– Де Велиара! – вспомнила Майя, и на лице ее отразилась тревога. – Но как же быть с отцом? – с волнением спросила она. – Он испугается, что меня нет! И не перенесет этого!
– Не беспокойся, дитя мое. Мы бы не поступили так жестоко. Ты духом с нами, но для отца и прочих оставленных тобою ты спокойно спишь и проспишь долго, не возбуждая ничьих опасений… На этот раз тебе с нами нельзя оставаться, но потом вернешься, если захочешь сама – и если устоишь против соблазнов. Пойдем.
Они стали спускаться по бесконечным галереям почти без ступеней, сводившим к подножью холма.
Изредка лишь более крутые лестницы взбегали на отдельные террасы, куда, как сказала Майе спутница, уходили сестры, желавшие уединиться для размышлений или занятий. Там, говорила она, за террасами, отделенными от глаз драпировками вдоль колоннад, находились потайные гроты, где сестры могли предаваться одиночеству, не боясь помех.
– У каждой из нас есть такая келья, – пояснила София. – Но если нет у нас особых занятий или влеченья к созерцанию, мы чаще бываем все вместе.
– Так здесь монастырь?.. Кого ты называешь сестрами? – удивилась Майя.
– Сестрами и братьями мы все зовем друг друга. Разве ты не сестра мне по духу?
Они сошли наконец в тенистый парк, где пели тысячи птиц, а на лужайках, покрытых вольно растущими цветами, паслись группами дикие звери и домашние животные. Скоро путницы очутились в той прелестной долине, которая видна была сверху.
– Это лабиринт – то, что издали казалось рощей, – сказала София. – Туда ты не можешь проникнуть. Даже нам, посвященным, не всем и не всегда открыт доступ к жилищу самых высоких адептов, каков есть Кассиний… Да вот и он идет сам.
Глава X
Радостно забилось сердце Майи. Она ускорила шаги навстречу своему учителю. Белый брат приветствовал ее улыбкой.
– Добро пожаловать, – сказал он. – Отдохни с нами от тревог и дурных влияний, наберись сил вести дальнейшую борьбу с искушениями, жизненными испытаниями и печалями. Укрепись, чтоб выйти победительницей и удостоиться миссии избранных.
– Кассиний! – вскричала девушка. – Неужели ты не насовсем увел меня? Неужели мне придется возвращаться? Правда, там отец, но… – Майя опомнилась и смущенно умолкла.
Глубокий и печальный взгляд был ей ответом.
– Ты огорчаешь меня, дитя. По какому же праву я могу тебя взять в эту обитель счастия, конечную для смертных, не разлученных окончательно с жизнью во плоти? Чем ты заслужила такое? Еще вчера ты чуть не пала жертвой любопытства и неосмотрительности. Несмотря на мои предостережения, не сумела противостоять грубым сетям злонамеренного человека! А теперь хочешь сразу остаться с избранными по заслугам, с нашими много страдавшими и многое сумевшими вынести и преодолеть сестрами по духу, которые настолько выше тебя, что ты даже и лицезреть их недостойна!.. Посмотри вокруг себя: видишь ли ты кого?
Майя оглянулась, изумленная. Она здесь еще ни души не видала, кроме Кассиния и Софии, но теперь и той не было возле нее… Девушка осталась наедине со своим учителем.
Она так ему и сказала.
– Вот видишь! А между тем у нас равные по заслугам всегда видят друг друга; тогда как высшим надо сделать усилие воли, чтоб явить свой зримый образ.
– Как же так? – изумилась Майя. – Я ведь ясновидящая и вижу то, чего другие никогда не видят!
Белый брат усмехнулся.
– Оставь гордыню, бедная девочка! Не прибавляй нового препятствия к скорейшему достижению истинной высоты. Что ты видишь там, на своей пропитанной грехом и нечистотою земле? Пустые проявления сил природы или темные создания злой воли, злых помыслов человека. Посмотри: сюда и доступа нет этим недостойным, безличным, безвольным, отрицательным существам. А те, кого могут видеть лишь достойные, для тебя незримы. Прошу вас, братья и сестры мои, покажитесь ей, подтвердите мои слова! – воззвал Кассиний, величественно махнув рукой.
Майя отступила, пораженная. На миг все дубравы, поляны, холмы и зеленые кущи оживились ласково или печально улыбавшимися лицами. Величественные Белые братья и сестры всех возрастов, кроме детства, всех типов и народностей, гуляли по рощам и долам, только что казавшимся девушке до того уединенными, что она несколько раз порывалась спросить Софию, отчего нигде не видно людей. Теперь вот и София стояла снова перед ней в группе нескольких других.
– Но отчего же я не вижу? – смущенно пробормотала Майя. – София! Почему я перестала видеть тебя, как только подошел Кассиний?
– Потому что я перестала желать, чтоб ты меня видела. Я стала не нужна тебе более, – ласково возразила София.
– Вот как, – печально промолвила Майя. – Я знала, что мы… То есть такие, как я, – поправилась она, жестоко смущаясь, – достигают возможности становиться невидимыми плотским очам людей, которые не одарены вторым зрением; но не думала, что и я не всё и не всех могу видеть… – И она глубоко вздохнула, едва сдерживая слезы.
К ней со всех сторон приступили с утешениями:
– Не огорчайся, дитя мое. Это придет.
