– О чем?
– Ах, откуда я знаю! – отмахнулась Оккула. – О важных государственных делах, о торговых договорах, о границах… В общем, о всякой ерунде!
– Ты ж всегда в этом разбиралась!
– Глупости! Я была орудием божественного возмездия, только и всего. Но с этим теперь покончено. Мое дело маленькое… Ой, помнишь, как мы с тобой мечтали по тысяче мельдов за ночь получать? – Оккула рассмеялась. – Так вот, я теперь выше этого. Я – главная бекланская знаменитость, спутница Шенд-Ладора, богаче, чем сорок шерн на золоченых кроватях…
– Ах, я так за тебя рада! Я всегда знала, что тебе повезет.
– Шенд-Ладор с владыкой Катрии сегодня ужинает, у них какие-то переговоры, поэтому приходи ко мне в гости, поболтаем. А если откажешься – я тебя заколю и в колодец сброшу.
– Так ведь мой малыш…
– Кстати, где он?
– Мы в «Кубке и кайнате» остановились, за ним субанская нянька приглядывает.
– Я за ними Флорро отправлю, привезет обоих к нам в таверну. Ха, было время, Сенчо твои дельды слюнявил, а теперь ты ребеночком обзавелась… Как его зовут-то?
– Зан-Оталь, только все его Анда-Серрелиндом называют.
– А, понятно. Байуб-Оталь же погиб, бедняжка!
– Да, тому уж два года будет. Знаешь, он мне жизнь спас… Ой, я тебе за ужином все расскажу! О великий Крэн, как я рада тебя видеть! Даже не верится…
– Вот мы и приехали, – сказала Оккула, когда возок остановился у дверей «Зеленого попугая». – О Канза-Мерада, ну и дыра! Ничего не поделаешь, лучше здесь все равно не найти. Зато у нас отдельные покои, нам никто не помешает. И кормят отменно, банзи! А еще у меня йельдашейское есть, мы на всякий случай с собой привезли…
104Расплата
«Понятно, отчего Оккула так раздобрела», – подумала Майя и со вздохом откинулась на подушки, чувствуя, что объелась, как Сенчо. За последние два года она утратила привычку к обильным трапезам, а тут еще и йельдашейское вино в голову ударило. За ужином подруги непринужденно болтали, а когда Оккула отослала слуг, Майя подробно рассказала о своих приключениях, начиная с той самой ночи, когда ей спешно пришлось покинуть Беклу.
Зан-Оталь мирно посапывал на груде подушек в углу комнаты. Оккула осыпала его похвалами, пусть и несколько натянутыми, но особого восторга не выразила. Впрочем, Майя от нее этого и не ожидала: подруга не понимала прелестей материнства, так же как Бреро, простая душа, не понимал прелестей музыки. Переубедить таких людей не легче, чем заставить кошку есть сено, поэтому и досадовать бесполезно. А ведь еще совсем недавно Майя считала Оккулу непогрешимой в суждениях и многомудрой, как богиня. «Я у нее всему научилась, – вздохнула Майя про себя, – а вот объяснить ей про материнские чувства не могу». Впрочем, она и не собиралась, понимая, что Оккула наверняка думает примерно то же самое – ее любимая банзи, красавица Серрелинда, стала очередной жертвой семейной жизни, покорно сносит тяготы замужества и материнства.
– Банзи, я же совсем забыла тебе сказать! – Оккула наполнила вином кубки и водрузила ноги на стол. – Вот уж год, как Огма у меня в услужении. Хочешь, я ей привет от тебя передам?
– Да, конечно! Бедная хромоножка! Ну, ей у тебя неплохо живется…
– Еще бы! Разумеется, она у меня хозяйством не ведает – я слишком хорошо помню, чем эта затея у тебя закончилась… Ты же из-за нее едва с жизнью не простилась!
– Ты наверняка смышленой сайет обзавелась, – улыбнулась Майя, ничуть не обидевшись на подругу.
– Сайет у меня есть, но всем Зуно распоряжается. Он так со мной и остался.
– А что, Форнида его с собой не взяла?
– Куда? – быстро спросила Оккула.
– Ну, куда она там сбежала…
Оккула помолчала, сняла ноги со стола и негромко осведомилась:
– Банзи, а что тебе известно о том, куда Форнида подевалась?
– Ничего… – недоуменно протянула Майя. – Как мы из Беклы ушли, так я про нее больше не слыхала. А Нассенда сказал, ну, мой субанский лекарь…
– Да знаю я, кто такой Нассенда! И что он тебе сказал?
– Что в Субе никто не знает о судьбе Форниды и что странно все это.
– Неужели он не догадался? А может, догадался… – задумчиво произнесла Оккула, крутя золотой перстень на пальце. – Послушай, банзи, я тебе кое-что расскажу. Только поклянись неисповедимой Фрелла-Тильзе, что никому ни слова не обронишь, даже своему распрекрасному катрийцу.
– Не скажу, не бойся. Но…
– Понимаешь, я боюсь не того, что люди прознают, а того, что боги не велят подобное разглашать… Ну, с благословения Канза-Мерады я тебе во всем признаюсь – мы с тобой столько всего пережили… Так что принеси клятву Фрелла-Тильзе и выслушай мой рассказ.
– Клянусь неисповедимой Фрелла-Тильзе и ростком божественного тамаррика, что никому не обмолвлюсь об услышанном! – торжественно заявила Майя.
– Вот и славно. Выпей-ка еще йельдашейского, не помешает. – Оккула снова наполнила кубки, залпом осушила свой и начала рассказ: – В ту ночь, как ты из Беклы бежала, лапанские полки с палтешским войском Форниды в городе сражались, помнишь?
