, как в зал вошли княжна и княгиня Голицыны и направились в нашу сторону. Я даже на всякий случай кулаками глаза протёр, чтобы убедиться, что передо мною не мираж, поскольку ещё вчера вечером Екатерина через перл Связи уверяла меня, что в столице снегопад, а они с матушкой скучают в Зимнем Дворце.
— Вы сформировали Перл перемещения? — негромко спросил я у княжны первое, что пришло мне в голову в связи с её внезапным появлением. — Если это так, то я готов стать вашим учеником.
— Всё намного прозаичней, — слабо улыбнулась Екатерина, теребя при этом скромную нитку жемчуга, висящую у неё на шее. — Сегодня с утра в Санкт-Петербурге распогодилось, и Мария Фёдоровна отправила на своём самолёте в отпуск до самого Рождества фрейлин, живущих в Москве. Вот мы с матушкой и воспользовались оказией.
— Надо будет при случае поблагодарить Императрицу за то, что позволила мне снова видеть вашу красоту, — попытался я отвесить девушке комплимент, но был прерван Татьяной Васильевной:
— Молодёжь, успеете ещё поворковать. Идите, лучше, потанцуйте, — с теплой материнской улыбкой на губах, покачала головой княгиня. Посмотрев на мужа, женщина добавила чуть строже, — Дмитрий Владимирович, вас это тоже касается. Немедленно пригласите меня, а то я успела забыть, когда вы последний раз со мной танцевали.
Мне невольно пришлось воспользоваться советом Татьяны Васильевны и увести её дочь в зал. Впрочем, Голицын тоже недолго сопротивлялся супруге и вслед за нами повёл её танцевать.
Мы с Екатериной станцевали несколько раз, и каждый раз казалось, что между нами происходит нечто большее, чем просто движения по паркету.
Один раз — длинный польский полонез, когда её щека чуть задела мой подбородок.
Другой — вальс, где я чувствовал, как её сердце билось быстрее, чем обычно.
Третий — ненавистный мне контрданс, то есть танец в колонне, во время которого требуется периодически застывать в той или иной позе.
— Мы уже не первый раз танцуем более трёх танцев и я, как порядочный дворянин обязан просить у ваших родителей вашей руки, — заметил я Екатерине, раскрасневшейся от движений. После чего подставил ей локоть, и когда она схватилась за него, решительно направился в сторону четы Голицыных.
— Александр Сергеевич, вы же сейчас пошутили насчёт благословения? — ни на шаг не отставала от меня Екатерина.
— Никогда ещё в жизни я не был так серьёзен, — не сбавляя хода, ответил я девушке. — Можно сказать, я ждал этого момента с тех пор, как впервые увидел вас в моём имении.
— Представляю, насколько глупо я выглядела, когда пробовала в вашем доме капусту, предназначенную Императрице, — еле слышно хихикнула Екатерина.
Когда мы подошли к Голицыным, я немного замялся. Не потому, что не знал, что сказать. Просто понимал, что сейчас начнётся то самое — когда папенька начинает хмуриться, маменька — нервно теребить веер, а ты чувствуешь себя так, будто тебя вызвали на экзамен, к которому не готов.
— Дмитрий Владимирович, — начал я, стараясь выглядеть уверенно. — Татьяна Васильевна… можно вас на минутку?
— Минуты у нас нет, — ответила она с лёгкой улыбкой. — Есть вечность. Или, как минимум, весь бал. Так что говорите, Александр Сергеевич. Только не тяните, как наш сосед, граф Бобринский, который три года сватался к своей жене, пока его не отправили в полк.
— Это было жестоко, — заметил генерал, поправляя перчатки. — Но вполне справедливо.
Он взглянул на меня внимательнее:
— Так что там у вас за разговор такой?
— Я хотел бы… — начал я, но осёкся. — То есть, если позволите…
— Да скажите уже, — перебила Екатерина, которая до этого стояла рядом молча. — Вы же всё равно намекаете на это каждый раз, когда мы вместе.
— Хорошо, — собрался я с духом. — Я хотел бы попросить руки вашей дочери.
На мгновение воцарилась тишина. Такая, будто даже музыка в зале решила притормозить, чтобы послушать, что дальше будет.
Голицын медленно перевёл взгляд с меня на свою жену. Та, в свою очередь, посмотрела на меня, потом на дочь, потом снова на меня. Потом кивнула.
— Ну, наконец-то! — произнесла она. — Мы уже начали думать, что вы просто прирождённый интриган, который умеет красиво входить в дом, но не решается выйти из него с предложением.
