— Угу.
— Вот и славненько, — её пальчик скользит от моего плеча вниз по руке, но ближе к локтю я перестаю его ощущать, — в первый раз — всегда страшно.
В районе правого запястья становится теплее. Я же не должен ничего чувствовать?
— Ой, какая активная у тебя ладошка, нет-нет, глазки не открывай, тебе не понравится.
Сидеть в темноте и гадать, что происходит — занятие весьма неприятное. Я чувствую ладонь на груди. Надеюсь, это не та ладонь, которая уже должна быть отрезана.
— А можно?
— Да открывай.
Даша сидит на стуле, уперевшись ладонью в меня, и быстро-быстро двигает зрачками. Пальчики её левой руки в перчатке-манипуляторе будто бы играют мелодию на невидимом инструменте. Моя правая рука скрыта за целой стеной неведомых приспособлений. Если бы я не был распят на столе, то непременно захотел посмотреть, что там происходит.
Как минимум она не разбирает меня на органы, а судя по сосредоточенности, прекрасно знает, что делает. Насколько мне известно, протез требует ручной проверки для соединения мышц и нервов с датчиками протеза. То, что срез был сделан только что — значительно упрощает процесс, большую часть электронные мозги берут на себя, но проверка и доработка профессиональным хирургом — просто необходима. Зонтик надо мной будет открыт ещё пятнадцать минут, если судить по статьям из сети — операция-то стандартная. Может, она успеет её закончить вовремя?
Если бы я был врачом и, оперируя женщину, упёрся ладонью в грудь, а ногтями впился в кожу — однозначно получил бы иск за домогательство, однако Даша, мурлыкая себе под нос и используя меня как тумбочку, самозабвенно работает с протезом. Надеюсь, что с ним. Мне же не видно, что выводится ей на линзы перед глазами, но судя по движению головой, она непроизвольно пытается посмотреть на место стыка протеза и культи то с одной стороны, то с другой.
— Фигу покажи, — отстранённо командует моя врачевательница.
Время поджимает, я перебарываю желание задать вопрос, сжимаю в кулак все пальцы кроме среднего.
— Отлично, теперь пошевели каждым пальчиком по отдельности.
Выполняю команду безропотно.
— Хорошо, просто замечательно. Так, я пока выключила. Заживляйкой намазала, сшить тоже всё сшила. До завтра пользоваться нельзя и ещё с недельку осторожно.
— А-а, — я пытаюсь сообразить, какими словами корректно сказать ей, что сейчас не время лапать меня за грудь.
— Бэ-э, — возвращаясь к прежней ипостаси, дразнит Даша.
Три минуты осталось. Я слышу колокольчик входной двери. Этот звук заставляет девушку подпрыгнуть, будто её снизу укололи, и начать расщёлкивать крепления, которые фиксировали меня на столе.
— Уходи, быстро!
Она поворачивает руку ладонью вверх и разжимает пальцы. Этот жест означает, что она отправила мне сообщение. Его используют, когда хотят обменяться контактами, не привлекая внимания. Сообщение придёт на инфон, в направлении которого был сделан жест.
Продолжая не понимать, что происходит, я проделываю этот жест в обратном порядке — сжимаю пальцы левой руки в кулак и поворачиваю его вниз, что значит поймал. Правда, мой девайс не запрограммирован принимать сообщения таким образом, и я ловлю контакт как все нормальные люди — движениями зрачка.
Даша рывком дёргает халат — всё-таки эта пуговка держалась еле-еле. Не дав мне опомниться, она обнимает меня за талию и прям-таки тащит к двери.
— Это Фёдор Майколович, поздоровайся.
— Здрасте, — обращаюсь я к открывающейся двери.
В неё пыхтя протискивается седовласый дядька с одутловатым лицом, а Даша силой выталкивает меня из операционной и активными взмахами ладони требует валить, и побыстрее.
Голос девушки звучит так, будто на столе только что проводилась далеко не хирургическая операция:
— До скорого, Айджи!
Надеюсь, сообщение от неё всё прояснит. Я совершенно точно не называл здесь своё настоящее имя!
Глава 4
На улицу я вываливаюсь совершенно ошарашенный. Зато у меня осталось целых полторы минуты! Давлю на дверь и возвращаюсь внутрь. Нетронутая левая рука цапает аэроборд, и я выскакиваю обратно. Минута десять. Может, снять ограничения по высоте полёта? Нет, тогда меня точно по камерам найдут.
В глухом переулке за мной наблюдают лишь лежащий в груде тряпья и картона старик и пара облезлых собак. Сомневаюсь, что кто-то из этой троицы ведёт видеофиксацию, но на всякий случай утыкаюсь в угол между стеной и контрфорсом древней многоэтажки.
Очень хочется узнать, что же мне написала Даша, но увы. Даю команду отключить инфон в последнюю секунду таймера. Я успел. Айдж исчез под "зонтиком" в одном переулке. Сейчас в другом появится Вадим Бросов. Я достаю из рюкзака сумочку. Две накладки на щёки и два "самострельных" микрошприца, а к ним инструкция. В каждую бровь. Выполняю нехитрую манипуляцию по протыканию кожи миниатюрными тюбиками с иглами, жду указанные тридцать секунд и бросаю отработанные расходники обратно в сумку. Не буду рисковать и попытаюсь утилизировать их более надёжно.