Майя кивнула.
– Так вот, битва не прекращалась целые сутки. Все закончилось только тогда, когда до лапанцев наконец дошло, что Рандронот погиб. Как узнали они, что Форнида с Хан-Глатом лапанского владыку убили, так сразу весь запал и растеряли. Ну, два лапанских капитана – Секрон и Мендел-эль-Экна…
– Он-то нас из города и вывел! – воскликнула Майя.
– Правда? О нем все хорошо отзываются. Ну, собрали они вдвоем остатки лапанского войска и ушли на юг. Впрочем, об этом позже… Я сейчас расскажу, что со мной случилось. Короче, Форнида захватила город, а Эвд-Экахлон сопротивляться ей не стал, хотя и должен был Беклу удержать до возвращения Кембри, да только людей у него не было. В общем, он в крепость отступил и там заперся. И вот мы – Ашактиса, Зуно и я – отправились с Форнидой во дворец Баронов. Она объявила, что по велению богов законная власть благой владычицы восстановлена. Как она собиралась с Кембри и Сантилем сладить, мне неведомо. Пожалуй, она сама тогда об этом не задумывалась, а потом ей не до того было. И знаешь из-за кого?
– Из-за тебя?
– Нет, банзи, из-за тебя.
– Из-за меня? Как это?
– Погоди, сейчас все объясню. Помнишь Н’Кесита, торговца кожей? Ну я тебя к нему на склад послала? Так вот, он был сторонником хельдрилов, самым лучшим их осведомителем. Пять лет он на их стороне стоял, и даже Сенчо его не заподозрил. Правда, после убийства верховного советника Н’Кеситу трудно пришлось, его склады много раз обыскивали.
– Ну, неудивительно, что его не заподозрили, – еще Зирек говорил, что у Н’Кесита кровь рыбья, бесчувственный он. Помню, весь такой невозмутимый…
– Нет, банзи, ты не права. Сердце у него горячее. Вот слушай дальше. На следующий день, как лапанцы из Беклы ушли, Форнида послала Ашактису к верховному жрецу, предупредить, что благая владычица в храм собирается, обсудить, как ей на третий срок остаться. Знаешь, она бы его уговорила, только не вышло у нее. Сейчас расскажу почему. В общем, через час велела она нам с Зуно ее в храм сопровождать – уселась в твою золоченую екжу и поехала. Я аж зубами заскрипела от злости, как увидела. Добрались мы до улицы Оружейников, а на Караванном рынке толпа гудит. Кто-то на весы вскарабкался, речь говорит, руками размахивает, а его все слушают и одобрительно поддакивают. Ты же помнишь, Форниде только дай с кем-нибудь сцепиться, она обожала людей унижать, с любым противником справлялась.
– Помню, – вздохнула Майя. – Она при мне как-то рты заткнула сразу троим: Кембри, верховному жрецу и владыке Тонильды. Нас с тобой в храм на допрос увели, а она меня у жрецов отобрала, и никто ей не воспротивился.
– Ну да, только тебе ее гнусные игры не по нраву пришлись. Мне тоже претило этими гадостями заниматься… Хорошо, Канза-Мерада помогала и неотомщенный призрак Зая, отца моего. Так вот, тем утром Форнида увидела толпу на Караванном рынке и велела своим палтешским носильщикам екжу туда везти. А на весы Н’Кесит забрался и как начал речи говорить! Вопил, что твоя корова за теленком. Народ его слушал, даже солдаты не останавливали.
«Где она? Где, я вас спрашиваю? Сгинула? Уморили? Где Серрелинда, любимица богов, спасительница Беклы?! Где счастливый талисман империи? Дом ее пустой стоит, слуги исчезли… У меня свидетель есть, вот, из верхнего города, он своими глазами видел, что нет в доме никого!» – восклицал он.
Все дыхание затаили, а сам Н’Кесит так увлекся, что не заметил, как Форнида к нему сзади подобралась и екжу под весами остановила.
«Я знаю, что с ней сталось! – вопил он. – Убили Майю Серрелинду! Насмерть замучили! Завистники, те, кому ее красота и удачливость поперек горла костью встали! Она всем вам удачу принесла, а вы тут стоите, как стадо тупое! Вас обокрали! Ступайте в верхний город, требуйте отмщения!»
Он так убедительно вещал, что даже мне тревожно стало – вдруг ты до складов не добралась? А потом Н’Кесит оглянулся – а там Форнида на него из золоченой екжи глядит. Он и осекся. Она его презрительным взглядом окинула, да и говорит негромко: «Поди сюда». Он растерялся, не знает, что делать – либо с весов слезть и перед ней ответ держать, либо воспротивиться благой владычице, а народу это не понравится. Пока он раздумывал, Форнида с него глаз не спускала. В общем, слез он с весов – властная она была все-таки – и встал перед ней.
«О чем это ты здесь разглагольствуешь?» – спросила она.
Он, конечно, испугался до смерти, но выдержал.
«О Майе Серрелинде, – ответил Н’Кесит. – Она пропала. Мы хотим знать, что с ней стряслось. По-моему, это вы ее убили».
«Да неужели? – удивилась Форнида и веером обмахнулась, лениво так – день жаркий выдался. – Неправда это. Я точно знаю, кто ее убил».
И так убедительно она это сказала, что у меня кровь в жилах застыла. И люди перед Форнидой оцепенели, как кролики перед горностаем, стоят и смотрят, рты поразевали… Не знаю, что уж она им сказать собиралась, но, если б велела в Монжу прыгнуть, все б так и метнулись на берег.