– Мы все прошли чрез эти стадии.
– Большинство было еще гораздо несовершеннее тебя… Ты ведь так молода!
– Духовные силы развиваются нравственным самосовершенствованием… Работай над собою, и достигнешь желаемого, как достигли мы!
– А что будет, если я захочу вас увидеть? – сквозь слезы спросила Майя. – Если я употреблю на это желание всю силу своей воли? Быть может, тогда мне удастся…
– Быть может – если мы не будем тому противиться, – отвечала София. – Все дело в том, чья сила возьмет верх. Тех из нас, кто отнесся бы пассивно к твоему желанию, ты, вероятно, увидала бы…
– Да! Сила воли – великий рычаг во всем и всегда. Поэтому благоразумные создания им злоупотреблять не должны, – серьезно сказал Кассиний. – Теперь не время и не место, Майя, для бездельных опытов. Я должен побеседовать с тобою серьезно, прежде чем ты возвратишься домой. Пойдем со мной… Здесь тебя, пожалуй, будет теперь смущать невидимое многолюдство, а я проведу тебя в совершенно уединенное место.
Кассиний пошел вдоль зеленой изгороди-стены до поворота и там исчез. Прежде чем последовать за ним, Майя оглянулась и попробовала сосредоточить всю свою волю на желании увидеть хоть кого-нибудь из только что окружавших ее людей… Напрасно! Все снова превратилось для нее в цветущую пустыню.
– О Майя, Майя! – укоризненно проговорил ожидавший ее проводник. – Насколько же должен я любить тебя, чтобы терпеть такое неповиновение!.. Мне следовало бы тебя тотчас вернуть назад и предоставить твоей судьбе. Быть может, я не всегда буду иметь право так снисходить к твоим проступкам. Смотри, Майя, чтобы непокорность и тщеславие не одолели твоих хороших качеств и не погубили тебя.
Пылая стыдом и раскаянием, свесив повинную голову, Майя вошла в маленькую дверь, пробитую в скале, и, не смея возвысить более голоса, молча следовала за своим спутником по бесконечным подземным ходам, по сумрачным лестницам, все дальше вверх… Витая узенькая внутренняя лестничка постепенно суживалась кверху и в спиралях своих поворотов становилась круче и круче. Майе казалось, что они лезут на бесконечную колокольню.
Наконец они достигли круглой платформы не более двух саженей ширины. Вокруг сплошных стен этой воздушной башни, начинаясь на высоте человеческого роста, а кончаясь под самым голубым хрустальным куполом в виде блестящего конуса, покрывающим башню, точно ясным сводом неба, шли один над другим, уменьшаясь в размере, семь рядов частых круглых окошек. Их было по семи в каждом ряду, по семи вдоль и поперек, этих оконцев без рам – просто кружков матовых, белых стекол. Снизу они представлялись блестящими бусами, нитями жемчуга, семь раз охватившими островерхую вышку. В средине комнатки стоял стол со всем нужным для письма, и к нему от каждой из блестящих бусин были проведены проволоки, легко сообщавшиеся и разъединявшиеся со стоявшим на столе зеркалом.
– Садись, – указал Кассиний ученице на единственный стул, стоявший у стола.
Майя повиновалась, не смея сказать, что не устала.
Глава XI
Белый брат прислонился возле нее к стене во весь высокий рост свой. Широкие светлые одежды его падали тяжелыми складками до пола; небольшая темная борода, вьющаяся, как и темные волосы, падавшие до плеч из-под золотистого головного убора, обвивавшего высокий лоб Кассиния наподобие древних уборов аравитян, красиво обрамляли смуглое лицо с правильными чертами. Серьезно, печально, почти сурово было оно теперь… Майя не смела поднять на учителя глаз, и сердце ее сжималось и тоскливо трепетало при мысли, что она оскорбила, огорчила своего наставника, которого так давно не видала, хоть и жаждала увидеть! Она готова была пасть к ногам его, со слезами просить прощения и умолять, чтобы он ее не покинул во гневе. Но ее сдерживало небывалое чувство боязни: девушка не смела прервать раздумья Кассиния. Наконец он вздохнул и сам посмотрел на нее. Не гнев, а печаль была в его кротких глубоких глазах.
– Я не сержусь на тебя, – сказал он, ясно видя мысли Майи. – Мне только жаль тебя: ты еще далека от счастливой пристани. И в этот раз ты вряд ли окончишь миссию, возложенную на тебя искони. А желал бы я, чтобы ты сумела до того проникнуться стремлением работать на благо человечества и всю себя посвятить этой великой задаче так беззаветно, чтобы желание это служило тебе броней и лучшей защитой от всяких жизненных соблазнов и искушений.
– Ах, боже мой! Да какие же соблазны, какие искушения может представить скучная, пустая жизнь? – вскричала искренне Майя. – Если б не жаль мне было отца, я умоляла бы тебя, Кассиний, не отсылать меня к ней более.
– Потому что ты не знаешь своей жизни! Не знаешь ни ее горестей, ни наслаждений… И сохрани тебя от них судьба! Я надеюсь, что она окажется милостивой. Если бы ты сумела не поддаться ранним обольщениям, не навлечь на себя неотвратимую силу закона возмездия – неизбежную кару за грех, – юность твоя могла бы пройти без бурь… А в зрелых годах меньше опасностей.