Любимой темой разговоров у Альберта стал цирк, который ждали в городе в ближайшую субботу.
— Вы пойдете в цирк, мисс Хьюз?
— Может быть. А вы?
— Разумеется. Мы желали бы сопровождать вас.
— Спасибо, без сопровождающих обойдусь!
— Смотри-ка, Джо, нам дают отставку. Уж не хотите ли вы сказать, мисс Хьюз, что наша компания вам не по душе?
— А сколько человек в вашей компании?
— Двое — я да Джо.
— Всего-то? — язвительно спросила мисс Хьюз.
Легкое замешательство выразилось на лице Альберта.
— Как, вам мало? — нашелся он, хотя и не сразу.
— Ей бы вдвое меньше, — глумливо, без всякой тонкости вдруг выпалил Джо.
И Альберт и мисс Хьюз изумленно уставились на него.
— Ну, если дело за этим, — сказал Альберт, — то я не буду становиться на дороге, дружок. — Озорно повернулся к мисс Хьюз и доверительно произнес: — Кстати, Джо хочет знать, что за слово начинается с буквы М?
— Макаки! — отвечала мисс Хьюз, беря лошадей под уздцы.
— А если две буквы — М и X?
— Макаки в хаки! — резанула мисс Хьюз и повела лошадей с пустым возом прочь.
Альберт в легком смятении смотрел ей вслед. Джо густо покраснел и в душе клял Альберта.
В субботу во второй половине дня наши солдаты приехали поездом в город (обратно предстояло возвращаться пешком). В шесть часов перекусили и до половины седьмого гуляли по берегу реки. Здесь, на лугу, и расположился цирк — огромный красно-белый полосатый шатер. Сбоку стояли цирковые фургончики. В одном продавали билеты, вокруг него толпился народ…
Внутри шатра горели лампы, освещая озерцо арены в берегах человеческих лиц. Вместе с товарищами Альберт и Джо угнездились вверху, на хлипком дощатом сиденье. От ослепительных огней сердце охватывал странный, первобытный восторг. Однако само представление не затронуло их глубоко. Конечно, они с восхищением пялились на женщину в черном бархатном трико, с лиловато-розовыми ногами — одним ловким прыжком взлетала она на спину скачущей галопом лошади; завороженно смотрели на силача с гирями; смеялись над проделками клоуна. И все же невольно примешивалось чувство снисхождения — потому что цирк не волновал, как в темноте светящийся экран, населенный живыми фигурами.
Представление было в разгаре, и вдруг Джо словно током ударило: чуть поодаль — лицо мисс Хьюз. Да, это она, в своем всегдашнем комбинезоне цвета хаки и фетровой шляпе. Он притворился, что не видит ее. Она смеялась над клоуном — и тоже делала вид, что не замечает Джо. От внезапной обиды и злости сердце Джо забилось толчками. Нет, Альберту он ничего не скажет. Так будет спокойнее. Может, и вправду не заметила? Верится с трудом…
Когда вышли из циркового шатра, было почти одиннадцать часов; на землю уже спустилась ночь, восхитительная майская ночь с сиянием луны, в котором деревья представлялись высокими благородными великанами. Джо и Альберт перекидывались шутками с товарищами, весело смеялись. Однако Джо то и дело опасливо оглядывался — нет ли поблизости мисс Хьюз. Вроде нигде не видно…
До дому было шесть миль; Джо и Альберт простились с приятелями и, помахивая тросточками, выступили в путь. Дорога белела между высокими посадками; после субботних увеселений возвращалось к себе в деревни довольно много народу, оживление и довольство, казалось, были разлиты в воздухе.
Мили за три от своей деревни Джо и Альберт вдруг увидели, что впереди них движется темная фигура. Кто-то медленно ведет за руль велосипед… Деревенская девушка!.. Мисс Хьюз!.. Джо похолодел.
— Добрый вечер. Отчего вы не верхом? — тут же принялся балагурить Альберт.
— Проколола шину.
— Позвольте, я поведу этот драндулет.
— Спасибо, вы очень любезны.
— Конечно, я ведь только и мечтаю, как бы стать вашим любезным дружком.
— Неужели? — спросила мисс Хьюз.
— Сомневаетесь? О, как это жестоко с вашей стороны!
Мисс Хьюз пошла между ними, ближе к Джо.
— Вы были в цирке? — спросила она у него.
— Да, — ответил тот тихо.
— А вы? — спросил Альберт.
— Была, но вас не видела.
— Что вы говорите! Не видела! Скажите уж, не обратили внимания, — принялся за свое Альберт. — Ну разве я не симпатичнее клоуна? А вы даже взглядом не удостоили. Смертельная обида!
— Я вас в самом деле не видела, — заверила мисс Хьюз. — И не знала, что вы видели меня.
— Тем хуже, — сказал Альберт.
Дорога пошла темным сосновым лесом, за ним развилка, поворот на деревню. Мисс Хьюз, незаметно протянув руку, задержала руку Джо, которой он размахивал на ходу. Сказать, что Джо содрогнулся всем телом, точно ужаленный, не было бы большим преувеличением. Однако он позволил ей несколько мгновений пожимать свои пальцы, хоть юная его душа и помертвела от ужаса.
У развилки остановились, уже видна и деревня, а до фермы мисс Хьюз еще целая миля.
— Позвольте проводить вас до дома, — сказал Альберт.
— Знаете, — сказала мисс Хьюз, — вы лучше вот что сделайте. Поставьте мой велосипед к себе в сарай, а в понедельник отведите к Бейкеру, он заклеит шину. Ладно?