Активирую и кладу в карман браслет инфона моей новой личности. Ещё сутки предстоит жить с одной рукой, неудобно. Застегнуть браслет левой на левом же запястье задача нетривиальная, а правую я трогать не хочу. Линзу-экран моего прежнего девайса из левого глаза приходится просто бросить в рюкзак и установить на её место аналог, подходящий к модели инфона новой личности.
Вот и всё, хотел бы я взглянуть на себя в зеркало, но такой возможности у меня нет. Я аккуратно ощупываю лицо, и правда не родное. Как минимум ничего не болтается, не выпирает. Накладки сидят, как влитые, даже на ощупь от кожи не отличить.
Прыгаю на борд и уношусь прочь от старика с собаками. Надеюсь, он ничего не видел.
Я должен найти ту самую Никки. Она влезла в телефон отца и всё испортила! Из-за неё я спалился, из-за неё не могу вернуться домой! Подкручиваю доску и делаю хитрый горизонтальный флип. Я же вроде как аэрогонщик. Вылетаю из переулка на дорогу и замираю. Понятия не имею, что делать дальше. Обвинять во всём эту самую Никки, которую я даже в глаза не видел — очень и очень глупое занятие. Мне искать её надо, а не материть мысленно.
Ещё эта девчонка в белом халате — Даша. Откуда она знает моё имя? Перебираю всех Даш, которых когда-либо видел. Если бы люди с возрастом не менялись — я бы её узнал. Память у меня почти фотографическая. Если человек не изменился — я узнаю его через любое время, но как сопоставлять детские лица со взрослыми, в которых выросли их обладатели — ускользает от моего понимания. Хорни-докторица не бьётся ни с кем из прошлого. К тому же она и не врач, но в сети пишут, что после такой операции протез и правда нельзя использовать сутки. Я даже не могу проверить, работает он или нет.
Проблемы надо решать по мере поступления. Моя биологическая рука со следилкой сегодня точно не понадобится, значит, о том, как её возвращать, подумаю завтра. Я ищу на карте клуб, в котором танцует Никки. Откроется он вечером, у меня куча времени.
Запах кофе, мяса и выпечки напоминает, что сегодня я ещё не ел. Как приличный человек, я спрыгиваю с аэроборда перед входом в кафе и открываю дверь. Под подошвой что-то хрустит. Я захожу внутрь, внимательно глядя под ноги. Массового исхода тараканов нет, это был одинокий любитель экстрима от мира насекомых. Он рванул в прекрасное далёко средь бела дня и умер под моим кроссовком, кого-то он мне напоминает.
Сажусь за дальний столик и подключаюсь к сети кафешки, пытаясь оценить степень антисанитарии. В Верхнем Городе такое заведение и дня бы не проработало, но я сомневаюсь, что найду другое. Хотя даже здесь могут навести чистоту — во врачебном кабинете Даши всё так блестело, что возникало ощущение стерильности.
Ожидая, когда же мне принесут кофе с бутербродом, я пробегаюсь по новостным сайтам Верхнего Города. Не ищут ли меня, случаем? Всё же отец мелькает в новостях раз пять за год, не меньше. Рано или поздно моё исчезновение вызовет вопросы.
Про меня ни слова, про отца тоже. Во всех заголовках мелькает наш правитель-самодержец, всенародно любимый и вновь переизбранный мэр Эйкван. Он как обычно вещает об угрозе ужасного ИИ, который пытался уничтожить человечество и попытается сделать это вновь. А значит, мы должны сплотиться, а чтобы лучше сплотиться, надо усилить контроль за носимыми девайсами, за аугментации тела в верхнем городе ввести смертную казнь, а главное, запретить разработку нейронок шестнадцатого поколения.
Старый идиот, даже двадцать третье поколение, которое существовало перед ядерной катастрофой, не позволяло спроектировать полноценный ИИ. Сетки шестнадцатого годятся только для расчёта маршрута по картам и управления кофемашиной. Интересно, за него хоть кто-то голосовал?
До вечера я изучаю сеть Нижнего Города. Полезного мало, но кое-что всё-таки есть. Во-первых, Никки, с устройства которой ломились на инфон отца, существует в реальности. Я засёк её на камерах перед клубом. Во-вторых, она явно что-то скрывает, иначе бы я смог отследить её путь до дома по камерам. Не верю я, что она всегда случайно терялась в мёртвых зонах. Как минимум, это живой человек.
Ещё мне удаётся найти дыру в сервисе такси Нижнего Города, и в голове начинает зреть довольно глупый план. Только большая часть расчёта в моей задумке базируется на удаче, а называть такое планом — нельзя. Но другого у меня нет.
В восемь вечера я нахожу самый дешёвый хостел в пяти минутах от ночного клуба и заваливаюсь спать до полуночи. Точнее, пытаюсь это сделать, но сон не идёт. Я надеюсь найти хоть какой-то более рациональный способ втереться в доверие к зеленоволосой незнакомке, но всё, что приходит на ум — это прийти в клуб как посетитель и пытаться подкатить к танцовщице. Уверен, что в лучшем случае у меня ничего не выйдет, а в худшем — я потеряю все прочие возможности завязать знакомство.
Заняв позицию напротив служебного входа, я жду. К двум часам ночи мне удаётся взломать камеры клуба. В отличие от городских, которые может посмотреть любой желающий, доступ к ним ограничен, но не слишком-то защищён.