– Что ж, может, нам и повезет. Вот только Зан-Керель…
– Его мы возьмем с собой. Если он снова попадет в руки Форниды… Пойдемте, уже все готово.
Мендел-эль-Экна с восемью солдатами вызвался их проводить. Только когда они дошли до западной оконечности Шельдада, Майя поняла, что город в огне. Отовсюду доносились крики и звуки сражения. В полутьме тут и там завязывались потасовки – непонятно, кто и с кем дрался, – звенели мечи, раздавались крики и стоны раненых, на дороге лежали трупы.
– Не тревожьтесь, сайет, – невозмутимо заметил капитан. – Мы скоро все уладим. Сейчас главное – не останавливаться.
Однако на Шельдаде то и дело вспыхивали стычки, и путникам пришлось остановиться. В толпе солдат шныряли нищие и воришки, грабили беззащитных жителей, громили лавки. Во многих домах у входа выставили стражу – суровые мужчины с дубинками охраняли жилье, отгоняя желающих поживиться. С верхних этажей погромщиков обливали помоями. Пронзительно визжали женщины. Некоторые дома подожгли; рев пламени и грохот рушащихся балок смешивались с криками толпы. Свет пожаров затмевал звезды в ночном небе.
– Сайет, вы знаете, как здесь пройти? – крикнул капитан Майе.
– Лучше всего – к Невольничьему рынку, а оттуда вверх по Харджизу, мимо храмового квартала, – ответила она.
Когда они свернули с Шельдада, идти стало легче. Грабители их сторонились, не желая связываться с вооруженными солдатами. Впрочем, какие-то бандиты спьяну решили попытать счастья, но Мендел-эль-Экна со спутниками дал им суровый отпор, и через несколько мгновений два трупа лежали в канаве, а остальные мерзавцы пустились наутек.
Через полчаса путники добрались до Синих ворот, где напор толпы сдерживала шеренга лапанских солдат с копьями и мечами наготове. Запыхавшийся командир копейщиков сдернул с головы шлем, отсалютовал и спросил:
– Вы нам не поможете, капитан? Секрон приказал никого не выпускать, но горожане всполошились, бегут из Беклы, нам их не удержать.
– А где сам Секрон? – спросил Мендел-эль-Экна.
– Ушел в верхний город, на поиски владыки Рандронота – тот куда-то запропастился.
В створку ворот с громким стуком врезался булыжник, брошенный из толпы; во все стороны полетели щепки.
– Выведите лучников вперед и велите горожанам расходиться. Если не повинуются, стреляйте, – приказал Мендел-эль-Экна. – И не мешкайте.
– Майя! Майя! – окликнули ее из толпы Мериса и Зирек.
Майя схватила капитана за руку:
– Вон мои спутники, капитан. Помните, я говорила, что мы в суматохе потерялись? Прошу вас, пропустите их.
– Эй, отведите этих двоих в караулку! – крикнул Мендел-эль-Экна. – И вы тоже ступайте, сайет. Здесь вам не место. Носилки сейчас принесут.
Именно в эту караулку годом раньше, в такой же жаркий летний день, Зуно привел двух обессилевших невольниц – Майю и Оккулу.
Чуть погодя туда вошли Зирек с Мерисой. У белишбанки была разбита губа, а на руке алела длинная царапина.
– Вот и все, сейчас вас выпустят, – сказал капитан и спросил Байуб-Оталя: – Вы идти сможете?
– Если не смогу, остановлюсь, – пожал плечами субанец.
– В таком случае не задерживайтесь. Сайет, я дам вам двух носильщиков. Вашему другу нужен лекарь и заботливый уход, иначе ему не выжить. Как доберетесь до места, отправьте моих людей назад.
Майя со слезами на глазах поцеловала ему руки и рассыпалась в благодарностях.
– Ну что вы, сайет, – смущенно ответил капитан. – Ради вас я на все готов. Владыке Рандроноту я доложу, что вы и ваши друзья в безопасности.