— Ладно, я даже готов сам ее заклеить, прямо сегодня ночью.
— Ну, это не обязательно… А Джо меня проводит.
— Ого-го! — пропел Альберт. — Джо, мальчик мой, что ты на это скажешь? Какое тебе выпало счастье. А мне в подружки — этот ужасный, извините, этот прекрасный механизм? Я правильно понял?
Джо, отвернувшись, молчал.
— Ну, тогда я поехал. Прощай, мой мальчик.
— Не пойду я дальше, — произнес вдруг Джо визгливым от злости голосом. — И нечего ей за меня решать.
Девушка молча смотрела на двух мужчин.
— Ну… — сказал Альберт, — ну и дела… Да будь я на твоем месте!.. — ухарски прибавил он (впрочем, было видно, что ему немного не по себе). — В самом деле, возьмите меня, мисс Хьюз.
Мисс Хьюз молчала и не двигалась с места. Так и стояли они довольно долго втроем у развилки. Джо принялся рыть землю носком башмака и вдруг вскинул голову. Мисс Хьюз тут же очутилась рядом с ним, бережно обхватила рукой за талию.
— Кажется, я тот третий, который лишний? — спросил Альберт у луны, ласково светившей свысока.
Джо снова понурился, ничего не отвечал. Мисс Хьюз по-прежнему обнимала его.
— Что ж, в таком случае спокойной ночи, — проговорил Альберт и, вежливо отдав честь, удалился.
Они остались вдвоем.
Мисс Хьюз крепче сжала талию Джо и потянула его с дороги на тропинку. Молча пошли они по ней. Ночной воздух был напоен ароматами цветущей дикой вишни и первых колокольчиков. К чему нарушать словами обаяние такой ночи? Где-то заливался соловей; они шли, и пение его становилось все ближе, ближе, пока наконец они не встали у темных кустов, где в гуще листвы затаился певец. Неожиданно и властно пустил он первое колено — словно искрами сыпанул в темноту. На мгновение затих. И тут же начал выводить другие — томные, задушу берущие низкие ноты, замер на них и вдруг вырвал густой высокой трелью, снова сыпанул ноты-искры, снова примолк. Мисс Хьюз повернулась лицом к Джо, снизу вверх заглянула ему в глаза. Лицо ее было освещено луной, на губах играла лукавая улыбка. Его охватила ярость и — беспомощность. Она положила ему на талию вторую руку и прижалась к нему с податливой силой, от которой все его тело сделалось ватным…
Альберт между тем ждал товарища дома. Он накинул на плечи шинель — огонь в очаге погас, а давняя малярия напомнила о себе. Несколько раз он брался за газеты — «Дейли миррор» и «Дейли скетч», — однако смысл заголовков ускользал от него. Время тянулось. Альберт начал во весь рот зевать, пару раз даже клюнул носом. Наконец явился Джо.
Альберт с пристрастием его оглядел. Лицо Джо было мрачно, брови нахмурены.
— Все в порядке, мой мальчик? — спросил Альберт.
Джо буркнул в ответ что-то невнятное. Больше от него ничего нельзя было добиться. С тем и улеглись спать.
На следующий день Джо был молчалив, замкнут. Альберт пытался его растормошить, но безуспешно. В шесть часов, после чая, Альберт предложил прогуляться возле дома.
— Не могу, мне надо кое-куда сходить, — сказал Джо.
— Куда? К макаке в хаки? — спросил Альберт.
Джо ничего не ответил, только еще сильнее нахмурился.
Так и пошли один за другим дни. Почти каждый вечер Джо уходил из дома и возвращался поздно. Был он хмур, неразговорчив, в лице его появилось что-то жесткое и вместе стыдливое; все чаще ронял он голову на грудь, глядел исподлобья, пряча в глазах опасный огонек. И уже далеко не так отлично ладили они с Альбертом. Потому что Альберт, несмотря на все свое балагурство, стал раздражительным и вспыльчивым. Замкнутость, угрюмость младшего товарища, а пуще всего скрытность, нежелание делиться чувствами действовали Альберту на нервы. И Альбертово балагурство делалось все менее безобидным. Бросит язвительную реплику, а Джо отвернется с невозмутимым видом, лишь в глазах вспыхнет искра. А иной раз Джо ответит взвинченно, с непривычным, подлинным остроумием, затмевая самого Альберта.
Мисс Хьюз, как и раньше, привозила на станцию сено; Альберт называл ее Макака в хаки, разумеется за глаза. В действительности она была настолько хороша, что, казалось, от нее исходит сияние. Кроме того, Альберт ее в некотором роде побаивался. Когда перегружали сено, она редко обращалась к Джо, и тот всегда работал, отвернувшись от нее. Он словно похудел, сгорбился, и все же гибкая его фигура была нежно-привлекательна, особенно со спины. На лице же, загорелом, истончившемся, потемневшем, появился отпечаток странной, слегка зловещей красоты.
— Эй, Джо, — резко окликнул его однажды капрал, — что стоишь зеваешь? Жуков в сене ищешь?
Джо повернулся быстро, чуть ли не угрожающе и взялся за работу.
— Вы не находите, мисс Хьюз, что малый стал сам на себя не похож? Что с ним такое? Может, его обидела какая-нибудь загадочная макака в хаки?
— Нет, сдается мне, здесь не хаки, а хаханьки виноваты, — дерзко и находчиво ответила женщина. — Есть такие люди, поговорят с тобой, как сенной трухи тебе за ворот…