— Я не интриган, — сказал я. — Я человек действия. Просто действие это требует времени.
— О как. Значит, вы ещё и философ? — спросил Голицын, слегка приподняв бровь. — А я думал, вы просто богатый дворянин, который живёт в своём имении, как князь-лесник и устраивает вылазки то в Москву, то в столицу.
— Богатство — понятие относительное, — ответил я. — Особенно если у вас есть несколько заводов и производств, которые работают круглые сутки.
— Более чем согласна, — кивнула Татьяна Васильевна. — Мы давно наблюдали за вами, молодой человек. И, должна сказать, не только мы. Даже наши знакомые спрашивали: «А кто этот князь, что всё время вертится возле Голицыных?»
— И что вы им отвечали? — спросил я, опасаясь услышать что-нибудь вроде «неизвестный авантюрист».
— Что вы не женаты, — сказала она. — Что у вас есть ум и положение. И что, кажется, вы единственный, кто не смотрит на мою дочь, как на приданое.
Мы немного помолчали. В зале закончился один танец и начался другой — опять какой-то вальс, где дамы кружились, как будто сами были частью музыки.
Екатерина слушала, чуть покусывая губу. Иногда она сжимала мой локоть чуть сильнее, иногда наоборот — отпускала, будто проверяла, не испугаюсь ли я.
— Так что, вы серьёзно хотите жениться на нашей дочери? — спросила княгиня, чуть суровее, чем прежде.
— Совершенно серьёзно. Только не уверен, что она согласится. У неё характер, как у вашего мужа.
— Вот именно, — усмехнулся Голицын. — Если вы сможете с ней договориться, то со мной у вас проблем не будет.
— Значит, вы не против? — уточнил я.
— Против чего? Против того, чтобы у вас была возможность ошибаться? Нет, конечно. Только пусть ваши ошибки будут весёлыми, а не глупыми.
— Я постараюсь, — кивнул я.
Татьяна Васильевна, после паузы, сказала:
— Ладно. Пусть будет так. Только одно условие.
— Какое?
— Чтобы свадьба была не в Петербурге. Там они все такие холодные и сырые, что невеста может простудиться ещё до первого поцелуя.
— Тогда пусть будет в Москве, — предложил я. — Или в Велье. Там, правда, с достопримечательностями не очень, но я по такому случаю что-нибудь придумаю.
— Велье — звучит как деревня, — заметил Голицын. — Но, знаете, почему бы и нет? Там, по крайней мере, не придётся слушать сплетни, пока вы будете целовать невесту.
— А вы будете сидеть в сторонке, и радоваться, — добавила его супруга.
— Либо закрою глаза, — кивнул генерал.
После этих слов мы выпили по рюмке мадеры, которую принёс один из слуг, и Татьяна Васильевна, немного задумавшись, добавила:
— А теперь, молодой человек, идите искать кольцо. Или как там это называется, что дарят девушкам в таких случаях.
Тут мне захотелось прокричать: «Мать! Ты это сейчас серьёзно? Какое на фиг кольцо, если мне всего лишь несколько минут назад взбрело в голову просить руки твоей дочери?»
Немного остыв, я решил, что требование потенциальной тёщи не лишено смысла — вдруг это своего рода проверка моих возможностей. Отойдя к окну, я связался с Минаевой и вкратце обрисовал ситуацию.
Вот кому повезло с женщиной, так это моему дяде. Екатерина Матвеевна не стала выяснять подробностей моего сватовства, а только уточнила размер кольца, и какой камень предпочтителен. Бросив напоследок короткое «Жди. Через час кольцо у тебя будет», Минаева отключилась, а я вернулся к семье Голицыных.
На немой вопрос Татьяны Васильевны я ответил кивком, мол, сейчас всё будет.
Бал продолжался. Гости переходили с одного места в другое. Девушки смеялись. Мужчины обсуждали политику.
А мы с Екатериной стояли у окна, глядя, как снег падал на крышу соседнего здания, будто тоже наблюдал за нами.
— Ну что? — спросила она. — Теперь я ваша?
— Пока только частично, — ответил я. — Следующий шаг — кольцо. Второй — благословение Императорского дома, поскольку вы служите ему. А третий — свадьба.
— А если я скажу «нет»? — спросила девушка, глядя мне прямо в глаза.
— Тогда я сделаю вам предложение в следующем году. Или через год. Или в день рождения. Или в самый неподходящий момент. Например, на балу в честь вашего замужества за кого-нибудь другого.