Тризат открыл калитку в воротах, путники скользнули наружу, и дверь за ними захлопнулась. Впереди с обеих сторон поднимались наклонные стены наружного ограждения, ведущие к караванным трактам.
– Куда пойдем? – спросил Байуб-Оталь, тяжело дыша.
– Куда прикажете, мой повелитель, – сказала Майя.
– Лучше всего – на юг, – заметил Зирек. – И хорошо бы с тракта свернуть, чтобы никому на глаза не попадаться, а то мало ли…
– Что ж, пойдем на юг, – вздохнул Байуб-Оталь.
Чуть погодя Майя оглянулась. Вдали чернела восточная стена города, над ней поднимались темные клубы дыма, прорезанные яркими языками пламени. Шум и крики превратились в глухой рокот, будто где-то гудел потревоженный пчелиный рой.
– Злокозненное место, – прошептала Майя.
– Что? – спросил Зирек, не расслышав.
– Да так, ничего… – ответила она. – Вспомнилось… А хлеб и сыр у тебя?
Беклы она больше не видела.
Часть IV. Субанка
87Что подслушала Майя
Майя доила коров – с детства знакомое занятие. Сноровка не исчезла, но изнеженные руки ломило, по запястьям разливалась ноющая боль, коромысло оттягивало плечи. Деревянные башмаки глухо постукивали по глинистой, выжженной солнцем тропинке, и это успокаивало. Покойно было и в темном хлеву: сквозь щелки в досках проникали тонкие лучики света, коровы переминались в стойлах, пахло навозом и родниковой водой. Хотя опасность еще не миновала, Майя радовалась привычной работе и втайне гордилась тем, что справляется лучше всех, – Мериса и Зирек ничего не знали о крестьянской жизни.
Майя с усилием выпрямилась, поудобнее перехватила коромысло, прошла из хлева через двор и кухню в крошечную маслобойню и перелила молоко из ведер в большие глиняные горшки на полке над пахталкой.
Даже в маслобойне было жарко, того и гляди молоко скиснет. Что-то пойдет на продажу, но бóльшая часть останется в усадьбе – из него собьют масло, сделают сыр и простоквашу, а то и просто выпьют. Хозяйство было небольшим, хотя и лучше Моркиной делянки посреди тонильданской пустоши, но не зажиточным, как усадьба, где Майя познакомилась с Гехтой. Керкол, его жена Клестида и ее четырнадцатилетний брат жили скромно, но не голодали – всем хватало и черного хлеба, и сыра, и брильонов, и тендрионов. Незваные гости хозяев не объедали, и деньгам Керкол был рад. Вдобавок лишние руки в крестьянском хозяйстве не помеха.
На кухне Майя скинула башмаки и ополоснула руки в кадке у двери. Грязную воду после ужина выплеснут во двор и наполнят кадку водой из ручья. Майя провела по щекам мокрыми руками и утерла лицо чистым лоскутом. Тут на кухню вошла Клестида – бойкая, складная, пышущая здоровьем женщина – с годовалым младенцем на руках. Смышленая и приветливая, она уговорила своего медлительного и немногословного работягу-мужа позволить незнакомцам остаться в усадьбе – сам он, как все крестьяне, с подозрением относился к посторонним.
– Ты уже с дойкой управилась? – спросила Клестида, сверкнув в улыбке ровными белыми зубами.
– Ага, – кивнула Майя. – Как наловчилась, дело быстрее пошло.
– Вот и славно. Ну вы ж, почитай, дней десять уже у нас.
– Сегодня десять будет, – согласилась Майя. – Как он там?
– Бедняжка твой? На поправку идет. Паренек за ним приглядывает.
Хозяева не расспрашивали нежданных гостей, кто они и откуда пришли. Клестида только к Майе обращалась по имени, Байуб-Оталя величала господином, Зан-Кереля звала бедняжкой, Зирека – пареньком, а Мерису – «твоей подругой», полагая, что все они беженцы откуда-то издалека; ни Клестида, ни Керкол в Бекле никогда не бывали.
После побега из города Майя пребывала в совершенно ошеломленном состоянии. Если бы не ее молодость и здоровье, она бы упала без чувств. Зирек и Мериса после долгого сидения взаперти тоже были не в себе – пугливо озирались, вздрагивали от каждого шороха и даже разговаривать не могли. Один Байуб-Оталь, хотя и донельзя изможденный, сохранял самообладание и ковылял рядом с носилками Зан-Кереля, опираясь на посох – корявый сук, срезанный Майиным кинжалом. Ужасная ночь побега запомнилась Майе на всю жизнь.
После восхода луны путники остановились передохнуть в рощице. Майя испуганно оглядывалась, вспоминая разбойников на дороге из Пуры, а когда неподалеку заухал филин, вскочила и едва не бросилась наутек, но Байуб-Оталь ее остановил. Минут через пять она спросила, не пора ли им снова тронуться в путь.
– Не торопись, – укоризненным шепотом заметил Байуб-Оталь. – Кто знает, какие опасности в дороге встретятся.
– А куда вы путь держите? – спросил один из солдат-носильщиков. – Мы так далеко идти не подряжались, нас капитан в Бекле ждет.
Майя вручила им по двадцатимельдовой монетке.
– Я напишу вашему капитану, все объясню, – вмешался Байуб-Оталь. – Здесь недалеко. Сами видите, нашему спутнику срочно помощь нужна, ему совсем худо.
– Да, не повезло бедняге, – вздохнул второй солдат. – А если ему водички дать, сайет?
– Нет, он глотать не может, – ответила Майя.
Зан-Керель и впрямь был при смерти. За всю дорогу он не промолвил ни слова, только тихонько постанывал, будто от боли. У несчастной Майи мелькнула мысль, что лучше было бы оставить его с лапанцами. Впрочем, Рандронот погиб, а без него лапанские войска вряд ли удержат город. Власть захватит Форнида – или Кембри, и тогда… Нет, в Бекле оставаться было невозможно, но дорога наверняка убьет Зан-Кереля.
Майя опустилась на колени у носилок. Байуб-Оталь подошел к ней и отвел в сторону.
– У меня от усталости мысли путаются, – сказал он. – Объясни мне, что ты задумала? Куда мы идем?
– Не знаю, Анда-Нокомис, – ответила Майя. – Я просто хотела вас из города увести.
– Ты? – удивленно протянул Байуб-Оталь и тряхнул головой, словно пытаясь разогнать дурман. – Почему?
– Да так… – Она пожала плечами. – А что теперь делать, не знаю.
– Ты на чью-то помощь рассчитываешь?
– Нет.
– А деньги у тебя есть?
– Полным-полно, – усмехнулась Майя.
– Нам бы усадьбу отыскать, на отлете, подальше от любопытных глаз. Попросимся к хозяевам на постой, денег дадим. И с солдатами надо что-то решить – они ведь торопятся к своим товарищам вернуться.
– Я им заплачу, Анда-Нокомис.
Рано утром, пошатываясь от усталости, путники вышли к усадьбе Керкола, в лиге к западу от Икетского тракта. Керкол с Блардой, шурином, собирали урожай, Клестида доила коров в хлеву. Майя оставила спутников неподалеку и отправилась договариваться с хозяйкой, объяснив ей, что они беженцы, с ними больной, но хворь не заразная. Женщины быстро нашли общий язык, вдобавок Майя щедро заплатила, а при виде Зан-Кереля Клестида расчувствовалась и предложила им остаться в усадьбе, пока юноша не пойдет на поправку. Путников устроили на сеновале, а Зан-Кереля хозяйка велела уложить в постель Бларды. В полдень Керкол пришел обедать, угрюмо оглядел спящих, но смилостивился при виде Майи, сидевшей у кровати Зан-Кереля. Керкол, мужчина добродушный, знал, что жена у него смышленая и злодеев привечать не станет, а потому не стал выгонять незваных гостей. Вдобавок солдаты к тому времени уже ушли в Беклу.